И вот прямо сейчас «дело», в волнении покусывая розовые губки, выслушивало замечания, которые по ходу чтения его сочинения выдавал уважаемый эфенди, знаток грамматики и полиглот Мартинсен.
— Голуба, так, что тут у нас, кулинарный рецепт? «...я беру кастрюлю и говно на бумажке...» — Учитель нахмурился. — Неправильный оборот. «Sheet of paper» не совсем то, что «shit on paper», одна-две буквы, а такая разница. А pen — не pаn, Мати. И, пожалуйста, ставь артикли. Маленькие такие словечки.
— Что ж они такие юркие, неудобные, Кимушка? — сдвинув брови домиком, жаловалась ученица. — Вот вроде «аn аррle» понятно, что яблоко, а «the apple» получается, что чем-то того лучше.
— Смотри, Мати, это как маячки. Вот, например, ты — Эркюль Пуаро...
— Кто? — спросила Вантуле, заерзав на краешке стула.
— Не суть, скажем, Шерлок Холмс, английский сыщик, детектив.
— Как папа Ала? — Стараясь быть смышлёной, закивала Матильда.
— Ага, точно. Тебя пригласили расследовать отравление в замке маркиза. Вот что ты будешь искать «a glass» или «the glass»?
— Я буду искать убийцу, конечно! — понятливо улыбнулась недотыкомка.
— Подумай еще, ты же умница, Мати, — попросил Ким, не выказывая ни капли раздражения. — Или вот тебе альтернатива — просто пить захотел, какой артикль тогда?
— Если я ищу отраву, то артикль будет «the», а если просто напиться, то мне всё равно, какой бокал, тогда пусть будет «а».
— Правильно! А теперь так, но только быстро... — Гуль достал тетрадь с упражнениями и, усевшись за стол рядом с девушкой, приступил к объяснению правил составления сложносочиненного предложения.
Откуда бралось терпение, он сам не знал, но уже после пятого урока Матильда Вантуле потихонечку начала писать грамотней; с математикой («Мат + Мати = кака!» — шутил Ким) дела шли вообще прекрасно, а вот история и литература были для бедняжки непаханым минным полем... Ким приказал подруге читать по сто страниц в день, и сам не ленился проверять каждый вечер, задавая вопросы по прочитанному. Исключения в занятиях делались, только когда они выступали или переезжали из города в город.
Мотыльки ржали, но втихаря... Прогресс был!..
Когда впервые Сай деликатненько обратился к мужской части коллектива с призывом помочь их единственной девочке позаниматься так на досуге, Свечка неожиданно отказался.
— Ненавижу всякое такое, — сказал он. Серьёзно так сказал. — И нечего на Андриса поглядывать, ну и что, что у него педобразование? Он мне для другого нужен. А по какому поводу вообще кипиш? Ей ногами работать безграмотность мешает, что ли? Вон пусть Упырь займётся учительствованием, чтобы тренькать на нервах перестал и в стенку все дни не пырился, то есть не пялился. Страдалец наш. Короче, я пас!
— Пас у нас Кит, — вставил старую шутку Бамсе.
— Молчи, целлулоидный, — неожиданно огрызнулся Андрис. В дружеской перепалке обозначились явные признаки раздражения. «Только вот ссоры нам не хватало, устали все», — подумал Сольвай.
— Эгоисты! — отбил он подачу Свечки. — Не думал так о вас, парни. — Хотя и у самого Сая первая мысль была как раз о Гуле. — А ты что скажешь, Ким? Я помогать буду.
— Да пожалуйста! Легко. — Тот поднялся с дивана, где по обыкновению валялся в обнимку с Линдой, задрав ноги на стену. — Мне английский родной считай. И хоть будет чем заняться. Деньги на книжки давай, и чтобы никто под ногами не мешался.
— Под твоими длиннющими ногами? Не... нет желающих стоять между носферату и его жерт... выбором, кто ж захочет! — Примирительно, но почему-то с явным облегчением усмехнулся Кит. — А не выпить ли нам, джентльмены, в честь начала в нашей группе учебного года? — Решение было одобрено единогласно. (Ничего не подозревавшую о своей участи Матильду на весь вечер отправили подальше... в косметический салон)...
— Это что? Забастовка? Бабий бунт? — Гуль лениво толкнул дверь в комнату своей ученицы. — Куколка, я терпелив, я Mr. Tålmodighed (3), терпение — моя генетическая особенность, но опаздывать на урок на полчаса — это свинство, не находишь?
