— Если я всегда не против взвалить на себя чью-нибудь вину, то Бродяга всегда не против обвинить слизеринца, — пробормотал Ремус, оглядывая верх гостиной и ни к кому в особенности не обращаясь.

— Какого слизеринца? — Сириус порывисто оглянулся.

— Любого слизеринца. Ты предубежден против них, Бродяга, вот и все.

— Я предубежден? — Сириус громко хохотнул, засунув руки в карманы. — А разве тебе слизеринцы не сделали ничего плохого, а, Лунатик? Забыл, из-за чего наглотался зелья? И что происходило весь этот год? Никакого предубеждения не ощущаешь?

Ремус открыл рот.

— Хватит, — вдруг устало сказал Джеймс. — Заткнитесь оба.

Повисла тишина.

— Это уже никому не поможет. Кто бы ни был виноват. Лили проклята. А лекарства нет.

Джеймс сделал еще один глоток из своей бутылки, потом аккуратно заткнул её пробкой и поставил на каминную полку. Ни на кого не глядя поднялся по лестнице, ведущей в спальни. Через пару секунд хлопнула дверь.

Сириус переглянулся с Ремусом, засопел и снова принялся мерить комнату шагами, но не успел дойти до кресла Питера, как дверь наверху снова громко хлопнула и Джеймс сбежал по ступеням.

— Куда ты? — требовательно спросил Сириус, но Джеймс на них даже не взглянул.

— Никуда, — сказал он и исчез, закутавшись в мантию-невидимку.

Портретный проем скрипнул, отворяясь.

Часы в гостиной пробили два ночи.

В пять часов сострадание и совесть все—таки взяли верх над принципами и самолюбием Бродяги, и он отправился на поиски Сохатого.

Будь у него Карта, «никуда» Джеймса обнаружилось бы гораздо быстрее, но Сириус и так подозревал, куда отправился его друг. Конечно же в Крыло. Но Крыло на ночь запирают, и Сохатый наверняка мог убедиться в этом сразу после прихода. Скорее всего он проторчал под дверью какое-то время, а потом ему захотелось курить. И единственное место, куда можно было беспрепятственно выбраться на улицу ночью — это клоака.

Сириус вышел во внутренний дворик и сразу увидел Джеймса. Сохатый сидел на насесте, весь запорошенный снегом и курил, не сводя глаз с окон на пятом этаже. Снег вокруг него был усеян окурками, и вид у Джеймса был все такой же пришибленный и раздавленный.

Сириус вздохнул, пересек двор, подошел к насесту, щелкнул зажигалкой и уселся рядом с Джеймсом.

Несколько долгих минут Сохатый ничего не говорил, разлепил посиневшие, ссохшиеся губы и сказал, все так же глядя на окна:

— Я не закрыл ту чертову дверь, Бродяга. Это я её не закрыл.

Сириус дернул бровями, неторопливо выдыхая дым.

— Сохатый, ты и раньше её не закрывал. А если Лили хотели проклясть, её бы прокляли на следующее утро, или во время урока. Ты бы не смог этому помешать, понимаешь? Если только ты тоже не веришь в то, что это все — феерическое совпадение.

Джеймс сглотнул и покачал головой.

— А здесь ты чего торчишь?

— Я жду, когда Помфри проснется, чтобы осмотреть больных. Она всегда просыпается часов в пять, — Джеймс указал на темные окна. — Я сразу пойду к ней, мне... я хочу узнать... кое-что.

Невысказанное «Хочу узнать, пережила ли она эту ночь» сгустилось и замерзло в ледяной темноте.

— Сохатый, она не умрет, — твердо сказал Сириус. В иное он просто отказывался верить. — Эванс, она... — он покачал головой, все комплименты сейчас были неуместны. — Старик, она крепче, чем кажется.

Джеймс кивнул. Его рот вдруг сурово выгнулся, он тяжело задышал и отвернулся, отчаянно загоняя обратно то, что по какому-то недоразумению щипало сейчас глаза. Сириус опустил голову, деликатно ничего не замечая и похлопал себя по карманам куртки в поисках того, что захватил из гостиной. Знал, что пригодится.

Когда он наконец это нашел, Джеймс уже справился с собой. Ему даже стало немного легче. Размашисто вытерев нос рукавом свитера, он снова повернулся к окнам замка и недоуменно уставился на ту самую початую бутылку огневиски, которую Сириус держал прямо перед ним.

— Через четыре часа завтрак, Макгонагалл учует нас от преподавательского стола. Уроки и все такое.

