Джеймс поморщился, его не столько озадачило предложение странного джентльмена, сколько всерьёз напрягло то, что он не расслышал предлагаемую цену, хотя «серый» говорил очень разборчиво, даже слишком, как на уроке транскрипции.
— Сколько? — дважды переспросил Джеймс.
... — вполне громко и отчётливо ответил «серый».
Джеймс тряхнул головой и хлебнул пива. Устал, наверное, надо взбодриться.
— Не знаю, мистер, зачем вам мой перстень, но не собираюсь его продавать, — немного очухавшись от внезапно придавившей сонливости, уверенно сообщил он. — Ни за какие деньги.
— Я так и знал, — кивнул «серый», — разумеется, именно это я и сказал своим клиентам. Как можно продать то... что невозможно снять? Не так ли? Тем не менее, подумайте, сэр, я уверяю вас, что за перстень вы получите любые деньги, подчёркиваю, любые. И вопрос с передачей его новому владельцу решится очень легко, поверьте мне, лишь вы подпишете купчую. Итак?
— Я не понимаю, о чём вы, мистер, только в любом случае не стану ничего продавать.
— Ну что ж, моё дело предложить, — легко согласился «серый». — Формальности соблюдены. Прощайте, сэр. Мне жаль.
Что тому жаль, Джеймс так и не понял. На него напала икота. Доедал свой ужин он совершенно без аппетита. Еда казалась несвежей, пиво прогорклым. «Что «серый» там намекал? Если продать кольцо Гуля по какому-то особому договору, то оно снимется? А ведь это выход? Ну уж нет, чтобы мой перстень лапали чужие руки?»
Дорогу до дома Джеймс помнил смутно. Как-то аппарировал, потом шёл пешком, а что, погода хорошая.... Его память включилась на том кадре, когда он подходил к ограде своего дома. Проезжающий мимо велосипедист вильнул к нему и толкнул, сшиб с ног, давя горной покрышкой. В лицо ударила едкая струя, в глазах вспыхнул пожар, что-то (или кто-то) двинуло под колени, правую руку вывернули, чуть ли не ломая; навалились явно несколько человек. Джеймс закричал, понимая, что в ладони нет волшебной палочки. Он ослеп, вернее, зрение затмилось алой густотой. Абсолютно беспомощный, не способный даже драться, Джеймс почувствовал ужасную боль на безымянном пальце левой руки. Вывернувшись, сквозь кровавый туман будто в замедленном ужастике увидел, как по его пальцу, на котором был одет альмандин, двигается тонкое зазубренное металлическое полотно. На брусчатку полилась кровь, превращаясь в лужицу. Боль притупилась ужасным пониманием, вспыхнувшем в сердце: сейчас ему отпилят палец и снимут вампирское кольцо. Кошмар! И всё закончится. Не будет брака, не будет кимовой музыки, не будет его голоса и взгляда его удивительных магнетических глаз. Никто больше не назовёт Джеймса «Джей Эс», никто никогда не поцелует в губы и не... Ни с кем другим он просто не сможет! Нет и нет! Ким Мартинсен будет ходить по земле, но никогда не подойдёт близко к Джеймсу Поттеру.
— Не-е-ет! — захрипел он и, собравшись в комок, махнул руками и ногами во все стороны, наугад. Акцио не помогло, куда делась палочка, осталось загадкой, да и думать над этим не было времени. Спасая палец с перстнем, Джей получил увесистый удар в голову и под рёбра, потом в пах, в бок. Теперь по всему телу гуляла адская боль! Зажимая левый безымянный палец в кулаке правой руки, давясь собственной кровью, Джеймс прорвался к своей калитке и упал в неё. На него навалились, растянули руки, придавили ноги. «Если его снимут, — успел подумать Джеймс о перстне, — то я умру. Прощай, Ким».
В уши ворвался пронзительный визг. Удалось освободить правую руку, скинуть нападавших и вытереть с глаз кровь. Прямо по нему, скача, будто мультяшный кролик, топтался щенок и клацал зубами. Отважный Коржик, как мог, сражался за хозяина. Джеймса поволокли за ноги, как мешок, при этом грязно ругаясь и пиная щенка. От удара тот отлетел на несколько ярдов и врезался в ствол дерева, обмяк. Джеймс понял, что даже эта незначительная помощь не сработала. Он закрыл глаза и приготовился изо всех сил защищать своё помолвочное кольцо. Но где взять эти силы?
