Что может быть слаще и мучительнее?

Джеймс смотрел на неё, пристально, полыхая от нетерпения, сжимая одной ладонью талию, другой — бедро.

И когда она опустилась на него, медленно, чертовскиматьегомедленно, он окаменел, откинул голову и зажмурился, вытолкнув из груди мучительный стон.

Мерлинова мать, это было божественно!

Пока она двигалась, приспосабливаясь, он ничего не видел и не слышал — от удовольствия тело расплывалось как горячий воск. Ладони сами собой заскользили по плоскому животу, исступленно сжали нежную, почти ещё детскую полноту талии, коснулись теплой груди. И тут пальцы Лили лихорадочно нашли его ладонь и впились в неё коготками. Джеймс с трудом сфокусировал на Лили взгляд. Ему не хотелось терять ни секунды происходящего, но он просто не мог держать глаза открытыми! Лили не отрываясь смотрела на него сверху— вниз, немного отсутствующим, лихорадочным взглядом, губы её были приоткрыты и из них легкими лоскутками вырывалось рваное дыхание.

Ей было хорошо.

Руки Джеймса сжались сильнее. Ему хотелось сильнее, дальше, больше, глубже. Но он боялся нарушить то, что видел сейчас. С каждой секундой её движения становились увереннее, а дыхание — тяжелее. Она терялась в удовольствии без оглядки, как все новички.

В какой-то миг с приоткрытых губ слетел едва слышный стон. И тогда Джеймс уже не выдержал. Рванулся к ней с подушек, перехватывая, обхватывая, сжимая, выхватывая из ослабевших рук инициативу. Лили вздрогнула, когда он вошел глубже, но на этот раз не зажмурилась и не ойкнула. Только в глазах разлился горячий хмель. И Джеймс сам утонул в нем с головой. Ногти Лили впились в его плечо, другой рукой она обхватила его за шею. И то, что было дальше, было уже не толчками и не бездумной погоней за конечной точкой, а быстрым, плавно раскачивающимся ритмом. По шее, затылку, щеке и подбородку Джеймса протянулись кипящие ленты — следы от её ноготков.

Но больно ему не было.

Он сжимал в объятиях саму жизнь.

Больше ему ничего не было надо.

Предчувствуя скорый финал, Джеймс перевернул Лили, опрокинул на подушки, так что рыжее золото рассыпалось по постели и подмял под себя. Когда его пальцы скользнули вниз, в самый жар, Лили импульсивно вскинулась, судорожно сжав пальчики на ногах и расцарапав Джеймсу плечи и спину. Хриплое, жалобное «А-ах!» звоном прошило каждый его нерв и тут он вспомнил, что они не использовали защитные чары.

Эта мысль стала последней каплей.

Он зажмурился и мучительно, почти невыносимо кончил.

Несколько часов спустя на улице снова занялась метель.

Ветер завывал и пугающе хлопал ставнями.

Джеймс и Лили сидели на ярко-освещенной, тепло натопленной кухне и жадно поедали горячие тосты с сыром, запивая их невероятно ароматным кофе и сладким молочным чаем.

В печке потрескивал огонь.

Внезапный голод, налетевший на них в три часа ночи был таким сильным, что они не выдержали и спустились на кухню. И хоть кроме них в доме был только Живоглот, ребята шикали друг на друга, давились смехом и крались по темным комнатам, чувствуя себя почему-то ужасно счастливыми и виноватыми.

И вот теперь они сидели друг напротив друга.

На Лили снова краснел гриффиндорский спортивный свитер с надписью «Поттер» на спине. Она сидела, подтянув одну ногу к груди, так что над столом торчала её голая острая коленка. Время от времени они бросали друг на друга говорящий взгляд и улыбались так, что посторонний, увидев эти улыбки, наверняка бы подумал: «Сошли с ума!».

И Джеймс, глядя на то, как его сияющая, лохматая и неописуемо красивая Лили хорошенько мажет джемом хрустящий тост, думал: так было всегда. Они всегда жили здесь вдвоем и больше ему ничего не нужно. Ничего и никого.

Сириус остановил мотоцикл рядом с низенькими деревянными воротами дома Поттеров, поставил ногу на землю и вскинул голову, откидывая капюшон.

Крепенький дом мирно спал под пухлым снежным одеялом. Та же покосившаяся труба, та же милая старческая скособоченность и цветные витражи в окнах у входной двери.

— Приехали! — объявил Сириус, рывком заглушая мотор.

