— Да понял, понял, вали уже...

У двери Джеймс обернулся и позвал шепотом:

— Бродяга!

— Что? — снова вскинулся задремавший было Сириус.

— Во сколько ты должен будешь прийти?

— ...

— Черт возьми, Сириус! В пять!

— Ладно, иди, — Сириус широко зевнул, сладострастно обнимая подушку. — Ромео...

Джеймс сунул под мышку скомканный плед, который нашел на диване, и выскользнул из гостиной.

Лили, переодевшись в теплую кофту, уже закрывала дверь в комнату, когда услышала позади строгий требовательный голос:

— Куда это ты?

Сердце подскочило. Обернувшись, она увидела стоящую у нее за спиной Петунью, в халате и со стаканом молока в руке.

— Никуда, — не придумала ничего лучше Лили. — Просто хочу прогуляться.

— В три часа ночи?

— Почему бы и нет?

— Ты что, хочешь сбежать? — Петунья подошла ближе, сверля её прищуренным взглядом.

— Нет, — Лили пожала плечами и чуть развела руки в стороны. — Просто иду гулять.

Петунья смотрела на нее, как на умалишенную, не понимая, почему у сестры так пылают щеки и сверкают глаза. Лили не могла ей объяснить, что для нее эта прогулка жизненно важна, и только всей душой стремилась вниз по лестнице, через кухню — на улицу, где ее уже ждал он.

— Просто гулять?

— Да. Умоляю, не говори маме с папой.

— С этим лохматым очкариком? Я видела, как он на тебя пялился весь вечер.

Лили ничего не ответила, обошла сестру и начала спускаться по лестнице.

— Лили, ты делаешь глупость! — напряженным голосом сказала Петунья ей вслед.

Лили остановилась. Но всего на секунду.

— И пусть, — прошептала она и, не оборачиваясь, сбежала вниз.

— А знаешь, когда я тебя впервые заметил?

Они лежали в высокой траве на холме над рекой, вдвоем закутавшись в плед. Небо расчистилось и, прозрев мириадами звезд, раскинулось над ребятами бездонным куполом, полным мерцающей многовековой пыли.

— Не знаю, когда? — Лили упиралась подбородком в кулачок, лежа на Джеймсе.

— Помнишь, на четвертом курсе мы с Сириусом вылили в кормушку в совятне слабительное зелье? Мы еще потом три месяца оставались после уроков?

— Еще бы! — засмеялась Лили. Джеймс, вспомнив, какие лица были у студентов, когда на них за завтраком обрушился белый дождь, тоже пару раз фыркнул.

— Ты поймала нас в коридоре и кричала, помнишь?

Лили кивнула.

— Ты ругала нас, а я стоял такой, смотрел на тебя, у тебя еще тогда волосы так были... ну я не знаю, как это называется, так собраны на макушке... в общем, я стоял и думал: вау, какая же она красивая! Даже когда вопит.

— Вот, значит, как ты слушаешь меня, Джеймс Поттер! — деланно недовольным тоном сказала Лили.

Джеймс моргнул.

— Что? Прости, ты что-то сказала?

Лили цокнула языком и накрыла его лицо ладонью.

Джеймс рассмеялся.

— Ты тогда сказала, что ненавидишь наши идиотские шуточки.

— Ты бы тоже их ненавидел, если бы совы нагадили в твой завтрак.

Они посмотрели друг на друга и прыснули.

Снова его глаза превратились в горячий шоколад — Лили даже немного смутилась под таким бессовестным хитрым взглядом и почувствовала, как его рука медленно забралась ей сначала под кофту на спине, затем под футболку.

— Ты сказала, что ненавидишь меня, когда... ну тогда, в подземелье, когда мы поспорили. Сейчас ты меня тоже ненавидишь? — без улыбки спросил он, забираясь ладонью под застежку её лифчика и проводя пальцами по чувственной линии позвоночника.

— Нет, — прошептала Лили.

— Точно? — Джеймс перевернул её на спину и навис сверху.

— Нет, — выдохнула она, сдаваясь и прикрывая ресницы.

Они поцеловались. Целовались глубоко и по-взрослому, но как только Лили размякла и расслабилась, Джеймс принялся её щекотать.

Лили испугалась, что ее хохот разбудит не только родителей в доме, но и всю округу, но ничего не могла с собой поделать.

