— Роксана, ты с ума сошла? — Люциус подошел ближе, посмотрел сначала на отца, потом снова — на неё. — Отец! Это же настоящее безумие! Это все равно, что тыкать палкой в глаз спящего дракона! Роксана, ты хоть отдаешь себе отчет в том, как это опасно?!

Роксана взглянула на брата и слабо улыбнулась. На секунду она вдруг почувствовала себя старше Люциуса лет на десять.

— Отдаю.

— А ты понимаешь, что если пострадают они, пострадаешь и ты? В первую очередь ты! Или, думаешь, он такой идиот, что не догадается, откуда взялась информация?

— Вы меня выручите, — спокойно сказала Роксана и посмотрела на отца. — Ведь так?

— В этом ты можешь не сомневаться, — спокойно подтвердил Абраксас. К нему уже возвращалось его прежнее, холодное спокойствие. — Если ты не боишься и уверена, что справишься, можешь пока собирать свой компромат. А я тем временем постараюсь найти лазейку в этом вашем… Обете. Подключу своих старых знакомых-невыразимцев из Отделе Тайн. Все Обеты фиксируются, чисто теоретически должен быть способ как-то его уничтожить, — Абраксас бережно спрятал флакон во внутренний карман парадной мантии. — К тому же, я сомневаюсь, что этот сопляк предусмотрел все варианты. А до тех пор… — он замолчал, явно не зная, как сказать. Но Роксана и так все поняла. Он — отец, у него связаны руки, и он не может попросить свою дочь совершить еще одно безрассудство и шагнуть в горящий дом. К счастью, она достаточно времени провела с самым безрассудным человеком в своей жизни, чтобы перенять у него тягу к такого рода поступкам.

Роксана кивнула. Завтра Малфои должны были вернуться домой, а значит наступил тот момент, которого она так боялась — надо было попрощаться и готовить себя к тому, что теперь родственники еще очень долго будут далеко и никак не смогут помочь.

Сдержанный, как и всегда, Абраксас поцеловал её в лоб и ушел. Следом за ним ушла Нарцисса.

Люциус остался.

Остаток вечера Роксана провела, рыдая у него на груди.

Перед возвращением в школу Мальсибер напридумывал кучу правил: что она должна делать, как себя вести, как одеваться, что говорить. Все её старые вещи, всю одежду и косметику он уничтожил. Ну или почти все. Кое-что Роксане удалось спрятать, хотя она и сама не понимала, зачем это сделала.

Себя Мальсибер никакими правилами не ограничивал и творил все, что только в голову взбредет. Днем, на глазах у всех он играл роль милого и обаятельного парня, который нежничает со своей невестой, чуть что — лезет к ней целоваться и трогает её волосы. Но по вечерам он превращался в законченного подонка, и издевался над ней на глазах у довольных слизеринцев. Ну а ночью неизменно раздавался этот паршивый, насмешливый стук в дверь, после которого начиналось самое мерзкое. Мальсибер не получал удовольствия без боли и всяческих унижений. Ему нравилось распускать руки, оскорблять её, пускать в ход всякие гадкие чары. Стоило Роксане оказать сопротивление — и в ход шла палочка, так что большую часть времени она просто лежала пластом и ждала, когда этот урод закончит и свалит к себе.

— Понятия не имею, что нашел в тебе Блэк, — презрительно бросил Мальсибер как-то раз, перед тем, как свалить. — Я такого бревна еще не встречал.

Роксана молчала. Она вообще редко с ним заговаривала. Но его непонятные и постоянные напоминания о Сириусе причиняли куда больше боли, чем руки и чары. Роксана до черта боялась встречи с Сириусом — и почти так же сильно её ждала.

Когда она увидела его возле теплиц, ей вдруг показалось, что не было этих двух недель. Броситься к нему с громким писком, запрыгнуть на него, обхватить руками и ногами, зарыться в его волосы, и сказать, как она, мать его, скучала — вот все, чего она хотела в тот момент.

А потом она увидела, как он медленно и тяжело поднял палочку. Увидела выражение его лица.

И все поняла. Сама не знала, как, но поняла, и чуть не потеряла голову от страха. Он, похоже, совсем спятил! Если Блэк и готов был рискнуть собственной свободой и жизнью ради мести, то она — нет! Она не могла позволить, чтобы он угодил в Азкабан.

Из-за неё.

От одной только мысли, что они вообще больше не увидятся, желудок стягивало жгутом.

Хотя, с другой стороны, может быть, так было бы даже лучше. Когда он посмотрел на неё, Роксане показалось, что земля под ней треснула.

Предательница.

В тот момент Роксане показалось, что он выжег в ней это слово взглядом, выжег где-то глубоко внутри, на том единственном живом и уязвимом месте, которое в ней еще осталось.

