Ты татуирован мной, как вор в законе,
Краплаком крови, сиенной тоски перцем.
Золотом счастья, свежей листвы минтом,
Острой горчицей охры, зимней вьюги мелом.
Я отпечатан, как цветным принтом,
На бумаге твоего тела.
Припев:
Я любил тебя, когда ещё был морем,
И уже любил, когда стал небом,
Каждым лучом солнца, каждым ветра воем.
А пока не любил, будто вообще — не был!
*
Ты гуляешь кровью по моим жилам,
Истекаешь потом в зной из каждой поры,
В глазах моих блестишь слезою, миром.
Ты будешь во мне, со мной, мною!
Я буду в тебе, с тобой, тобою…
Под такую офигительную колыбельную, бившую грандиозным оркестром по всем возможным струнам его сознания, Гарри ещё никогда прежде не засыпал…
Разбудила возня под боком. Чьи-то жадные губы то тут, то там прилипали к его коже. Собственно, что значит «чьи-то»?..
— Хочу, — просто сообщил Сай и бесцеремонно положил руку Гарри между ног.
— Дай мне хотя бы проснуться! – взмолился тот.
— Потом проснёшься, в процессе.
— Погоди, ну выпусти меня на пару минут, в туалет. Или водички попить. Мне же потребуется не пересохшее горло?
— Что ещё за новости? Я его хочу, а он хочет в туалет? Фу! Попить – попей.
Смехом смыло остатки сна, но выбраться из постели требовательный любовник Поттеру всё-таки разрешил.
Через несколько минут Гарри позвал его из кухни. Сай нехотя отправился на почему-то снова рассерженный поттеровский голос. Войдя в кухню, замер на пороге: потолок тут тоже был разрисован… «Ля-ля, ку-ку, хрю-хрю, пиздюк-пук-пук» — прыгающими корявыми буквами, а в центре композиции — рисунок, ну… наверное, пятилетнего малыша, вернее, двух малышей: человечек, состоящий из овала, кружочка с точками и почему-то пяти палочек (четырёх длинных и одной коротенькой), на манер меча держал в руках нечто круглое и, кажется, горящее и пытался тыкать этой штукой в морду разъярённому зверю, толстому такому, угловатому и пупырчатому полужабе-полудракону.
Сай не удержался и расхохотался: каля-маля была гениально смешная!
— Чем ты, Гарри, не доволен? Смотри, как они меня здорово изобразили! Я, кажется, рыцарь и бьюсь с драконом? Адской сковородкой? Отважный и величественный. Мне нравится, бесенята, видимо, в какой-то книжке подсмотрели, или генетическая память. Они вообще всё копируют, всё, что я делаю. Волшебные краски у них отобрали, так обычными нарисовали. Единственное, чего я им не прощу: с какого рожна мне писун такой крошечный сделали? Обидно ведь. Требую официального опровержения!
Поттеру было не до смеха:
— Ты понимаешь, что замок охраняется государством и сюда всякие комиссии могут нагрянуть, проверить ход реставрации? И что мы им предъявим? Вот эту наскальную эльфийскую живопись? Да у нас нахер отберут Сталкер и оштрафуют! – он злился, но как-то лениво. – А, ладно! – В конце концов махнул рукой Гарри. – Пошли, покажешь мне писун, чтобы я мог свидетельствовать за тебя в суде…
Сай, держа любимого на некотором расстоянии, как раз принял самую откровенную позу, выпячивая анус, делая его крайней точкой на своей лакомой заднице, и раздвинул пальцами ягодицы. Щедро налил на тревожно сокращающееся колечко сфинктера лубрикант, постарался забыть о предыдущих интимных проблемах – помогло. Чем быстрее Сольвай работал кулаком на своём члене, тем быстрее терял болезненную чувствительность задний проход. Когда к ласкам самого Сая присоединился и гаррин язык, капризное припухшее колечко, наконец, поддалось и раскрылось, без препятствий впустило мизинец, который медленно продвигался вглубь. Гарри очень осторожно вводил палец, давая телу Сая адаптироваться. Приятное тепло промчалось от саевых ягодиц к животу, наполнило дыхание юного любовника, вызвало обильное выделение пота, его соски набухли, в кулаке, которым он дрочил, сделалось влажно и скользко, тело заломило от подбирающегося наслаждения… Гарри прицелился головкой своего члена, блестящего от толстого слоя смазки, и уже набрал в грудь воздух. Ещё мгновение – и начнётся, покатится, полетит их общий оргазм на мощных крыльях…
И вдруг перед глазами качнулись тени. На стене, в круге бледного света от пары маленьких свечек, почти прогоревших и уже бесполезных в предрассветных сумерках, задвигались фигуры. Ритмично, с краткими паузами. С характерным пыхтением и стонами. Огромный зверь, клыкастый, очень лохматый, с длинным хвостом, увенчанным кисточкой (лев?!) самозабвенно, сладострастно, как-то плотоядно и абсолютно бесстыдно трахался рядом с кроватью Гарри и Сая. То ли он, то ли его, неважно. Гаррин стояк упал так быстро, что позеленело в глазах. Ком тошноты нырнул в желудок.
