- Если они захотят сжечь меня, им придется много нового узнать об огне.

И все-таки Коиджа сомневалась.

- Может, и так. А известно ли тебе, что красные жрецы говорят, будто весь мир состоит из двух половин, которые все время воюют, которые противоположны друг другу? А противоположность огня – это лед. Они называют его Великий Иной… но он не более иной, чем все их колдовство.

Что-то в ее голосе заставило Джораха вспомнить страшные истории, которые рассказывали у очага. Стояла зима, снег засыпал все вокруг; тогда он был совсем еще мальчишкой. Он вспомнил отца, девятьсот девяносто седьмого лорда-командующего Ночного Дозора, и слухи о том, что напало на него и его людей во время их большого похода за Стену. Он попытался было выкинуть все это из головы, но ему не удалось бы прожить так долго, если бы он не прислушивался к своему чутью, и это навело его еще на одну мысль.

- В Волантисе был один жрец – его звали Бенетто или Бенерро, он проповедовал, что Де… ее величество – возрожденный Азор Ахаи, воплощение их древнего пророчества. Он даже хотел отправить к ней красного жреца по имени Мокорро. Мы плыли с ним на одном корабле, но он, скорее всего, утонул во время кораблекрушения.

- Это вряд ли. Их непросто убить. – Коиджа пристально посмотрела на них, а потом обратилась к Дени. – Мы как-то подвозили твоего родича. Мы везли его, жирного Сэма и одичалую девушку из Браавоса в Старомест. Он говорил про тебя то же самое.

Дени удивилась.

- У меня нет живых родственников.

- Теперь уже нет, - согласилась Коиджа. – Но, когда мы взяли его на борт, он был жив. Мейстер Эйемон, старик со Стены. У него было больше сотни именин. Мы праздновали его жизнь и оплакали его смерть. Немногим дарован такой долгий жизненный путь.

- Эйемон… Таргариен? – Дени побледнела. – Мейстер? Он был братом Эйегона Невероятного, который был отцом моего деда Джейехейриса. То есть, он был моим… двоюродным прадедушкой?

- Что-то в этом роде. Он тоже думал, что ты – вернувшийся Азор Ахаи. Он хотел увидеть тебя и твоих драконов до того, как умрет, но боги не были столь добры. – Коджа грустно улыбнулась.

Дени вздрогнула. Джорах снова увидел печаль в ее глазах: единственная связь с ее семьей, человек, который более сотни лет хранил бурную историю ее дома, - и того ей не удалось повидать.

- Когда я взойду на трон, его имя будет храниться в моей памяти. Но… ты сказала, Азор Ахаи? Мне не известна эта легенда.

- Пойдешь к красным жрецам и узнаешь. Но я опять говорю тебе: не ходи. Летние Острова…

- Я много слышала об их красоте, - сказала Дени. – Однажды я прилечу туда на драконе, когда он поправится и окрепнет. Но не сейчас. Мы переночуем на «Пряном Ветре», и если есть что-то, что я могу дать или сделать, чтобы отблагодарить тебя, ты это получишь. Но на рассвете ты доставишь нас на берег, в Асшай.

Коиджа покосилась в сторону Дрогона. Джораху показалось, что, если бы не дракон, дочь капитана готова была отказаться. Но в конце концов девушка со вздохом сказала:

- Как пожелаешь, Мать драконов.

Они ужинали на палубе под бриллиантовыми звездами. Члены команды были в хорошем настроении, они смеялись и пели на тягучем, словно жидкое золото, языке Летних Островов, но ни Джорах, ни Дени не смогли бодрствовать долго. Прежде чем они удалились на отдых, их раны осмотрел корабельный лекарь, и Джорах с благодарностью выпил целый бурдюк воды. Но, лежа в своей каюте, несмотря на уют и покой, Джорах не мог уснуть. Он тревожился, что «Пряный Ветер» может ночью сняться с якоря и уплыть, и к тому времени, как они проснутся на рассвете, корабль будет уже за много миль от берега. Летнийцы были рады удачной торговле, но они явно боялись возвращаться обратно в город и иметь дело с красными жрецами. Почему?

Вопросы роились в голове, и в конце концов, не найдя ответов, Джорах забылся беспокойным сном. Он проснулся незадолго до рассвета и запаниковал, но, выглянув в смотровой люк, увидел по правому борту Асшай. Коиджа Мо сдержала слово.