А потом она столкнулась с ним в крыле. Роксана как раз закончила лечить свои ожоги и собиралась уходить, а Сириус вышел из-за ширмы. Чувствуя себя последней трусихой, Роксана спряталась и подождала, пока он уйдет, но в итоге совершенно по-идиотски наткнулась на него в коридоре.

Очевидно, Сириус остановился, чтобы поправить бинт. Когда Роксана врезалась в него, он оглянулся, а увидев её, тут же отступил. Как будто ему было противно находиться рядом с ней.

Какое-то время Сириус молчал и просто смотрел на неё, холодно и насмешливо. Ждал, что она заговорит. Но она не знала, что сказать. Желание потрогать его, просто прикоснуться к нему, мучило Роксану так сильно, словно кто-то наложил на неё Империус. Не вполне осознавая, что делает, она протянула руку к ссадине у него на лице, но Сириус неприязненно отдернул голову и перехватил её запястье. Сжал его так крепко, словно хотел сломать ей кость. Роксана ойкнула и отшатнулась.

— Что, больно? — вкрадчиво поинтересовался Сириус и оттолкнул её руку.

А затем посмотрел на Роксану, так презрительно, как не смотрел еще никогда, и просто ушел.

Роксана последний раз протерла лицо и взглянула на свое равнодушное, печальное отражение.

Даже Сириус Блэк не мог ненавидеть её больше, чем она сама.

Время приближалось к часу ночи. Обычно, в это время Мальсибер как раз уходил из её комнаты и отправлялся спать. После его ухода Роксана выжидала еще примерно с час, а потом одевалась и уходила в гостиную. Там, среди диванных подушек была припрятана бутылка огненного виски, пачка сигарет, конфеты и небольшой пакет сушеной тентакулы. Не то, чтобы Роксана подсела, но последние несколько дней это было её единственной возможностью хоть как-то забыться. Иногда она брала с собой плеер, единственную магловскую вещь, до которой не добрались уничтожающие чары Мальсибера. Но чаще всего просто сидела на диване в тишине, и маленькими глотками пила огневиски, стараясь согреться и захмелеть, но не опьянеть так, чтобы это было заметно на следующий день.

Сегодня Мальсибер к ней не явится, а все слизеринцы уже наверняка разбрелись по комнатам. Значит, никто её не заметит.

В коридоре Роксана услышала, как в гостиной опять что-то разбилось, и замерла, как кошка в высокой траве.

Судя по звукам, в комнате кто-то был. Одно из двух — либо самого Мальсибера выписали раньше, либо всю его компанию. От мысли, что может произойти, если они её заметят, Роксану пробрала дрожь. Она развернулась и на цыпочках пошла обратно в комнату, но было поздно.

— Прячешься от кого-то, Мальсибер?

Роксана застыла.

— Выходи. Я тебя слышал, — добавил голос. — Выходи, составишь мне компанию.

Роксана тяжело сглотнула, зажмурилась, а потом расправила плечи, развернулась и вышла в гостиную.

Сириус захлопнул резную дверцу сейфа, где слизеринцы хранили школьную контрабанду, и оглянулся. В руке у него была початая бутылка магловского виски, волосы Блэка растрепались, он явно пренебрегал бритвой пару дней, на челюсти у него подрагивали мышцы, а глаза блестели, как лезвие какого-нибудь холодного оружия. Смотреть в них было трудно. А он, как назло, не отводил взгляд и следил за Роксаной пристально и страшно, прямо как кот за мышью.

— Присаживайся, милая, — издевательски-вежливо сказал он, когда осмотрел её с головы до ног. До её голых, босых ног, которые немедленно покрылись мурашками под его взглядом. — Нам с тобой нужно поговорить.

Роксана дрогнула, сбросив оцепенение, сделала пару шагов, а затем пересекла комнату и опустилась на скользкие диванные подушки. Все — под пристальным, немигающим взглядом Блэка. Его спокойствие вкупе с этим жутким взглядом, очень её пугало. Но даже страх не пересиливал то, другое чувство. Сириус уже успел сменить магловские тряпки на черные брюки с подтяжками и белую рубашку, в которых обычно ходил в школе. Когда-то он пошутил, что это просто его стиль. На самом деле, только он один во всей этой школе, и наверняка за её пределами, мог выглядеть в подтяжках сексуальным. В них он всегда выглядел так, как будто только что сбежал с очень важного приема и отымел дочку друзей его родителей на их же шубах, запив это дело брэнди, украденным из бара. Добавьте к этому безнадежно измятую, расстегнутую рубашку и рукава, закатанные ровно настолько, чтобы было видно татуировку. Все эти мелочи Роксана фиксировала совершенно бессознательно, наверное, потому что они не виделись две долбанных недели, и она скучала по нему. В другом, лучшем мире она бы уже мурчала, как кошка и расстегивала пуговицы на его рубашке, но в этом мире, паршивом и тупом, она должна была своими руками убить то живое и настоящее, что их связывало.