— Предлагаю положить на уроки большой хуй. Лунатик нас прикроет.

Джеймс посмотрел на него пару секунд, выхватил у него бутылку и перекинул из одной руки в другую. Виски оставалось совсем немного.

— Это последняя из наших запасов, — заметил он и выдернул пробку.

— Станем трезвенниками, — решительно сказал Сириус, отобрал у Сохатого бутылку и сделал большой глоток, потому что у него и самого уже немел от холода зад.

Джеймс криво улыбнулся, и в свою очередь тоже приложился к горлышку.

— Давно здесь торчишь? — спросил Сириус спустя какое-то время, когда содержимое бутылки почти закончилось.

— Пару часов, — глаза Джеймса блестели, изо рта валил пар вперемешку с дымом — казалось, он сейчас даст вертикальный взлет.

Нервы и бессонная ночь сыграли с ними плохую шутку — оба очень быстро опьянели.

— Решил подхватить воспаление и переместиться к ней в Крыло? — Сириус говорил почти внятно. — Хитрый план, Сохатый. Хитрый план, — он сурово нахмурился, положив руку ему на плечи. — Эванс точно встанет с постели — хотя бы ради того, чтобы ебануть тебя уткой.

Джеймс издал пару беззвучных смешков и вдруг покачнулся под его рукой. Сириус в этот момент как раз прикладывался к бутылке, а когда его друг вдруг ни с того ни с сего свалился лицом в снег, ничего не сделал, только озадаченно сдвинул брови и икнул.

— Схатый? — деловито спросил он и поставил бутылку себе на колено. — Ты куда?

— Ес бы эт лкрство сщствалоо, я бы дстал еоо изпд змли, — сообщил ему Джеймс, не делая никаких попыток поднять морду из снега.

— А-а-а... — понимающе протянул Сириус и поставил бутылку на насест. — Ну тгда ястбой.

Он слез с насеста, элегантно поднял воротник и повалился в снег рядом с Джеймсом.

Джеймс неуклюже заворочался и перевернулся на спину. Теперь они валялись и пялились на башни и клочок чернильного неба между ними. Минуты шли...

Небо усыпали звезды — почти так же выглядели веснушки на носу Эванс тем летом. Летом, когда её голос, и смех, и вся она звучала над озером, а солнце брызгало в пышную крону дерева. Летом, когда Эванс в продуваемом легком платье толкала тележку к станции «Хогсмид». Летом, когда она топнула ногой по пепелищу и бросилась к нему...

— Бродяга, я же сдохну без неё, — сказал Джеймс и вдруг опять ощутил это гребанное пощипывание в глазах. Ну нет, черта с два. Больше он на это не купится.

— Не сдохнешь, — Сириус повернул к нему голову. — Потому что теперь это касается меня. Мы найдем это гребанное лекарство, чего бы это ни стоило.

Джеймс резко сел. Сознание все еще совершало небольшие пируэты на метле, но по крайней мере не входило в штопор.

— А как его найдешь, если мы сидим здесь как приклеенные? — процедил Джеймс, лохматя волосы.

— У меня есть мысли, — сказал Сириус, рассеяно почесывая грудь и пялясь в небо.

— По поводу лекарства?

— Ага.

— Те, которые еще не приходили в голову гениям вроде Дамблдора или Джекилла?

— Они немного не такие злые и изобретательные как я, когда нажрусь, — улыбнулся Бродяга.

— И какие у тебя идеи?

Сириус небрежно махнул рукой.

— Я тебе потом скажу. Сейчас у тебя будет дело поважнее, Сохатый, — с этими словами Сириус вытянул руку и указал на замок. Джеймс рывком повернулся и сердце его подскочило. На уровне пятого этажа горел мягкий свет.

Непонятно, как, но Сириусу удалось отвлечь внимание медсестры и дать Джеймсу возможность влезать в Крыло. То ли он доспехами погремел, подражая Пивзу, то ли уронил что-то ценное, Джеймс так и не понял. Главное, что это сработало. Мадам Помфри в халате и с зажженной палочкой выскочила в коридор, а Джеймс под мантией скользнул в Крыло.

Здесь было душновато и, несмотря на все старания мадам Помфри, ощутимо пахло кровью. Когда все случилось, Джеймс этого не понял, был слишком ошарашен, а теперь этот запах подействовал на него угнетающе. И в такой обстановке его девочке придется пролежать... черт его знает, сколько времени?