— Прошло ведь всего несколько часов. Не хочешь подождать хотя бы до утра? — настаивал он.

Терпеливо улыбаясь, Ремус остановился и повернулся к отцу, поправляя въевшуюся в плечо лямку рюкзака. Все эти доводы он сегодня слышал как минимум три раза. По крайней мере, с тех пор, как его уши снова стали человеческими.

— Ну сколько можно, пап? Я не маленький. К тому же, все мои друзья уже там, — он нетерпеливо указал большим пальцем куда-то за спину.

« — ... Ремус, милый, почему бы тебе не прогуляться? На улице такая замечательная погода. Ты совсем не бываешь на воздухе и плохо выглядишь, — строго говорит мягонькая, как подушечка, старенькая Амадея Люпин. — Это нехорошо.

Ремус бросает долгий взгляд в окно и видит стриженную макушку Тобби Симмонса — вредного мальчишки с оттопыренными ушами и костлявыми ногами. Он и другие ребята играют в лапту неподалеку от его дома. А еще на прошлой неделе они начали выть, когда Ремус вышел из Бакалеи.

— Мне не хочется, бабушка, — с этими словами он открывает книгу».

Они смотрели друг на друга. Маркус — встревоженно, Ремус — спокойно, но в одинаковых глазах обоих плескалась просьба, граничащая с мольбой.

И Маркус сдался первым.

— Ну ладно! — он вдруг резко повеселел и хлопнул сына по плечу. — Ты уже взрослый парень, я не буду тебе запрещать, но если что — сразу же к тебе приеду, ты понял? Если почувствуешь себя хуже, Ремус, ты должен...

— Конечно, пап, я сразу сообщу, — заверил его Ремус, а про себя подумал, что не заставит отца путешествовать с больной ногой, даже если будет умирать.

— В таком случае, счастливой дороги, — с этими словами Маркус крепко обнял сына, про себя отчаянно молясь, чтобы с ним ничего не случилось по дороге. Он понимал, что просто не может, не имеет никакого права отказывать ему в таком крошечном веселье, в то время как его сверстники постоянно разъезжают по таким вот концертам, дружат, встречаются и живут полной жизнью. Но в то же время понимал, что ему сейчас проще пробежать марафон без трости, чем отпустить своего ребенка черт знает куда, когда тот только-только пришел в себя. Причем буквально.

— Счастливо, пап! — Ремус похлопал его по худой спине и разжал объятия. — И ложись спать, не придумывай ничего! — с этими словами он побежал по вьющейся в высокой траве тропинке, ведущей к дороге. Пару раз обернулся, махая отцу, и совершенно скрылся из виду. А Маркус Люпин ещё долго стоял рядом со своим опустевшим домом.

Ремус вытащил палочку и вытянул ее над абсолютно пустой дорогой.

Едва он это сделал, как вдалеке мигнули две молочно-белые фары. В ночи взревел мотор. Не успел он опустить руку, как автобус в мгновение ока перепрыгнул расстояние в пару миль, затормозив возле Ремуса так внезапно, словно врезался в стену, после чего вытряхнул на дорогу своего сонного кондуктора.

— До-обрый вечер... — зевнул Эрни Шанпайк, одергивая куртку. — Добро пожаловать...

— Привет, Эрни, — Люпин встряхнул его теплую и тяжелую со сна руку и влез на ступеньку.

— А, Ремус! — проснулся кондуктор, узнав одного из своих самых частых клиентов. — Полезай, полезай. Боюсь, что сегодня у нас остались места только на верхних этажах. Просто аншлаг какой-то!

Ремус протянул Эрни деньги, оглядывая теплый, пахнущий бензином и шоколадом салон. Места здесь действительно не было — сплошь баулы, сумки, рюкзаки и между всем этим — фигурки спящих волшебников, чьи-то ноги, руки и над всем этим — стоны гитары, смех и храп.

— ... и все едут в Каледонский лес! Одни, без родителей, ты представляешь?

— Представляю, — Ремус ухватился за спинку ближайшей кровати, чтобы не упасть, когда автобус резко взял с места. Лежащая на ней девчонка сердито выдернула у него из-под пальцев клетчатый колючий плед и отвернулась. — Простите, — Ремус поднялся, удерживаясь за поручень. — Я тоже еду туда.

Эрни посмотрел на Ремуса так, словно он нанес ему смертельную обиду и сунул ему в руку билет.

