— Вы абсолютно уверены? — настойчиво спросил Боденштайн.

— Конечно, я уверен. — Ягода провел обеими руками по лицу. — Зачем мне вам теперь еще лгать? Ведь все уже позади.

Боденштайн припарковал автомобиль на площадке перед историческими зданиями замка Боденштайн, вышел из машины и открыл заднюю дверцу, чтобы выпустить собаку. В хорошую погоду и в выходные дни парковка была переполнена, так как замок Боденштайн, который располагался внизу долины, ведущей в Руппертсхайн, был любимым местом отдыхающих, приезжающих из Франкфурта и окрестностей. В последние годы его отец и брат, женившийся на весьма предприимчивой женщине, приложили немало усилий, чтобы сделать замок Боденштайн еще более привлекательным и, прежде всего, более доходным. Наряду с организацией традиционного конноспортивного бизнеса, они привели в порядок и выгодно сдали в аренду «Лесное кафе», расположенное чуть выше замка; также во внутреннем дворе регулярно проводились культурные мероприятия. В самом замке, где вырос Оливер, находился ресторан высшего класса, шеф-повар которого в прошлом году был награжден поварским колпаком по версии «Го Мийо» и звездами «Мишлен».

У Боденштайна не было желания встречаться с братом. Он хотел остаться наедине со своими мыслями, поэтому прошел мимо ворот во двор и направился по асфальтированной дороге к замку и перекрестку, от которого посыпанные щебнем тропы вели в Фишбах и в Руппертсхайн. Собака с восторгом носилась по убранным полям, радуясь неожиданной прогулке после нескольких дней домашнего заточения. Оливер шел по направлению к Руппертсхайну. Всякий раз, когда дело заходило в тупик, он надеялся с помощью пешей прогулки внести немного ясности в свои мысли. Накануне вечером Боденштайн поехал в больницу в Хёхст, надеясь поговорить с Дёрингом, но тот еще пребывал в шоковом состоянии и под воздействием сильных транквилизаторов. Бельгийская полиция арестовала Мориса Браульта по обвинению в похищении детей, и прокуратура уже направила запрос о выдаче преступника. Бенке, Хассе и Остерманн проверили всех гостей, которые двадцать седьмого августа были дома у Ягоды. Независимо друг от друга каждый из них признался, что подвергался шантажу со стороны Ягоды; кроме того, они подтвердили, что в течение всего вечера хозяин не покидал дом. Марианна Ягода тоже минимум до часу ночи была там.

Оливер наблюдал за своей собакой, которая широкими кругами носилась по полю. Ночью со вторника на среду Фридхельм Дёринг был похищен из собственного дома. Специалисты из отдела по сохранности следов при проведении тщательного осмотра обнаружили следы обуви в саду, прижатый к земле проволочный забор, следы от протекторов на лесной дороге позади дома Дёринга и двух усыпленных ротвейлеров. Боденштайн был твердо убежден, что в этой акции был задействован Риттендорф. Один бы он не справился, поэтому подозрение Оливера пало также на Клэзинга и Хельфриха как соучастников. Все трое отомстили Дёрингу за все, что случилось с Анной Леной. Но если бы они не узнали таким однозначно уголовно наказуемым способом, где Дёринг спрятал свою жену, вероятно, ее бы уже не было в живых. Тедди ван Ойпен в этом признался. Участие Хельфриха и Риттендорфа в убийстве Изабель Керстнер в любом случае не подтвердилось, у обоих на тот период времени, когда была убита Изабель, есть алиби. А что же Флориан Клэзинг? Нет, чушь. Известный защитник по уголовным делам никогда бы не решился на подобные действия.

