— А ну, цыц! Поганцы! — Кричер махнул лапой — и рты хулиганов плотно заткнулись капустными кочерыжками. — Молчать и слушать, не то выпорю крапивой! Кто вы есть такие? — Домовик уселся на колоду для рубки мяса и принялся вещать: — Вы есть рабы племени волшебников. И род свой чтить, а не позорить должны! И преумножать по мере сил. Кто ж вам, таким уродцам, размножиться позволит? Предки наши в неволю себя сами по договору великому отдали, чтобы выжить, когда нас Нежить Древняя полонила и в Черную жертву на Великих топях готовила… Понимаете меня, козявки крикучие, сквернословные? Кивните, олухи, а то колотушек схлопочете.

Эльфята дергались в своих путах, как червячки на паутинке. А сами всё равно зло лягали воздух, хоть и получалось, что ногами только друг дружку-то и били, да глаза угрожающе выпучивали — не нравилось им то, что Кричер говорил, не доходило, видимо, что на этот раз взялись за них всерьез!

— Вижу, не понимаете по-хорошему. Вредить и каверзничать не передумали… — Эльф вздохнул. — Придется наказывать. Как звать вас, отвечайте сей момент, говнюки! — приказал он, сердито нахмурив брови, но кляпы изо ртов убрал, чтоб мелкие пакостники не задохнулись.

— Дед плешивый, в жопу тебя этой кочерыжкой! Отпускай, пока на тряпки не порвали и в сортир не затолкали! — закричал несгибаемый Чикки и плюнул в лектора, но тот ловко увернулся. Второй же «повешенный» молчал, будучи умней и трусоватей.

Эхо дробно разносило по леднику вопли рыжего карбонария:

— Чикки меня зовут – я вольный эльф! Никому не служу и не сдамся! — орал он. — И никого не боюсь! Щас как развяжусь — напиздюляю тебе, шмотка маговская! Да я тебя щипцами удавлю, собачья какашка! Греби отсюда, пухло купоросное, а что моего брата Гребби зовут, я тебе не скажу! — Чикки закашлялся и замолк, потому что, выкрикивая жуткие, как ему казалось, оскорбления, одновременно пытался пнуть оппортуниста-близнеца и доплюнуть до Кричера.

— Так-так-так! Значит, имена у вас есть, полдела сделано. — Домовик славного рода Блэк-и-Поттер, кряхтя, оперся на узловатые коленки и встал. — Бить придется. — Он наколдовал пышный букет зелёной крапивы и, ловко подхватив визжащего Чикки с крюка, оголил ему тощую задницу и — лупанул без размаха:

— Давай клятву, эльф!

Вжик… в службе дому… вжик… в усердии… вжик… в послушании… вжик… в сбережении добра хозяйского… вжик… в работе неустанной… вжик… в манерах скромных… вжик!

Эльфята орали как резаные. Причём, оба. Седьмой удар был совсем слабенький, потому что Чикки уже на втором начал рвано выдавать слова врожденной клятвы:

— Жизнь моя… ай!.. усердиё-ё-ё!... и преданность… уй!.. потом… бо-о-ольно!.. ства… принадля... бля!.. жит… ой-ой-ой!.. хозяину… и дому!.. А-а-а!

Кричер опустил орудие наказания и повелительно зыркнул на второго приводимого к присяге, ревущего без перерыва:

— Ну!

— Зизнь моя, уселдие и пледанность… — («Хлюп-хлюп», — сделал греббин распухший от слез нос), — потомства плинадлязит хозяину и дому! Клянус-я-я-я! — отвязанный эльфёнок заголосил громче и пополз к наказанному брату, которого Кричер всё еще держал подмышкой. — Блатик!

Старший домовик поставил Чикки на ноги:

— Никаких компромиссов, никаких уловок, поняли? С этой минуты вы поступаете в моё учение, и… — Он достал из воздуха два серых холщовых мешочка из-под хозяйственного мыла и протянул всхлипывающим малькам. — Одевайтесь. Спать определяю вам в кладовке при кухне; где и что в особняке, объясню после обеда. Рыжий сегодня ночью будет перебирать фасоль. За любое бранное слово — прищепку на язык! А ты, Хапуга, пойдешь после купания чистить и шинковать лук для пирога, целых два фунта — Его Светлость наш граф любит жаркое по-французски.

Притихшие жертвы воспитания кивнули круглыми головешками.

Кричер дал им пять минут на то, чтобы оправиться и покур… кхм… то есть перестать реветь, вывел эльфят в коридор и подтолкнул к лестнице в прачечную, где несчастных ждала еще одна мука в виде большого таза с горячей водой, жесткой мочалки и дустового мыла.

