Клетка захлопнулась.

— Здравствуйте, моя дорогая!

Роксана неприязненно вздрогнула, смежила веки и оглянулась.

Первым делом она увидела красавицу Хлою в сдержанной зеленой мантии и с высокой прической. Ответный взгляд полоснул Роксану, но сейчас Гринграсс, похоже, не собиралась выяснять отношения и бережно вела под руку какую-то старушку, которую, как-будто притащили на этот прием прямиком из двадцатых годов: пышное боа, прилизанные волосы, перья. Сморщенная кожа и длинный острый нос придавали ей поразительное сходство с ощипанной павлинихой.

— Прекрасно выглядите, моя милая, — старушка улыбалась так старательно и широко, будто у неё свело сразу обе челюсти.

— Спасибо, миссис Гринграсс.

— Слышала, вы поступили в Хогвартс! Какой факультет?

— Слизерин, миссис Гринграсс.

— И как вы находите наш факультет, юная леди? — не снимая с лица улыбки, старая ведьма почему-то радостно кивала на каждом слове.

Роксана переглянулась с Хлоей. Безмолвно, но от души, девушки пожелали друг другу всего самого наилучшего.

— Замечательно, миссис Гринграсс.

— Прекрасно! — воскликнула старушка, изящно взмахнув рукой в черной перчатке, после чего уплыла в зал, а на её месте спустя каких-нибудь три минуты появилась новая старушка с новым оскалом.

Все задавали Роксане примерно одни и те же вопросы, примерно в том же порядке, разве что концовка иногда менялась на «Превосходно!» или «Изумительно!».

Вечер обещал быть захватывающим.

Гости, это сборище чопорных мумий в бриллиантах и напыщенных индюков в парадных мантиях, заполнило весь дом, растеклось по комнатам, словно лужа холодной овсянки. Их детки, прилизанные, надушенные, кудрявые, бледные червята, копошились на диванах и поглядывали на всех с таким видом, будто представляли про себя, как носятся по этим комнатам с окровавленным топором. В гостиной, озаренной светом свечей гигантской ели, весело потрескивал камин и пахло печеньем с гвоздикой и корицей. Камин, книдные стеллажи и стены увивали гирлянды из остролиста и омелы, но вместо веселых песенок Фрэнка Синатры, какие обычно играли в Хогсмиде, раздавались унылые звуки классической музыки. Туда-сюда сновали эльфы с подносами, полными напитков. Огневиски, эльфийское вино, шампанское переливались на свету, точно расплавленные драгоценные камни. И отовсюду на Роксану смотрели одни и те же убогие, пустые лица, сведенные судорогой фальшивой любезности, звучали одни и те бессмысленные беседы...

«Забери меня отсюда...» — тщетно молилась она про себя, переходя с Ноттом из одной комнаты в другую и здороваясь с новыми и новыми людьми: расистами, убийцами, пожирателями смерти и их семьями. Каждый раз, протягивая кому-нибудь руку, она растягивала губы в улыбке,а внутри заходилась истошным: «Пожалуйста, Сириус, забери меня! Ради всего святого, Сириус, я больше не могу! Приди, приди, забери меня-я!»

Конечно, она понимала, что этот дом — последнее место на земле, где Сириус Блэк будет проводить свои каникулы. Но всё же мысли о Сириусе помогали ей держаться — словно пылающий талисман у сердца, который никому не заметен и который никто не сможет отнять.

Пару раз она видела в толпе чету Блэков и их младшего сына. Видела глаза Сириуса на лице сухощавой черноволосой дамы, его тонкий профиль на лице её статного мужа, его улыбку на лице болезненного бледного Регулуса. Все эти мелочи только углубляли укусы, которые оставили в душе Роксаны угрызения совести.

«Ты могла бы сейчас быть счастлива. Ты могла быть помолвлена с ним...»

От этих мыслей становилось только хуже.

И не было даже огневиски, которым можно было бы прижечь свои раны. Точнее, оно было, но пили его только взрослые — Роксане удалось украдкой выпить полстакана под взволнованное сопение Нотта и она почти моментально захмелела. Но так было даже лучше. Будет куда лучше, если она просто перестанет понимать, что к чему, потому что полночь неотвратимо близилась. Все ждали, когда в комнату войдет Кларисса Нотт, эта беспардонная, громкая дама, и постучит мундштуком сигареты о бокал, объявляя тост. Тост за будущее своего сына... и его невесты Роксаны Малфой. После этих слов все, конечно же, ахнут, умилятся и зааплодируют. Катон Нотт торжественно оденет Роксане Малфой на шею сверкающий кулон и таким образом будет заключен особый магический контракт.

