— ЧТОБЫ Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ СЛЫШАЛ ОБ ЭТОМ!!! — заорал он. — Мне примириться, мне сделать первый шаг?! Да что ты, мать твою несешь, Забини?! Что ты можешь знать о моей семье, что ты вообще можешь знать обо мне?!

Блэйк прижималась спиной к изголовью кровати, в ужасе глядя на Сириуса.

— Эти люди, которых ты называешь моей семьей, убивали своих родственников в их собственных постелях, а если не убивали, то скрещивались с ними, как животные, чтобы сберечь мать-её-чистую-кровь! — он театрально взмахнул руками. — И каждый день я, черт возьми, радуюсь, что я родился, по их меркам, психопатом и ненавижу всю эту сучью породу! Они ненавидят меня, я ненавижу их и это никогда не изменится, мы — не семья, мы никогда не были семьей, эти люди понятия не имеют о том, что есть семья, все их ценности заключаются в гребанных графинах с кровью, которыми их логово забито под завязку! С этими людьми ты хочешь стать семьей? Им хочешь отдать его?! — он ткнул в её живот. — Прекрасно! В таком случае иди к Регулусу, он будет счастлив, если ты раздвинешь перед ним ноги, а я... если я узнаю, услышу, что ты писала им обо мне или от моего лица — придушу тебя сам к чертям собачьим, понятно?!

Последнее слово ударилось об стены, пол и потолок. Блэйк всхлипнула в собственные ладони и закивала, а Сириус вдруг прозрел и ярость оставила его так же внезапно, как и охватила.

В спальне повисла абсолютная тишина.

Всё ещё задыхаясь, Сириус отступил от постели, почувствовал вдруг острую боль и посмотрел на свою руку.

Вся ладонь была залита кровью, то тут, то там в плоти засели осколки ночника.

Жуткое зрелище.

Как-будто он убил кого-то...

— Извини... — хрипло произнес Сириус. Натянувшаяся тишина лопнула и хлестнула его. — Прости, Блэйк, я не...

Блэйк отшатнулась от него, так, словно он был бешеным животным и тут в его памяти разбились слова Регулуса:

«Ты — больший Блэк, чем я, брат...»

Сириусу вдруг захотелось сбежать. В лес. К друзьям. Подальше от этих подземелий, от этой непонятной злобы, темноты, от дрожащей Блэйк... бежать, пока ветер не выдует из головы эти страшные слова, которые сейчас пульсировали в его голове.

— Поговорим обо всем завтра, — глухо молвил он. — А сейчас мне надо... мне пора идти, — он метнулся к двери.

Блэйк ничего не ответила и только закрыла лицо руками, когда он захлопнул дверь. Какое-то время просидела так, а потом очень медленно опустила руки на колени и произнесла совершенно бесцветным голосом:

— Завтра будет поздно.

Раз...два...три...четыре...пять...шесть...семь...

Метла парила в десяти футах над изумрудной травой поля, а Джеймс Поттер, в полном одиночестве и одних форменных брюках, подтягивался на ней, стараясь контролировать дыхание и не сорваться вниз.

Солнце, похожее на раскаленный галеон, медленно опускалось за горизонт, плавя небо в золото и заливая им замок и окрестности, а на смену ему, над черной кромкой леса уже поднимался небольшой, идеально круглый сикль...

Подтягиваясь, Джеймс всё смотрел на него и думал, что чувствует Ремус каждое полнолуние, когда видит этот шар целый день и знает, чем он для него закончится...

Команда уже ушла, как всегда шумно гомоня, а отвергнутые кандидаты в охотники, надувшись, все ещё прятали школьные метлы в домик и медленно расходились, бросая на капитана команды мрачные взгляды.

Но Джеймсу не было до них дела.

— ...десять... — выдохнул он. — О-одиннадцать...

После его разрыва с Лили прошло почти десять дней.

Они не смотрели друг на друга, не пересекались, а если и притрагивались друг к другу — то сразу же шарахались в стороны как обожженные.

Что с ней не так?

Он ни разу не видел, как она плачет или переживает.

Неужели ей наплевать?

Да, наверное.

Святой Мерлин. Ещё никогда прежде он не хотел её так сильно и исступленно, как в эти дни, когда он больше не мог, не имел права взять её за руку, обнять, поцеловать, зарыться носом в шею...