— Палочка, Акцио! Люмос Максима!
В ярком свете, залившем помещение и болезненно ударившем по глазам, вскочивший Поттер не сразу отыскал причину такого злого конфуза: под самым потолком, на толстой балке устроились два тощих эльфа; один держал и ритмично двигал огромного игрушечного льва, а другой делал вид, что пытается вставить в хищника свою скукоженную пипку. Развлекаются, значит, милые домовички?! Дразнятся?! Подсматривают за хозяевами и повторяют? А льва украли из гарриной куртки (ну да, забыл про ещё один подарочек для Сая), которая валяется в углу, порезанная на ровные лоскутки?
— У! Убью! – Спящий туманный залив вздрогнул от страшного рёва и заковыристого мата, зелёный глаз маяка испуганно моргнул. Гарри, путаясь и падая, нацепил на себя трусы, несколько раз широко и резко, как бичом, махнул волшебной палочкой и растворился в воздухе. Что-то хлопнуло. Домовики тоже исчезли. К ногам Сая с потолка свалился большущий мягкий лев и сказал: «Р-мяу»…
………………………………………………………………..
Пенки http://www.pichome.ru/bwC
====== 31-5 ======
Механическое львиное мурчание довольно долго звучало под тихими сводами нехотя просыпавшегося Соколиного охотника. В углу валялась порезанная эльфятами одежда Поттера и Сванхиля, на такие ровненькие лоскутки порезанная. Чикки и Гребби, оказывается, аккуратисты… были…
Сай чувствовал себя удивительно одиноко. Примерно так же, не по сути, а по силе и направлению ощущения, одиночество скрутило его года два с половиной тому назад. Когда его бросил Генри… То есть, когда тот… когда Скорпи… когда отец…
Сай, не в состоянии сформулировать то, что сейчас терзало его память и сердце, спрятал лицо в ладонях и постарался не расплакаться. Очень постарался! Почти получилось, да, если Скорпиус Малфой чего-то сильно хочет, то добьётся непременно! Лишь две или три солёные капли размазались по его щекам, не больше, и плечи свело судорогой – так напряг мышцы, чтобы не позволить себе позорно дрожать. Лучше бы уж он разрешил себе эти слёзы, право слово! Лучше бы побыл одиноким мальчишкой сейчас, когда никого нет рядом. Так было бы легче – любые эмоции вредно копить, их, и даже ощущение слабости и беспомощности, нужно иногда из себя выплёскивать. Никого нет рядом? Пенки таращится из угла, не понимая, можно ли хоть что-то сделать для хозяина. «Дурак! Дурак в дурацких цветочках! Что уставился, плакса, размазня ушастая, трус! Твоих братьев сейчас уже, наверное, топят, или принимают под роспись в каком-нибудь отделе английского Министерства магии – будут на них зелья проверять и непростительные заклинания, или просто распотрошат на благо науке и цивилизации магов. А ты молчишь и трясёшься, шавка! И я шавка. Не посмел, банально не успел (о, да, грандиозное оправдание!) возразить Гарри, уговорить, убедить. Надо было просто приковать эльфят – для их же блага. Гуманист я херов! Времени не хватило – на «убедить» и на воспитание бестолочей. А теперь их загубленные жизни – на моей совести. И Гарри разозлился. Не просто разозлился, а очень-очень. Он так старается, так меня любит, а тут – нате вам: в самый ответственный интимный момент зоофильское парево перед глазами! Блин, а что если он не очень разозлился, а… навсегда? Скажет, ну нафиг ему, взрослому и серьёзному мужику, такие сомнительные приключения? Не смешно ни капли, ещё и эрекцию отбивает. А вообще дело даже не во всём этом. А в том, что какая-то неправильная жизнь у меня. Что-то я делаю не то, раз постоянно попадаю в такие передряги. Не может же быть, чтобы всю жизнь нужно было плыть против течения. Так и устать можно…»