Смурной и невыспавшийся, Джорах поднялся с койки. Кто-то оставил для него вестеросскую одежду – рубаху, бриджи и сапоги, очевидно, догадавшись (вполне справедливо), что он не захочет бродить по Асшаю в одеянии, напоминающем ночную рубашку пожилой дамы. Одежда была коротковата и тесновата в плечах, но жаловаться не приходилось. Джорах оделся и вышел на палубу.

И снова Дени опередила его. На ней было чудесное тонкое платье цвета морской пены, на обеих руках – двойные браслеты из слоновой кости, а на шее – золотой обруч. Заметив взгляд Джораха, она слегка покраснела и опустила глаза.

- Они просто не хотели, чтобы я появилась перед красными жрецами словно попрошайка.

- Вы не попрошайка, - сказал он. – И никогда ею не были.

Дени тонко улыбнулась.

- Сладкая ложь, сир. Впрочем, вы на это мастер.

В ее словах пощечиной звучал укор, и Джорах отвернулся, испытывая боль, словно от удара. Больше они не сказали друг другу ни слова. «Пряный Ветер» заскользил сквозь утренний туман по направлению к гавани. Джорах все думал, как им выпутать Дрогона из парусины и поднять его к храму; лететь он не мог, а идти с ним по городским улицам, словно с собакой, было совершенно невозможно. Но раз уж они зашли так далеко, придется что-то придумать.

Через некоторое время «Пряный Ветер» пришвартовался к одному из выносных причалов. Джорах помог одному из моряков – кажется, его звали Ксондо, - установить сходни, хотя его избитое тело отзывалось болью при каждом движении, и скованно подал руку Дени. Она так же скованно приняла ее, и они сошли на берег, не глядя друг на друга.

- Мы подождем здесь с драконом, - сказала Коиджа. – Красные жрецы найдут способ, как поднять его.

Это обыденное замечание заставило Дени тревожно оглянуться. Но она не сказала ни слова, только кивнула, потом взяла Джораха за руку, и они пошли по лабиринту качающихся пристаней к берегу.

Джорах чувствовал, что на них все смотрят, и это была не игра воображения. К счастью, их никто не попытался сжечь заживо. Когда они миновали ворота гавани и пошли по крутым улочкам вверх на холм, что-то изменилось. Здесь были те же школяры, клирики, лавочники, купцы, воины, благородные господа, слуги, попрошайки, воры и убийцы, как и в других городах, такие же кривые переулки и красные фонари, обозначающие бордели, – похоже, даже ужасным колдунам иногда хочется потрахаться, - но с каждым шагом усиливалось ощущение, что они приближаются к чему-то важному.

Если он чувствовал это, то Дени и подавно. Она невольно сжала его руку. Джорах пожалел, что утопил свой меч в море. Вряд ли кто-то открыто попытается напасть, а даже если и так, то от меча будет мало проку, но Джорах как-никак был рыцарем. Владеть мечом для него было так же естественно, как дышать, без него он чувствовал себя нагим. Джорах подумал о раненом Дрогоне, который остался на корабле. Мы оба безоружны.

Великий храм Рглора оказался настоящим чудом, словно сотканным из замерзшего каменного кружева, воздушных опор и высоких сводов, его украшали величественные статуи. Вокруг горели факелы, их пламя казалось бледным в дневном свете. В большом сводчатом проходе, ведущем к воротам храма, было прохладно и темно.

Дени прерывисто вздохнула. Она некоторое время молча стояла, разглядывая ворота, и наконец призвала всю свою храбрость.

- Вы со мной, сир Джорах?

Он заглянул ей в глаза и почувствовал, как разбивается его сердце.

- Отныне и навсегда, кхалиси.

Она улыбнулась – по-настоящему улыбнулась, расправила плечи, взяла его за руку и позвонила в большой бронзовый колокол.

Колокольный звон пронзил тихий утренний воздух и отозвался далеко внутри храма. Эхо стихло, и некоторое время ничего не происходило, так что Джорах решил уже, что им не ответят. Но резные ворота из сандалового дерева с треском отворились, и им открылся длинный и абсолютно темный коридор.

Дени вся дрожала, и Джорах тоже чувствовал себя неуютно. Он ощущал запах ртути, земли, падающих звезд, красного раскаленного жара. Красный. Красный. Красный. Наконец-то он был на своем месте, рядом со своей королевой. Они тесно переплели пальцы, словно пытаясь защититься от того, что внутри, переступили через порог и вошли в самое сердце Тени.