«А жизнь-то налаживается!» — подумал, потирая лапы, палач. Что подумали Чикки и Гребби, история умалчивает…

*

— Итак, Хагрид! – торжественно объявил Поттер и стукнул кулаком в дверь, сбитую из толстых досок. Сольвай в почти кромешной темноте не особо разглядел хижину размером с приличный двухэтажный домик, к которой они подошли, однако гаррины слова не вызвали у него недоверия: — Крепись, Сайка, будет страшно!

С пару минут ничего не происходило. Потом раздалось одиночное: «Тяв-р-р!». Потом внутри строения, похожего на выкидыш сторожевой башни Сталкера, что-то рухнуло, бухнуло несколько раз, загрохотало, и тяжелая дверь, на гиенами лязгнувших петлях, отворилась. Внутри царил мрак.

— Гарри! Нет, это точно ты! — воскликнула тень голосом, который Сай счел бы искусственным, созданным синтезатором – таким глубоким басом тот резонировал, да и шел откуда-то сверху, из-под крыши округлой хижины, у дверей которой Мотылёк застыл пораженный.

— Здравствуй, Хагрид, принимаешь гостей? — по-мальчишески хохотнул Гарри. — Мы со своей выпивкой! – Он выудил из оттопыренного кармана что-то похожее на маленький мешочек, тут же в его руке превратившийся в полноразмерный пакет с двумя по-домашнему укупоренными бутылками.

— Вот это сюрприз! Заходи, а кто это «мы»? Дай-ка гляну… — Великан, а это был именно он, футов девяти росту и необъемной толщины мужик, отступил в еще более плотную тень дома, пошуровал там и, затеплив от палочки огромный фонарь (как настоящий старинный, уличный), загрохотал: — Мать Моргана! Да это ангел! Туда ж тебя, Гарри, откуда взял?! Настоящий же! И крылья, небось, имеются?

Сольвай мог бы поспорить на что угодно: тот не шутит и не прикалывается. Вот-вот сграбастает, разложит на колене кверху задницей и начнёт искать на спине у «ангела» крылья! Бр-р-р! Поттер засмеялся и подтолкнул явно впечатлённого хогвартского экскурсанта вперёд:

— Сольвай Сванхиль. Прошу любить и жаловать… так же, как люблю его я.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Сай, проходя. — Как поживаете?.. Ни-и-ичего себе! – Он так и остался с открытым для светской беседы ртом.

Комната теперь была освещена еще одним источником света — похожей на цеппелин лампой, висевшей над заставленным посудой столом. В углу на расплющенной подушке лежал огроменный брылястый пёс и без какого-либо интереса смотрел на ночных визитёров. Названный Хагридом громила, в своём меховом жилете и с кудлатой шерстью… (или это шевелюра?) напоминавший старого гризли, лепеча что-то... грубым голосом, пытался навести хоть какой-то порядок и усадить гостей:

— Лапушки мои! Вот здорово-то! Какими судьбами? А ты, Клычок, соня, чего не встречаешь? Щас, мальчики, щас, всё в лучшем виде будет… Проездом или как? По делу? — Вдруг перестав суетиться, он с тревогой спросил у Поттера: — Неужто кто дуркует по новой?

Сольвай, пытаясь незаметно крутить головой, разглядывал колоритный интерьер дома лесничего. Вспомнил, что в детстве читал про Вторую магическую и даже на экзамене ему попался вопрос: «Магические существа, великаны, их роль в битве за Хогвартс»… И как будто сейчас очутился в сказке или фильме! Подумать только, тот самый Хагрид!

— Не веришь, что просто так заглянули, повидаться? — Главный аврор будто скинул пару десятков годков, от его серьезности ничего не осталось. Пацан пацаном! Сидит вон рядом с Саем, чуть ли ножками не качает, ягоды какие-то из большого тазика ест! Или это тарелка?

— А чего б это ночью мракоборскому начальству по хогвартским граундам шляться, да еще с ангелочком на пару? Говори уж, Гарри, что стряслось? – Рубеус наконец-то уселся вместе с гостями — стол уже ломился от угощений.

На ароматный дух пищи лениво выбрался тучный пёс, проковылял поближе и бухнул тяжеленную башку Саю на колени, уставился на него просящими жалобными глазами. Сай некоторое время боялся пошевелиться, но потом догадался кинуть под стол толстую копчёную колбаску, которая почти сразу исчезла… внутри у собаки.