Ремус двинулся между кроватей к лесенке, ведущей наверх. На него вдруг навалилась такая огромная давящая усталость, что он подумал, что с легкостью заснет даже в этом адском автобусе — лишь бы только успеть добраться до кровати. Совершенно не хотелось думать о прошедшей ночи — тело до сих пор ломило так, словно он последние несколько суток занимался тяжелой атлетикой. И запахи — Мерлинова борода, они преследовали его, словно рой назойливых насекомых. Он слышал даже такие запахи, которые и не хотел бы...

Неожиданно рядом раздался взрыв громкого хохота, и Ремус по привычке дернулся и обернулся.

В хвосте автобуса расположилась шумная многоголосая компания, в которой Ремус мгновенно различил огненно-рыжие головы близнецов Пруэтт.

Позабыв про усталость, он двинулся туда.

Гидеон Пруэтт играл на гитаре что-то из репертуара «Диких Сестричек». Девчонки смеялись, парни громко обсуждали последний матч по квиддичу. Ребята сдвинули несколько кроватей так, что получилось одно общее лежбище, и теперь они валялись на нем пьяно-сигаретно-пьющей кучей, укладывали друг на друга ноги, пинались, тискались, в общем, вели себя как обычно. То и дело пшикали открываемые кем-то алюминиевые банки из-под сливочного пива. Девчонка-хиппи с длинными темными волосами, схваченными на лбу кожаным ремешком, громко доказывала что-то Бенджи Фенвику, размахивая руками. Ремус узнал её — Эммелина Вэнс из Когтеврана. Фенвик лениво ухмылялся ей и потягивал пиво, а бок о бок с ними кудрявая когтевранка Доркас Медоуз из прошлого выпуска и какой-то светловолосый парень сосались и чмокались, неловко завалившись на Фабиана Пруэтта, которому не было дела ни до чего, кроме Марлин, которая была уже слегка навеселе и то ли смеялась, то ли уже плакала шутке, которую отмочил Гидеон.

Волшебные огоньки, которые в последнее время были в большом ходу среди студентов Хогвартса, плавали над головами ребят, но как-то неровно, точно рой пьяных светлячков.

Компания притягивала неодобрительные взгляды сонных пассажиров и бессмысленные призывы соблюдать тишину.

— Эй, ребята, смотрите, это же Ремус! — Марлин первой заметила Ремуса, вскочила на смятую всклокоченную кровать, демонстрируя салону худые ляжки в пижамных шортиках, и призывно замахала руками так, словно они все были островом, а Ремус — проплывающим мимо кораблем.

— Ремус, Рему-ус!

Спящие по бокам салона волшебники недовольно обернулись.

Фабиан не упустил возмодность и ущипнул Марлин за зад, за что тут же получил пинок коленом. Красивая русоволосая Мэри Макдональд с надеждой обернулась, но увидев, что Ремус Люпин сегодня один, а не в компании Джеймса Поттера, улыбнулась ему с едва заметным разочарованием и просто махнула рукой. На ней была футболка с эмблемой «Диких сестричек»: «W» и «S», похожие на врезавшиеся друг в друга молнии. Такая же, как и на близнецах.

— Мистер Люпин, почему это вы бродите после отбоя? — витиеватым тоном протянул Бенджи, нахально улыбаясь и протягивая Ремусу руку.

— Присматриваю за тобой, Бендж!

— И ночь уж близилась к прощальному куплету, и были мы печальны и мрачны, — громко продекламировал Фабиан, важно салютуя Ремусу баночкой сливочного пива. Вокруг его головы была неуклюже повязана бандана, так что рыжие волосы торчали во все стороны. — Не знали мы, кому теперь давать обеты, улыбки наши были так грустны...

— Но тут, как солнце, вдруг явился друг с приветом, и души наши стали им полны! — Гидеон, как всегда, подхватил рифму брата. — Ведь он пришел, мерзавец, на рассвете, и падал свет в дырявые штаны!

Смеясь, Ремус по очереди пожал близнецам руки.

— Только не говори, что ты тоже едешь на концерт! — округлил глаза Гидеон.

— Ведь если это так, нам придется быть паиньками! — встревоженно добавил Фабиан.

— Оставишь нас после уроков за то, что мы дрались-курили? — витиевато играя голосом, поинтересовался Гидеон, перебирая струны.

— А также трахались, гуляли и, наконец, безбожно пили?

— Ты просто отвратителен сегодня! — сообщила Марлин, сочувственно похлопала Фабиана по макушке и громко икнула, после чего снова засмеялась.