После Роксане уже некуда будет деваться. Она либо умрет, нарушив его, либо проведет остаток дней в компании с человеком, от которого её тошнит уже сейчас, хотя они провели вместе всего один вечер.

Катон не отпускал её от себя ни на шаг. Прижимая её руку к своему мерзкому, горячему боку, он таскал Роксану из одной комнаты в другую, давая всем гостям куснуть понемногу и как следует разглядеть ту самку, в чьем теле Нотты вознамерились взрастить своего наследника. Кроме этого, Нотт ещё и бубнел без умолку, зачем-то рассказывая Роксане подноготную каждого гостя: кто купил дом, кто проиграл дом, кто — истинный слуга Темного Лорда, а кто — явный грязнолюб, кто с кем спит, кто с кем не спит, снова и снова...

Один раз он всё же ушел — ему понадобилось «отлучиться».

— Сразу бы сказал, что надо отлить, — фыркнула Роксана, а когда Нотт уставился на неё, панибратски хлопнула его по плечу, скопировав жест Сириуса. — Да ладно тебе, мы же будем мужем и женой, твой дружок и мой дружок.

— У тебя истерика, — сухо сказал Катон, убирая её руку со своего плеча и стараясь улыбаться всем, кто невольно слышал их «беседу». — Не пей больше, идиотка.

Роксана послала ему смачный воздушный поцелуй, который каким-то образом перетек в неприличный жест. Катон ушел, а Роксана, почувствовав на себе пристальный взгляд матери, нырнула в толпу. Увидев уплывающий вбок поднос, бросилась вдогонку. По иронии судьбы, эльфов, который его нес, оказался Добби.

— Мисс нельзя пить виски! — протестующе пискнул он.

Не слушая его, Роксана схватила стакан. Рука немилосердно тряслась. Умный эльф не стал спорить и бочком двинулся прочь, опасливо глядя по сторонам, но Роксана не успела сделать и два глотка, как услышала над ухом вкрадчивый голос:

— Я всё видел.

Она оглянулась и наткнулась на прищуренный, приторный взгляд Мальсибера-младшего. Судя по тому, как он покачивался на своих тонких кривых ногах, отпрыск древней фамилии уже успел где-то нализаться. Наверняка вся тесная слизеринская компания уже вовсю отрывалась в одной из запертых комнат наверху. Роксана как-то видела, что они делают за этими дверьми. Не понравилось.

— Боишься, птичка? — пропел он, криво, но все-таки обаятельно ухмыльнувшись. — Бои-ишься, у тебя всё на лице написано! — он попытался ткнуть Роксану пальцем в лоб, но она шлепнула его по руке. Мальсибер радостно блеснул белоснежными зубами.

— Злая. Напрасно ты так. Тебе нужно учиться владеть собой, иначе можно кончить как Эйвери и превратиться в чей-то, ик, ужин.

— Иди овладей собой, Мальсибер, а меня оставь в покое! — прошипела Роксана и толкнула его плечом, проходя мимо, но в последний момент Генри цепко ухватил её за руку повыше локтя.

— Какого...

— Знаешь, а моему кузену надо быть повнимательнее и не бросать свою, ик, невесту, где попало! — Мальсибер притянул её ближе и перехватил за талию. Довольно больно. — Подумать только, что всё это достанется какому-то сраному педику... — вдруг зло прошептал он. — ...и что до этого досталось грязнолюбу Блэку, — его ладонь вдруг скользнула по её спине вниз. — Больно вид...

Рука Роксаны коротко дернулась вверх и остатки огневиски плеснули в злобно-ленивое лицо аристократа. Мальсибер скрючился и схватился за глаза, разразившись проклятиями.

— Все ещё больно видеть? — осведомилась Роксана, глядя, как он подвывает и корчится, и поцокала языком. — У тебя явно проблемы с глазами, Мальсибер, ты слишком много видишь. К целителю бы сходил, вдруг это опасно.

Она развернулась и уже собралась уйти, как вдруг Мальсибер снова перехватил её. Теперь он уже не ворковал — искаженное злобой лицо замаячило у неё перед глазами. Она отшатнулась.