После на Роксану словно из ушата обрушилась забота. Родителей как подменили.

Они интересовались абсолютно всем: как у неё дела в школе, с кем она подружилась, как ей преподаватели и предметы, что получается, что нет, с кем подружилась, чем занимается.

Все эти разговоры велись за вкуснейшим ужином, под звуки любимых рождественских пластинок Абраксаса, запах хвои, звон тарелок, которые менял новый домашний эльф. Всё это так напоминало Роксане о детстве, когда она ещё жила дома и верила в то, что её любят, что даже слезы на глаза наворачивались. Как будто не было этих семи лет одиночества. Как будто так было всегда...

Даже Нарцисса, которая сидела на почетном месте рядом с Люциусом, не раздражала Роксану, как раньше. Она заметно поправилась, но от этого её холодные острые черты приятно смягчились, а в улыбке и взгляде появилось что-то ласковое, уютное, теплое. И хотя Роксана старательно отводила взгляд, круглый живот, главное нынешнее достояние этого дома, то и дело бросился ей в глаза.

Перед сном мама пришла в её комнату — как раз, когда Роксана уже собиралась спать и при свете лампы валялась на кровати и писала письмо Сириусу. Про ссору она уже совершенно забыла — сейчас ей просто хотелось поделиться всем, что происходит.

Увы, письмо она так и не дописала.

Они проговорили почти до самого утра.

Несмотря на всё, что произошло после, Роксана знала, что воспоминание об этом разговоре с мамой навсегда останется одним из самых нежных и сокровенных.

Мама много чего говорила в ту ночь. Но особенно Роксане запомнилась фраза о том, что даже самый разбитый ковчег можно подлатать, главное только взяться за дело всем вместе. И в качестве своего первого шага в мама предложила отменить помолвку с Ноттом.

— Мы погорячились, — признала она. — В семнадцать лет едва ли можно быть готовой ко всем испытаниям, которые несет за собой произнесение Свадебного Обета. Я итак задолжала тебе много лет детства, не могу отнять у тебя ещё и юность. Надеюсь, ты найдешь в себе силы простить свою непутевую мать.

Уже тогда в душе Роксаны пробудился голос, отдаленно похожий на голос Сириуса, настойчиво шепчущий: «Что-то здесь не так!». Но тогда Роксана лишь отмахнулась от него. Да и как можно прислушаться к какому-то там голосу, когда чувствуешь себя такой счастливой? А она не так уж часто бывала счастлива, чтобы раскусить обман.

Обман, первый звонок к которому прозвенел уже на следующий день.

В эти дни Косой переулок напоминал Рождественскую открытку: шапки снега на магазинах, радостное звяканье дверных колокольчиков, свертки в цветной бумаге, радостные, умиротворенные лица, приподнимания шляп и пожелания Счастливого Рождества. Открытка, одна из многих, которые Рождество рассыпало по всему миру.

Разве так выглядит страна, когда в ней бушует война? Нет и не может этого быть! Это всё чьи-то глупые россказни, в этом мире нет войны! В этом мире все ждут Рождества, покупают подарки и обожают Эдвин Малфой. Да, именно так. В тот день она была королевой Косого Переулка! Все магазины распахивали перед ней двери, продавцы склонялись в полупоклоне, люди заискивали. Роксана поневоле переполнялась гордостью при мысли о том, что эта Королева — её мама! А ещё, впервые за все эти годы Эдвин участвовала в её жизни. Говорила, смеялась, выбирала парадную мантию для приема в честь Сочельника! Мерлин, как же счастлива была Роксана в эти солнечные, морозные часы! Единственное, что немного омрачало её настроение — так это злость на Сириуса за его слова о её семье. А ещё — тоска, потому что они поссорились и теперь неизвестно, помирятся ли вообще, он ведь теперь считает её предательницей. Но, на самом деле, что плохого в том, что ей просто нужна семья?

Разве это преступление — хотеть, чтобы родители любили тебя?

Оглядываясь назад, Роксана понимала, что в то время, когда они были в Косом переулке, ей и надо было бежать, бежать со всех ног, потому что тогда она ещё была свободна. И у неё был шанс предотвратить многие из последующих событий. Но она не сбежала, оглушенная и ослепленная внезапным семейным миром, она вернулась домой и даже не услышала, как защелкнулась дверца клетки у неё за спиной.