Матильда, сидевшая с ногами на кровати и обнимавшая большую подушку, повернула к нему лицо.
— Э... chicki (4), по какому поводу вселенский потоп? Разводим сырость в помощь регионам, пострадавшим от засухи?
— У-у-у... у-у-у, — только и смогла ответить ревущая навзрыд красавица, переставшая быть красавицей. Чёрные подтёки туши, размазанная губная помада, искажённая плачем мордашка — мисс Мотылёк стала похожа на мисс Жабу. Да ещё и потеряла дар речи, только мычала и судорожно всхлипывала.
К ним заглянул случайно проходивший мимо Бамсе:
— Мати, солнце, что такое? Кто тебя обидел? — встревоженно засуетился он вокруг подруги, попытался к ней подсесть, погладить по руке. Та только сильнее вцепилась в свою подушку и захлебнулась рыданьями. Медвежонок вопросительно посмотрел на Гуля, тот пожал плечами.
Через десять минут Мотылькам, насевшим на Матильду всем сбежавшимся на рёв составом и пообещавшим сделать с её обидчиком много ужасных вещей, удалось успокоить плакальщицу, лишь применив хитрость.
— А-а-а, понял! — прищурившись, заявил Свечка голосом, полным ярости. — Это наш новый балерун Мишель до тебя докопался? Приставал? Руки распускал? Я сразу заметил, что этот сучок глаз на тебя положил. И не только глаз? — Он демонстративно размял шею и плечи, покрутил кулаками. — Вот же мразота! Неужели он тобой попользовался, насильно? Да я ему сейчас его гнилую кочерыжку вырву и сожрать заставлю! — Джимми направился к выходу, сопя, тяжёлой поступью, не предвещающей ничего хорошего насильнику-Мишелю (в действительности милейшему и дружелюбнейшему парню, отличному танцору и весельчаку, всё время одаривающему весь кордебалет цветами и шоколадками). Матильда резко перестала рыдать и часто-часто заморгала.
— Ой, стой, Свечечка! Никто меня не обижал! Не надо никому ничего отрывать! Я от радости плачу. — Она виновато оглядела озадаченных ребят и, громко шмыгая носом, достала из-под подушки конверт. — Мне письмо от мамы пришло. Представляете?! — В покрасневших глазах Мати заблестела новая порция слёз. — Она никогда мне сама не писала и не звонила! И вот... Пишет, что Кнуд её бросил, допился до чёртиков, устроил ночью скандал на весь квартал, бегал голышом от каких-то вымышленных вампиров, его в психушку хотели увезти, но он как-то отвертелся. А утром прихватил всё, что было в доме ценного, и смылся, исчез. Мама на него ругается, но пишет, что хочет пойти лечиться от пьянства. Сама, представляете? И по Эрику она очень скучает. И по мне-е-е-о-ой-ой-о... — снова завыла Мати, наращивая обороты, как сирена.
— Стоп, стоп, снова слёзы-сопли? — тряхнул её за плечо Гуль. — Ну ты даёшь. А ещё за английского джентльмена замуж собралась. Курица мокрая, плакса. Леди должна быть сдержанной и не выражать при посторонних ни активной радости, ни горя.
— Да какие же вы мне посторо-о-онние-е-е? — пуще прежнего заныла Вантуле. — Мальчики, это всё вы, я вам так благодарна-а-а, чтобы без вас делала, спаси-и-ибо-о-о...
— Я сказал, стоп! — рявкнул Гуль. — А ну-ка, леди Вантуле, прекратите лить солёную воду, как базарная девка, и скажите на культурном английском языке, о чём вам там пишет ваша маман? Ну!
Плакса несколько раз горько всхлипнула, высморкалась в протянутую Саем салфетку, сосредоточилась, откашлялась, как перед исполнением трудного соло, подняла взгляд в потолок и выдала:
«Deer (5) sir,
I would like to inform you about my miserable mother`s letter. She has written her so-called husband had left her, turned out an inveterate roug, liar and thief! But she is not upset with this occasion at all. Even glad…on contrary. Now when she is conscious of her misdeeds and is eager to improve, which is a holy joy! Mother sends me her warm motherly words, and sais that she misses my convalеscent brother as well as me…» (6)
Закончив, она резко выдохнула и обвела друзей победным взглядом.
— Сильна! — похвалил Гуль. — А теперь марш на урок! Будем разбираться, чем отличаются перфекты презент и паст... И ещё раз назовешь меня оленем (5) — пожалеешь!
