Ночной ветер донес до ушей лорда Джона колокольный звон – это запели колокола в септе Ланниспорта, возвещая об опасности, и от этого звука у него сжалось сердце. Ворота гавани были заперты на засов, и несколько наемников уже снимали с причала тяжелые бревна, чтобы сделать из них тараны. Остальные размотали канаты с абордажными крючьями, закинули их на крепостные зубцы и приготовились к подъему. Стены, защищающие Ланниспорт, были всего двенадцати или пятнадцати футов высотой и сложены из камня, не скрепленного известью, - перелезть через них ничего не стоит, по крайней мере, для человека, у которого две здоровые руки. И если с той стороны не окажется решительно настроенных горожан, Золотые Мечи через считанные минуты будут в городе.
«Это будет настоящая бойня», - подумал лорд Джон. И, представив себе эту картину, он понял, что не может этого допустить. Если отряды Эйегона войдут в Ланниспорт, не встретив ни малейшего сопротивления, если они предадут город огню, изнасилуют и убьют его жителей, тогда они перестанут выглядеть героями-завоевателями, спасающими королевство, – особенно памятуя, что принц, пусть и неохотно, но все-таки одобрил убийство Вестерлингов, чтобы привлечь на свою сторону жителей Западных земель. Люди вспомнят Безумного короля Эйериса. Люди вспомнят, что лорд Тайвин спас их от этого безумца и что разграбление Королевской Гавани со всеобщего молчаливого согласия было признано жестокой, но необходимой мерой, чтобы смыть позорное пятно, оставленное династией Таргариенов. Этого нельзя допустить. Нельзя.
Лорд Джон набрал воздух в легкие.
- СТОЯТЬ!
Он подбежал к сходням, спрыгнул на берег, совсем забыв о том, что его правая рука напоминает громоздкий кусок дерева, и бросился по разломанному причалу к отряду, упорно таранящему ворота. С другой стороны ворот доносились крики; Золотые Мечи уже поднялись по канатам и перелезли за стену.
- Там всего лишь простые люди, крестьяне! Захватите стены и башни, проследите, чтобы никто не сбежал, но, ради всех богов, не пускайте в ход мечи! Мы пришли сюда не для того, чтобы их убивать!
Коннингтон выкрикивал команду, а сам в глубине души удивлялся тому, что делает. Каким же нужно быть дураком, чтобы вновь совершить ту же самую фатальную ошибку. Но он понимал, что просто не может допустить резни, хоть и знает, что это неверное решение. Много лет назад он точно так же отказался убивать жителей Каменной Септы – мужчин, женщин, детей, - чтобы выкурить оттуда Роберта Баратеона. Сожжение Ланниспорта не будет считаться славной победой и не приблизит Эйегона к тому, чтобы вернуть украденную корону его отца; даже наоборот, скорее отдалит его от цели. Кроме того, это будет означать, что кровь невинных людей, которую лорд Джон не стал проливать во время Колокольной Битвы, - город был взят, но за этим последовало поражение и крах, - теперь будет на его руках. На его душе и без того лежит тяжкий груз. Джон Коннингтон понял, что не сможет этого перенести.
- ДОВОЛЬНО! – Краем сознания он отметил, что щекам холодно от слез. Лорд Джон, словно одержимый, растолкал толпу и устремился к тому месту, где наемники спускали на берег лошадей. Он схватил ближайшего коня под уздцы и вскочил в седло с жалким подобием былой удали. Глаза жгло от соли и света факелов, светильников и костров. Коннингтон проскакал сквозь разбитые ворота и понесся по Ланниспорту. Камни, дерево и грязь хрустели и хлюпали под лошадиными копытами. Пусть его назовут трусом, пусть Уотерс назовет его трусом, но Коннигтону было наплевать. Давным-давно он дал себе слово, что если ради того, чтобы отомстить за своего серебряного принца, придется превратиться в его отца, он не станет мстить, и эта клятва, эта вера были сильнее чувства вины. Лорд Джон не помнил себя от скорби, но в то же время сохранил ошеломляющую ясность мысли. Нет. Хватит извиняться за то, что произошло давным-давно. Сейчас важно только то, что должно произойти.
Коннингтону показалось, что в него как будто вселился дух Рейегара, что он больше не опальный стареющий бывший наемник и изгнанный Десница, по слухам, умерший от пьянства, а на самом деле умирающий от серой хвори. Он скакал по городу, крича до хрипоты. Снег валил все сильнее, ветер швырял в лицо мокрые хлопья, и Коннингтону приходилось вытирать глаза покалеченной рукой. И все же ценой неимоверных усилий ему удалось удержать атакующих. Он не позволил Золотым Мечам нападать на горожан, направив наемников на стены и укрепления; как только они захватят плацдарм и закрепятся в городе, они смогут отрезать путь подкреплению, которое Ланнистеры попытаются прислать с суши. Хотя, возможно, никто не придет на подмогу, ведь жители Западных земель большей частью на стороне Эйегона. Впрочем, все зависит от того, что произойдет в Королевской Гавани. Если оставшиеся люди малыша Томмена каким-то образом ухитрятся пересилить принца, возможно, они поймут, что их родной земле угрожает опасность, и отправятся на запад. Если войска пойдут быстро, не обременяя себя обозом, урезав перерывы на еду и сон, они смогут добраться сюда из столицы меньше чем за пять дней.