Вдруг раздались вопли ужаса, Джеймса бросили. Теряя сознание, он подумал, что сходит с ума от боли и отчаяния: над ним чёрной тенью застыл, капая слюной, огромный косматый зверь, придавив когтистой лапой одного нападавшего, и выплёвывая из пасти какую-то откушенную часть тела другого...
— Да, теперь будут сложности со Статутом... — Уже довольно давно будто через вату Джеймс слышал спокойный, чуть раздражённый голос отца, но только сейчас, прокрутив в голове все события битвы за перстень Кима, начал понимать, что именно говорит Поттер-старший. — Уладим, разумеется, уладим, не волнуйся, однако лишний раз Бруствер ткнёт меня, как главу Аврората, в помои. Ничего, переживу, — продолжал Гарри. — Ты пей, сынок, пей, тебе надо побольше пить крововосстанавливающего. И лежи спокойно, пока мази заживляющие действуют, а то шрамы останутся. Так вот, ребята подоспели вовремя, защита дома сработала — если бы не они, то наш Коржик всех мерзавцев порвал бы на кусочки. Это его Кричер превратил, временно, разумеется; заметил в окно драку, тебя в крови, без палочки, перепугался и помог вот таким способом — превратил щенка в ужасную зверюгу. Мы о нашем старикане многого ещё не знаем. А личности задержанных выясняются, они — магглы, дьяволопоклонники, едрить их, целая секта. И с магами связаны, ну там подпольная, в обход Статута, торговля предметами магомира. Расследование предстоит долгое, трудное, твоё кольцо они готовы были заполучить во что бы то ни стало. Торопились очень, им маг помогал, научил, как тебя разоружить, сам чары навёл, ищем его, опаснейший тип. Они психи — только и твердят «перстень Демона, перстень Демона»...
Под убаюкивающий рассказ отца Джеймс и уснул. Голова соображала плохо, но самое главное он понял: кольцо Кима навсегда останется с ним. И эта мысль ему очень нравилась.
На следующий день Гарри убедил сына зачаровать перстень на невидимость.
— Иначе за ним так и будут всякие придурки охотиться. Уж очень сей вампирский артефакт — лакомый кусочек, сатанисты за него нешуточно взялись. — Этот аргумент Джеймса вполне убедил, и через несколько часов крупный альмандиновый кабошон исчез с его пальца...
*
Гуль сидел на крыше небоскрёба, за ограждением, на самом краю, и болтал в воздухе босыми ногами. Эх, полюбились ему высотные американские башни, по вкусу пришлись; архитектура — говно, зато ветер, невероятная свобода, полёт... Почти голый, в одних трусах, он что-то насвистывал, щурясь от солнца, обжигающего плечи. В фарлонге (2) под ним копошились на узкой полосе пляжа Майами людишки-муравьишки, тянулись по лентам дорог точки автомобилей, в горизонт, куда только доставал взор, упирался синий, отражающий небесную чистоту, океан. Планета жила и радовалась. На гладкий бетон из прокушенного запястья Гуля вытекала кровь — нет, он не собирался убивать себя, что за бред, просто, борясь с невыносимой болью в сердце, что какое-то время назад застигла его, загорающего на балконе, влетел бегом на крышу, вонзил себе в вену зубы и крепко-накрепко прикусил. Пить свою кровь даже не думал, но прочувствовать её вкус на языке было единственным спасением от звериного воя, рвавшегося из горла, нет, из раненого нутра. По щекам Гуля текли слёзы, но он не замечал их, старался не замечать и колючек, прыгающих в груди слева. Несколько часов назад Мартинсен отчётливо ощутил, что с пальца Джеймса снова сдирают кольцо, почти содрали... «Даже если это будет стоить мне жизни — отпущу! Нельзя насильно держать человека, который так хочет освободиться, — решил он, — последний раз увижусь с ним — и разбежимся. Хочу, чтобы Джеймсу было хорошо...»
*
Ким Мартинсен... Ким Мормо Мартинсен, граф, между прочим... Высокий, черноволосый красавец-гуляка, гитарист от бога, выпивоха, бывший наркоман, балагур и раздолбай, за все свои 24 года, в течение которых он топтал высокими хэковскими ботинками наш дряхлый подлунный мир, никогда не занимался столь тяжелым и экстремальным, но пикантным делом...