Главный комиссар отчаянно надеялся на озарение, внезапную мысль, накопленный опыт, которые приблизят его к цели — найти преступника. Он медленно перебирал в памяти всю информацию, которой они на данный момент располагали, вызывал в памяти факты и лица, задавался вопросом, кто больше других заинтересован в смерти молодой женщины. Это Дёринг и Ягода, которым, без сомнения, было что терять, Керстнер, который годами терпел унижение, и Валентин Хельфрих, по понятным причинам всем сердцем ненавидевший свою сестру. Эти четверо были теми, кто мог иметь наиболее очевидный интерес в смерти Изабель. Но ведь было еще немало людей, которым молодая женщина своими необдуманными и бестактными действиями также причинила страдания, боль и горе. Кто мог сказать, что заставляет одного человека убивать другого? Причина, которая на первый взгляд кажется пустяком, для человека, ставшего из-за отчаяния, гнева или чувства беспомощности убийцей, может быть равноценна катастрофе. Мысли Боденштайна переключились на Роберта Кампманна. Инструктор, должно быть, опасался, что Изабель может поделиться информацией об их совместных сделках с его клиентами. Алиби у него не было. Как обстояли дела с фрау Кампманн, ревнивой женой? Боденштайну пришло в голову, что он с ней вообще не разговаривал, при этом напряжение между нею и ее мужем едва ли можно было скрыть. Какую роль играла Марианна Ягода? Действительно ли она не имела представления о том, с чем была связана смерть ее родителей?..

Зажужжал мобильник, вырвав его из потока мыслей. Боденштайн достал аппарат из кармана джинсов. Это была Пия Кирххоф. Она доложила, что полчаса назад Филипп Дёринг был арестован в аэропорту Франкфурта.

— Мы, правда, не можем его надолго задерживать. — В ее голосе послышалось сожаление. — У него дипломатический паспорт.

— Этого я и боялся, — заметил Боденштайн. — Сейчас приеду. Он что-нибудь сказал о девочке?

— Пока нет. Еще кое-что: в лаборатории установили, что отпечатки пальцев и волосы в «Порше» Изабель принадлежат Кампманну.

— Я буду через полчаса. — Боденштайн положил телефон в карман, свистнул собаке и развернулся на сто восемьдесят градусов.

Филипп Дёринг, он же Фелипе Дуранго, оказался мужчиной приятной наружности с характерным мужественным лицом и очень симпатичной улыбкой. Он был похож на отца, но в нем не было присущей тому агрессивной самоуверенности. Стройный и загорелый, одетый в дорогой дизайнерский костюм. На его запястье красовались «Филипп Патек»[16].

— Вы не имеете права меня задерживать, — пояснил он в начале разговора. — У меня дипломатический иммунитет.

По выражению лица Пии можно было легко прочитать, что больше всего на свете она бы сейчас хотела двинуть ему по физиономии. Боденштайн улыбнулся.

— У нас и нет таких намерений, — спокойно возразил он. — Садитесь, пожалуйста. Хотите кофе или еще что-нибудь?

— Я бы выпил воды. — Филипп Дёринг сел на предложенный стул, несколько растерянный и удивленный приветливым обращением.

Пия налила в стакан воды и поставила перед ним.

— Вы приехали непосредственно из Буэноса-Айреса, — начал Боденштайн после того, как молодой человек дал свое согласие на магнитофонную запись беседы. — С какой целью?

— Я узнал, что с моим отцом произошло несчастье, — сказал Дёринг-младший. — Я должен заниматься его делами, пока он вновь не сможет это делать сам.

— Да, неприятное событие, — кивнул Оливер. — Его пытали разрядами тока и затем профессионально кастрировали.

Филипп Дёринг, который как раз хотел поднести стакан ко рту, опять поставил его на место. У него отвисла челюсть, и рот остался открытым.

— А вы этого даже не знали? — Боденштайн откинулся назад. — Да, кто-то, видно, был очень зол на вашего отца. У него, очевидно, много врагов.

Пия, скрестив руки, прислонилась к стене и слегка усмехнулась. Сейчас она поняла стратегию своего шефа.

— Врагов? — повторил Филипп, белый как стена.

— Его похитили ночью из собственного дома, предварительно усыпив собак, — продолжал Боденштайн. — Это, должно быть, решительные и бессовестные люди. Я думаю, это нелегко сделать с живым мужчиной в полном сознании…

— Прекратите! — Молодой Дёринг вскочил, его руки дрожали. — Это отвратительно!

— Прежде чем вы так опрометчиво начнете заниматься делами вашего отца, я бы на вашем месте поинтересовался у него, что привело к данной ситуации. — Боденштайн принял сочувственный вид. — Чтобы вы не стали следующим, кого нам придется в обнаженном виде и кастрированного снимать с помощью сварки с ворот, к которым вы будете прикованы. Представьте себе, они положили отрезанные яички вашего отца в банку с формальдегидом и поставили у его ног.