Дальше для лорда Джона все смешалось. Наконец он осознал, что все кончено, - его люди заняли каждую башню, каждую крышу. Золотые Мечи сорвали отовсюду львов и повесили на их место знамена с трехголовым драконом дома Таргариенов. Взглянув на север, Коннингтон увидел жутковатое зарево, переливающееся на фоне низких тяжелых облаков. Бобровый Утес – или атакующий его флот - пылал.
- Ко мне! – Коннингтон отпустил поводья, сунул два пальца в рот и резко свистнул, собрав вокруг себя всадников. После краткой заминки, вызванной больше необходимостью проломить ворота, чем сопротивлением захваченных врасплох жителей Ланниспорта, они покинули город и стремглав поскакали по дороге к Утесу, утопая в грязи и снегу. Серебристый пар от дыхания искрился в свете пожара. Вокруг извивались и плясали странные темно-коричневые тени, и Коннигтон почувствовал, как вкус дыма обжигает горло. Камень не горит.
Они галопом миновали последний поворот и подъехали к крепостной решетке и сторожевой башне, охраняющей подход к Утесу. Ворота были открыты, решетка наполовину сорвана с петель. Коннингтон и наемники беспрепятственно въехали внутрь. Они поднимались все выше и выше, все ближе и ближе к замку, и лорд Джон увидел, что пламя охватило двор, конюшни и лабиринт тоннелей, пронизывающих Утес. Высоко наверху, половина окон в центральной твердыне, прославленном чертоге дома Ланнистеров, были выбиты. Пока лорд Джон и Золотые Мечи, словно зачарованные, смотрели на горящий замок, раздался душераздирающий крик, и из окна вылетел человек. Он раскинул руки, и на мгновение всем показалось, что он летит. А потом он перевернулся в воздухе и с тошнотворным хлюпающим звуком рухнул на землю не более чем в пяти ярдах от всадников, напугав лошадей, и так беспокойных из-за пожара. Из раздробленного черепа на камни потекло что-то серое. Алая кровь была еще алее его плаща, впрочем, и то и другое казалось черным в свете пламени.
«Красный, - обрадованно подумал Коннингтон. Странно, но он был совершенно спокоен. – Красный, цвет Ланнистеров. Замок наш, мы взяли его. Мы его взяли, он наш». Глаза щипало от дыма, но он огляделся вокруг и понял, что в замке хозяйничают Золотые Мечи. Видимо, речные лорды провели суда сквозь темные морские пещеры под Утесом и через потайные ходы проникли внутрь. Лорд Джон наблюдал за хаосом, понимая, что они победили, что они захватили и Штормовой Предел, и Бобровый Утес, и, скорее всего, Королевскую Гавань. Тающий снег стекал по его разгоряченному лицу, и Коннингтон готов был расхохотаться от радости. Львы растеряли все свои клыки, один за другим, - кого постигла смерть, кого заточение, кого безумие, а кого изгнание. Колесо божественного правосудия вращается медленно, но теперь Джон Коннингтон не сомневался в его неотвратимости.
К тому времени, как опустошение замка завершилось, небо на востоке начало сереть. Мертвые тела ланнистерских гвардейцев заполонили двор, а Золотые Мечи потеряли всего несколько человек. Разбитое стекло, словно обломки льда, сверкало среди снега, который все продолжал падать из низких облаков. Наемники, захмелевшие от жажды добычи, выбирались из погребов, пряча под рубахами подносы и кубки, загребая пригоршнями драгоценные камни и монеты. Дерьмо лорда Тайвина. Речные лорды были еще более ненасытны. Они хорошо помнили Красную Свадьбу, осаду и падение Риверрана, публичные унижения и разорение, которые им пришлось претерпеть от Тайвина Ланнистера и его бешеного пса Грегора Клигана; во всем Вестеросе их земли больше всех пострадали от войны, и они горели жаждой мщения. Один из людей Ланнистеров еще умолял о пощаде, а несколько воинов лорда Ригера собрались вокруг и, глумясь, по очереди били его по голове тяжелым золотым блюдом, спрашивая, нравится ли ему теперь богатство львов. Как только несчастный перестал шевелиться, командир Ригеров развязал бриджи, достал член и пустил струю трупу в рот.