Роксана соскочила с сидения, которое успело здорово надоесть ей за несколько часов полета и огляделась. Вместо гигантской куртки Сириуса на ней теперь было черное, похожее на шинель пальто, длиннющий алый шарф и крутые ботинки из драконьей кожи, усеянные металлическими заклепками, первая покупка, которую они совершили после того, как продали фамильную сережку Малфоев, последнюю и единственную ценность, которая осталась у Роксаны после побега. Вырученных денег хватило бы на пару лет, но Сириус все равно подумывал прокрутить сотню— другую галлеонов на гоблинской бирже по удачливой дядиной схеме. И пусть он был не так хорош в этих делах, как сам Альфард, но всё же научился у него и у своего папаши паре нехитрых фокусов. Это было не сложно. Это даже Рег умел.

Пока он возился с мотоциклом, устраивая его во дворе, Роксана прошлась по холму за изгородью, глубоко утопая в сугробах и разглядывая живописную снежную долину, укрытую снегом так, что на расстоянии многих миль не было видно ни одного острого угла. На фоне такого пейзажа Малфой как никогда напоминала хищного зимнего зверька, выбравшегося из норы на охоту.

— Ты уверен, что они вообще здесь? — она вернулась в сад. В расстилавшейся тишине её голос звучал особенно громко. Сириус поднял голову, машинально отбрасывая челку с глаз.

— Спорим на галлеон, они ушли туда, — и она показала вниз, на лежащий под холмом Ипсвич, в самом сердце которого мерцал и переливался игрушечный зимний праздник.

Сириус закончил укрывать мотоцикл попоной (Джеймс всегда оставлял её у каменного сарайчика) и окинул дом быстрым беглым взглядом. Он так хорошо знал повадки этого места, что по одному его внешнему виду мог определить, что происходит в доме.

— Спорим на два, что они спят, — вкрадчиво молвил он, склонившись над ухом Роксаны. Она так засмотрелась на долину, что не услышала, как он подошел и испуганно подскочила.

— На три, что я тебя стукну, если ты выиграешь, — она оттолкнула его. Сириус качнулся назад и беззвучно рассмеялся. — Идем. Я умираю от голода!

Ради порядка Сириус все же пару раз стукнул кулаком по двери, но после трёх секунд ожидания нетерпеливо вытряхнул из рукава палочку и снял с замка все защитные чары, благо их ставила Эванс. Едва он открыл дверь, в прихожую тут же выбежал недовольный Живоглот. Сириус инстинктивно рванулся вперед, оскалив зубы, но тут же осекся и недовольно оглянулся на Роксану, которая прошла мимо него, насмешливо фыркая.

Пока она возилась с кофейником на кухне, Сириус, не раздеваясь взбежал по винтовой лестнице наверх и беззвучно прошел в темноте по узкому коридору. У двери Сохатого остановился и прислушался. В комнате было подозрительно тихо. Обычно у Сохатого всегда орала музыка или бормотала спортивная сводка. Сириус добродушно и немного грустно усмехнулся, вслушиваясь в эту тишину, потом вздохнул, картинно закрыл глаза ладонью и с громким, криком «Здорово, Сохатый!», распахнул дверь.

Джеймс проснулся от звука, похожего на пушечный выстрел и прежде, чем успел что— либо понять, рядом вдруг пронзительно завизжала Лили и спряталась под одеяло. Разлепив глаза, он увидел, как на пороге комнаты выросла фигура в черном. Рука сама собой схватила палочку.

— Остолбеней! — заорал он, бешено рассекая воздух.

Сириус увернулся, все ещё закрывая лицо ладонью, и засмеялся, когда чары Джеймса разбили светильник.

— БРОДЯГА, ТВОЮ МАТЬ! — рявкнул Джеймс, едва оправившись от потрясения, а в следующую секунду схватил одеяло и замотал Лили почти с головой, заглушив возмущенный протест. Схватив свою подушку, Джеймс гневно швырнул в Сириуса свою подушку. Тот поймал её свободной рукой, всё ещё посмеиваясь.— Какого черта?!

— Я тоже очень рад видеть вас, возлюбленные дети мои! — Сириус вслепую прошел по комнате, совершенно точно при этом перешагивая через разбросанную одежду. — Мерлинова мать, ну и бардак здесь, Сохатый, ты бьешь все рекорды, срань совиная, — Сириус открыл глаза, драматично вздрогнул, увидев Лили и расплылся в одной из лучших своих улыбочек, склонишись в полупоклоне. — Мисс Эванс. Вы божественны.