...Лили улыбается ему, так солнечно, а он ест ягоды с её живота...

...Лили улыбается Боунсу, перебирает светлые волосы...

«Ты будешь у меня первым»

— Пятнадцать! — зарычал Джеймс, чувствуя, как каменеют мышцы.

Хорошее упражнение для тех, кто любит срываться с метлы на высоте в тридцать футов.

Хорошее упражнение для тех, кому срочно надо занять руки.

И сбросить напряжение.

«Восемнадцать...девятнадцать...»

— Двадцать!

Джеймс спрыгнул на траву и оглянулся, тяжело переводя дух.

По трибунам спускалась девушка. Волосы отливали на солнце мелью. Вместо формы на ней уже был теплый вязаный свитер и магловские джинсы. Увидев его, голого по пояс и мокрого, Мэри игриво дернула бровью и сладко улыбнулась.

— Ты, оказывается, не только хороший ловец! Стриптизер из тебя тоже ничего себе.

Джеймс усмехнулся, вытираясь полотенцем.

— Это был закрытый сеанс, — она улыбнулась. — Ты почему здесь? Уже поздно, сейчас выйдут мракоборцы и арестуют тебя.

Она подошла вплотную, привстала на цыпочки и поцеловала его.

Джеймс коротко ответил и сразу же отстранился.

— Ты меня спасешь, — она провела ладонями вниз по его груди. — Спасешь ведь?

Ни к чему лукавить — это было приятно.

— Ты сегодня хорошо играла, — улыбнулся он.

— Тогда может сыграем вдвоем? — она прижалась к нему и Джеймс сдался её губам.

Спустя час они сидели в гостиной и делали домашнее задание. Джеймс корпел над сочинением про чары невидимости для Джекилла, а Мэри читала учебник по трансфигурации. Видимо статья была скучной — каждые десять минут её босые пальчики принимались забираться под его штанину, или поглаживать коленку. При этом Мэри смотрела на него в упор и многообещающе улыбалась. На её безыскусный флирт Джеймс отвечал короткой, довольной улыбкой, а сам украдкой оглядывал шумную, веселую комнату и нервно постукивал пером по пергаменту.

Парни всё никак не возвращались, а ведь время уже близилось к десяти. Им стоило поспешить. Он чуть подвинул свиток с сочинением и взглянул на Карту. Хвост торчал в библиотеке. Ремус возвращался оттуда, шел по коридору в компании с Алисой Вуд. Бродяга ошивался в подземельях — и если десять минут назад он был в компании с Хлоей Гринграсс, то теперь торчал рядом с Забини.

Джеймс усмехнулся и по привычке, установившейся за последнее время, нашел Лили.

На Карте она была всего в паре сантиметров от него — в спальне девочек.

Работая над зельем для Ремуса, Лили не одну ночь на этой неделе провела в подземельях. Джеймс знал, что парни охраняют её (точнее Ремус охраняет, а Бродяга дрыхнет за соседней партой, пока она работает), но ему все равно было каждый раз не по себе, когда он думал, что она там одна, окруженная Слизерином со всех сторон, поэтому сам он все эти ночи просидел на своей постели, полностью одетый и готовый бежать на помощь, с зажженной палочкой в руке и с разложенной Картой на коленях. Себе он это объяснял тем, что просто боится, как бы затея с зельем не сорвалась. А всё, что он делал потом, после того, как точка Лили благополучно возвращалась в спальню девочек, он просто не хотел себе объяснять...

— Что у тебя там?

Джеймс поспешно закрыл карту свитком.

Мэри обняла его за плечи и как только он поднял голову, поцеловала в шею.

По спине побежали мурашки. На него вдруг повеяло смесью каких-то совершенно волшебных запахов: клубника, шоколад, свежий хлеб, патока...

— Ты вкусно пахнешь, Эм, — ляпнул он, надеясь, что это выдует из её головы все подозрения.

Она улыбнулась. Губы её сияли.

— Это волшебная помада... у неё может быть любой вкус, какой захочешь.

— Какой захочу? — машинально спросил Джеймс. Где-то наверху хлопнула дверь. Живот тут же скрутило от нехорошего предчувствия — и совершенно верно: по лестнице сбежала Лили.

Увидев их в одном кресле, она на секунду замедлила шаг, но тут же отвернулась, закрывшись от них занавесом волос и торопливо пересекла переполненную гостиную.