— Аластор. Мисс Грей. Доктор Джекилл. С вашей помощью, я смогу воплотить свой план в жизнь и собрать команду, готовую работать там, где не решились бы работать другие. Команду, способную делать вещи, о которых некоторые боятся даже думать, — Дамблдор говорил очень тихо, но в кабинете царила такая тишина, что его было отлично слышно. Потреты — и те притихли.

— Это будет опасная работа, сопряженная с постоянным риском и трудностями. Но необходимая. К сожалению, наступил момент, когда кто-то должен на неё решиться, иначе мы проиграем.

— Министерство ведет войну со связанными руками, пытаясь договориться с преступником, вместо того, чтобы дать ему прямой отпор. Бесконечные уступки, которые нынешняя власть оказывает убийцам, отбрасывают нас назад.

Грюм засопел. Похоже, Дамблдор надавил на больное место.

— Если бы не дипломатические потуги министра, можно было бы предотвратить множество трагедий. Каледонский лес. Захват Хогвартс-экспресса. Взрывы в Лондоне. Нападения великанов на ряд промагловских провинций. Теракты в Косом переулке. Если бы я решился реализовать свой план еще в том году… не скажу, что все эти события можно было бы предотвратить. Но половину — точно. Представьте, сколько жизней можно было бы спасти. И сколько жизней будет спасено, если вы… согласитесь принять мое предложение.

Скажу сразу, вся наша работа будет проходить под грифом строжайшей секретности. Поэтому никто, и особенно Руфус Скримджер, не должен об этом знать. Если вы согласны мне помочь, я обрисую детали. Если нет, — тут Дамблдор взмахнул палочкой, на столе образовалась бутылка медовухи и три стакана. Он достал из кармана пузырек с прозрачной жидкостью и поставил на стол, слегка придавив к столешнице. — Мы с вами выпьем, и вы навсегда забудете об этом разговоре.

Мрачный мракоборец и охотница переглянулись. У Грюма все было на лице написано — он устал терять людей в бессмысленных рейдах, во время которых им запрещают убивать Пожирателей смерти, в то время как Пожиратели не отказывают себе ни в чем. Тогда Валери вопросительно посмотрела на Джекилла. Он заметно нервничал и сомневался, но, взглянув в её, горящее азартом лицо, сдался и коротко кивнул. Тогда Валери улыбнулась и посмотрела на Дамблдора с таким выражением, что сквозь её черты вдруг проступило что-то кошачье.

— Я думаю, нам стоит оставить эту бутылку на будущее, — она взглянула на своего бывшего наставника. — И выпить уже за удачный исход дела, верно, Аластор?

Аластор Грюм еще с минуту, наверное, перебирал личные дела, а потом шлепнул стопку пергаментов на стол и откинулся на спинку стула, сцепив руки на животе.

— Да. Выпить мы еще успеем. Ну так что? — резко спросил он. — Как будет называться эта твоя… шпионская организация? Это ведь будет организация?

Несколько долгих мгновений директор смотрел на своих новых сообщников, и в эти секунды между ними как будто завязывалась невидимая нить. А потом он взглянул на алую, сверкающую птицу, сидящую на жердочке у стены, аккурат между Грюмом и Грей. Фоукс издал тихий мелодичный звук и пошевелил крыльями.

— Это будет Орден, мой дорогой друг, — Дамблдор выпрямил спину, его голос окреп и налился силой. — Орден Феникса.

Роксана скинула школьные ботинки, и один за другим стянула гетры. Мадам Помфри была права — от ожогов не осталось и следа. Это расстраивало. Она надеялась, что ожоги будут, и как можно страшнее — может быть тогда этот говнюк побрезгует к ней прикасаться.

Хотя, надо признать, что школьная медсестра действительно творит чудеса. И одним из этих чудес было то, что даже она не смогла исправить поломанный нос, расквашенную бровь и выбитые зубы за один вечер. Мальсиберу пришлось остаться в Крыле до самого завтрашнего дня. А это значит, что, хотя бы сегодня он не будет её трогать.

Роксана рассеяно закатала рукава рубашки и принялась смывать с лица макияж. Когда она в очередной раз намочила ватный тампон, в гостиной что-то разбилось.