Вернувшись, Роксана забежала к себе, чтобы переодеться перед обедом, но не смогла найти свою сумку с вещами. Она обошла весь дом, подумав, что молодой эльф мог по-ошибке засунуть её куда-нибудь, но так и не нашла. В поисках пропажи Роксана случайно заглянула в кабинет отца. В тот момент, когда она распахнула дверь, пресловутый эльф как раз прятал что-то в сейф и подскочил так, что выронил одну из вещиц — ею оказалась склянка с зельем. Склянка разбилась и бедолага схватился за ушастую голову.

— Что скажет мистер Малфой! — эльф упал на колени и попытался ладонями сгрести зелье, но оно удивительно быстро испарялось, распространяя душистый мятный запах. — Нет, о нет-нет-нет! Хозяин накажет Добби, накажет бедного Добби!

— Добби, успокойся, я приказываю тебе сказать, что флакон разбила я, — твердым голосом приказала молодая хозяйка и эльф моментально успокоился. Поднялся с колен, неловко одернул чистенькую белую простыню и робко поглядел на Роксану.

— Мисс искала мистера Малфой?

— Мисс искала свою сумку с вещами. Это ты её убрал?

— Не убрал, мисс, нет, — охотно принялся пояснять эльф. — Добби её сжег! — и он кивнул так, что хлопнули огромные уши.

Роксана оторопела.

— Зачем?! — выдавила она, с трудом овладев собой.

Эльф отшатнулся, боязливо ссутулившись.

— Миссис Малфой приказала Добби сжечь одежду мисс! И Добби сжег! Добби — хороший эльф, послушный эльф! Добби всего лишь делает, что ему велят!

Роксана потерянно уставилась на домовика, чувствуя себя так, словно падает в пропасть. Все её любимые футболки, толстовки с эмблемами команд по квиддичу, кожаная куртка, эксклюзивные дырявые джинсы с цепями, перчатки и теплые шарфы, всё, всё уничтожено?!

Мама выворачивает ей руку и хлещет палочкой, как плеткой, кромсая платье...

Не может быть... нет, нет, неужели опять?!

— Простите, мисс, — посочувствовал ей эльф, опасливо подступая ближе. — Это были очень красивые вещи.

Роксана уставилась на эльфа и тут на неё вдруг обрушился новый удар: Патрик! Патрик, её милый, безмолвный добрый друг Патрик тоже был в сумке, среди вещей!

Горло перехватил спазм.

Не слушая больше домовика, Роксана бросилась прочь из кабинета.

— Какого черта ты это сделала?! — закричала она, ворвавшись в комнату матери. Эдвин в это время, как обычно сидела за своим пышным туалетным столом и обернулась на крик. Игнорируя её возмущенный взгляд, Роксана широким шагом прошла в спальню.

— Мои вещи, мама!!! Ты хоть понимаешь, что они значили для меня?! — Роксана сердито вытирала бегущие по щекам слезы, но они возвращались снова. — Ты понимаешь, что ты натворила?! Ты...

— Прости, милая, но я должна была, — спокойно перебила её Эдвин, царственно поднимаясь с пуфика. — Мы обнаружили докси в твоей сумке. Вещи пришлось сжечь, чтобы эта гадость не завелась во всем доме.

Роксана плюхнулась на диван и уткнулась лицом в подушку.

Патрик, бедный, бедный маленький Патрик!

Мать приблизилась к ней, похожая на гигантскую бабочку в своей шелковой узорчатой мантии. Похоже, она не вполне понимала, чем вызваны такие обильные слезы.

— О, милая, не надо так расстраиваться! Мы купим тебе новые вещи, я обещаю! Прости меня, я должна была тебе сказать,— с этими словами она села рядом и обняла рыдающую дочь.

— Там было что-то важное для тебя?

— М...мо-й.. мой пито-о-омец, — провыла Роксана.

— О, Мерлин, мне так жаль. Прости меня, пожалуйста. Боже, какой кошмар...

И Эдвин прижалась губами к волосам дочери, покачивая её на руках.

Роксана, настолько непривычная к таким проявлениям нежности, тем более от матери, разревелась пуще прежнего, но мир всё же кое-как восстановился.

Чтобы на следующий день рухнуть окончательно и бесповоротно.