Джеймс мучал ее и мучал — до тех пор, пока ему не надоело. Тогда он оставил её в покое и Лили лежала рядом с ним на пледе, смех нервно вырывался из её груди, волосы разметались, глаза блестели, а юбка слегка задралась, демонстрируя её ноги выше колен. Джеймс машинально потрогал её ногу, просто так, без заднего умысла. Потом подвинулся к ним, бросил на Лили взгляд и поцеловал её ногу под коленом. Потом еще ниже, переместив ладонь на бедро. Лили наблюдала за ним уже без улыбки и чем ниже спускалась его рука, тем тяжелее становилось её дыхание, но вот в самый важный момент он вдруг снова принялся щекотаться как первокурсник и Лили снова залилась хохотом, барабаня ногами по пледу и пытаясь вывернуться из рук Джеймса Поттера.

Лили нравилось дурачиться. Когда она дружила с Северусом, он осуждал ее за такое поведение. Джеймс не осуждал ее, а наоборот, поощрял, и это было здорово.

А еще нравилось, как он смеется. Как у него сначала опускаются уголки губ, потом появляются морщинки вокруг рта, а потом он смеется.

Она сняла с него очки, сунула их ему в карман (Джеймс напрягся, когда ее рука скользнула по джинсам) и легонько поцеловала его в шею.

Джеймс выдохнул.

— Что ты делаешь, Эванс? — деловито поинтересовался он, когда она, явно делая все это в первый раз, еще раз его поцеловала и немного пососала его шею, забираясь на него почти целиком.

— Люблю... — беззвучно прошептала Лили в его подбородок.

Джеймс вдруг резко перевернулся, подминая ее под себя. Лили ойкнула и негромко засмеялась.

Одежду они не снимали.

Джеймс был тяжелый и теплый.

На какую-то секунду Лили словно взглянула на них со стороны и подумала — да как она вообще оказалась здесь с Джеймсом Поттером?! И как так вышло, что ей сейчас кроме него никто, вот совсем никто не нужен, даже родители, даже семья?!

Может, все дело было в тех миллионах лет, что сверкали над ними в небе, и это они будили в ней такие мысли, а может, в том, что на самом деле все это было придумано задолго до того, как это поняла она, Лили Эванс. Просто в мире есть мужчины и женщины. И Джеймс Поттер был именно ее мужчиной. Просто она этого не понимала раньше...

Сейчас ей казалось, что она любила его всю жизнь, просто до этого момента не признавалась даже сама себе. И даже то, что он так сильно раздражал ее, теперь выглядело, как глупый самообман, попытка спрятать за раздражением подлинное к нему отношение. В конце концов, сотни мальчишек дурачатся каждый день. Но ее раздражал именно он, Джеймс Поттер. Значит, между ними действительно была связь. Лили не соврала: когда она увидела, что Джеймс лежит на земле в крови в паре шагов от нее, то на несколько секунд почувствовала такой ужас, какого не испытывала никогда прежде — словно что-то весомое и бесконечно важное вынули из ее жизни.

Видимо, ей и в самом деле нужно было потерять Джеймса, чтобы понять, что он на самом деле для нее значит...

От его поцелуев кружилась голова, захватывало дыхание, и ей хотелось только еще и еще. Когда он случайно затронул особенно чувствительное место на шее, Лили охнула, сжав его плечи, и бросила взгляд в звездное небо, умоляя, требуя мир замереть хотя бы еще на одну ночь, чтобы у них было не два часа, а хотя бы двенадцать — ведь за это время можно прожить целую жизнь.

Джеймса разбудил громкий лай.

Уютный бархат ночи, в котором они нежились всего пару секунд назад, куда-то пропал, а на его место пришел тусклый серый туман. Он уже мог различить на другой стороне реки крыши домов и фабричные трубы вдалеке. Река тихо бежала под холмом, отражая серо-стальное розоватое небо.

Остро и влажно пахло травами.

Это было первое утро очень долгой войны.

Джеймсу же показалось, что он проснулся в каком-то новом, лучшем мире.

Он повернул голову и коснулся медово-рыжих волос.

Лили крепко спала у него на груди, свернувшись калачиком и обнимая его левую руку, как плюшевую игрушку. И еще она улыбалась.

Обойдя лежащих по кругу, пес уселся в траву, почесал себя лапой за ухом и, открыв пасть в улыбке, громко и радостно гавкнул.