Роксана вздрогнула и резко обернулась. Она до сих пор жутко дергалась от резких звуков и движений, но уже потихоньку приходила в себя. Эти раны заживают медленнее, чем ожоги от сока тентакулы, или синяки, которые Мальсибер оставил на её шее в тот страшный день…

Когда он закончил и свалился с неё, еще пару минут просто лежал рядом и тяжело отдувался. Лицо у него было красным и потным. Потом он поднялся, запахнул халат и пошел к столу, где стоял графин с водой, по пути небрежно взмахнув палочкой. Чары, сковывавшие Роксану, спали, но она не вскочила, и не накинулась на Мальсибера с кулаками. Просто начала вздрагивать в такт своим рыданиям. До этого плакала неподвижно — слезы просто накапливались и стекали на подушку, образовав на ней два мокрых пятна. Словом, она лежала, как её оставил Мальсибер, даже не потрудилась натянуть трусы, просто лежала и всхлипывала.

Напившись вволю, Мальсибер вернулся к кровати, окинул Роксану равнодушным взглядом и бросил что-то на тумбочку. Её палочку. А потом сказал:

— Одевайся, птичка. И приведи себя в порядок. Пойдем обрадуем моего отца.

Роксана не пошевелилась, и тогда он силой сдернул её с кровати и вытолкал в соседнюю комнату, которой оказалась ванная. Там Роксана пришла в себя, на неё накатила ненависть, и она добрые десять минут билась об закрытую дверь, орала проклятия и сбивала об эту дверь ладони и колени.

А потом вдруг заметила свое отражение в гигантском старинном зеркале. Собственные глаза были первыми, которые она увидела после того, как четверть часа барахталась во взгляде Мальсибера, как в смоле. И тогда гадливость нахлынула на неё с новой силой.

Она сама не помнила, как забилась в этот угол. Просто сидела, сжавшись в комок, тряслась от омерзения и рыдала, обняв руками колени в разорванных колготках. Боль, унижение, стыд, чувство вины перед Сириусом, боль за то, что она так жестоко и глупо его предала, ранили её хуже каленого железа. Больше, чем немедленно и безболезненно умереть ей хотелось, разве что, оказаться рядом с ним. В Блэквуде. В его постели в спальне Гриффиндора. На ледяном мотоцикле на Ярмарке Фей. Осознать, что все случившееся было идиотским кошмарным сном.

Неизвестно, сколько она просидела там, может быть час, может быть два. Сама того не осознавая, она царапала свои руки, шею и плечи ногтями, так, что их исполосовали вспухшие розовые ленты — так ей хотелось содрать с себя прикосновения Генри Мальсибера.

Она не представляла, как выйдет из этой комнаты и снова увидит его лицо. Почувствует его запах. Не представляла, как сможет хотя бы взглянуть на Александра Мальсибера, и не выхватить палочку.

Совершенно не представляла, как будет жить дальше.

Пока вдруг не услышала насмешливый, хриплый голос:

«Что, боишься?»

На секунду Роксана даже решила, что у неё просто крыша поехала от пережитого, так отчетливо он прозвучал. Она даже огляделась, но в ванной, кроме неё, конечно же, никого не было.

«Это твое решение — ехать туда. Ты можешь отказаться прямо сейчас. Но если уж решила, то не будь такой трусихой, а то я тебя разлюблю»

Роксана почувствовала, как ускоряется сердце, а ледяные ладони сжимаются в кулаки.

Она — не трусиха.

Не трусиха.

Не трусиха!

Она — Малфой. Не деревенская аристократка и тупая трусливая курица, а завоеватель, как её отец, как дед, прадед и еще-черт-знает-сколько-их-там-было.

И если какой-то вшивый безродный засранец Мальсибер решил, что размазал их всех в её лице по этой вонючей кровати — хрен ему!

Так, сам того не подозревая, Сириус снова вытащил её из-под раковины.

Она приняла душ, она заново накрасилась, сдержанно и просто, и тщательно причесалась, оставив в расческе целый пучок, похожий на кусок ваты. Туда же, в ванную, эльф Расти принес ей новую, чистую одежду. Роксана осмотрела её и велела принести другую — обтягивающий черный свитер с высоким горлом, чтобы скрыть синяки, и узкую серую юбку из твида до колен.

Такое сочетание очень часто носила её мать.