— Я сказала «друг», ты переворачиваешь мои слова!

— А ты уходишь от ответа.

— Блэк, какого хера ты торчишь здесь весь вечер? Тебе больше нечем заняться?

— Я думал, это очевидно.

— Ни черта это не очевидно! Тебе ведь есть, к кому пойти! К Лерой, например!

— Мне нравится, когда ты меня ревнуешь.

Роксана пнула его под одеялом. Блэк охнул и засмеялся.

— Сегодня я хочу провести вечер с тобой, — он вдруг прижался к ней. На Роксану опять повеяло его ледяным ароматом, по спине побежали мурашки. — И я вижу, что ты рада. У тебя уши краснеют. Прямо сейчас.

— Я тебя ненавижу, — она оттолкнула его.

— Уже было.

— Блэк, я хочу побыть одна, — она перешла на жалобный тон, надеясь, что хотя бы это поможет. — Иди к черту, а?

— Малфой, ты же девочка, ты же не хочешь, чтобы я вымыл тебе рот с мылом?

— Не хочешь туда — иди к Забини.

— Я порвал с ней, — отрезал он.

Роксана проглотила конец слова.

— И, знаешь, мне было бы просто не по себе, — как ни в чем ни бывало продолжил он. — Если бы я сидел в гостиной, играл в карты, пил сливочное пиво и кадрил девчонок, зная, что где-то по моей вине мучается человек. Пусть даже и ты.

— Да ты что! Ты признал во мне человека!

— А кем мне тебя признать, лукотрусом?

— Ты явно не бывал в женских туалетах, Блэк.

— Я бывал там чаще, чем ты.

— Ты знаешь, что половина студенток откровенно на тебя охотится?

— Мерлин, — Сириус засмеялся. — Правда? Охотятся? Надеюсь они не ставят силки?

— А другая половина ненавидит тебя и говорит, что ты относишься к ним как к сливочному пиву: выпил, выбросил бутылку и отправился за следующей.

— Они сравнивают себя с бутылкой? Серьезно?

— Скажи, ты вообще умеешь любить?

— Нет. Я бесчувственный бубонтюбер.

— А если серьезно? — Роксана села. Не без его помощи. — Ты вообще встречался с кем-нибудь? Ты хоть когда-нибудь влюблялся?

— Конечно.

— Я не имею в виду твоих матрёшек.

— И я нет. Я встречался с одной девушкой. Довольно долго.

— И сколько же это длилось? Две недели?

— Полтора года.

— Я серьезно, Блэк.

— И я тоже.

— И что же случилось? Она тебе изменила, ты не простил ее, и теперь никогда и ни за что не позволишь себе любить снова?

— Что за чушь? — поморщился Сириус. — Просто я ее разлюбил. Любил-любил... а потом разлюбил. Все закончилось. Так бывает.

— Не бывает, если любишь по-настоящему.

— Слова истинной девственницы. По-настоящему — это как? — он усмехнулся. — Любая любовь настоящая. И любая любовь заканчивается.

— Кто она?

— Какая разница? Ты её не знаешь.

Больше он ничего не сказал.

Запахло сигаретным дымом.

И едва его запах коснулся носа, Роксана поняла, что ужасно хочет курить. Так что даже в горле защипало и рот наполнился слюной. И едва она об этом подумала, сигарета ткнулась ей прямо в губы.

Он, что, и мысли читает?

Роксана с наслаждением затянулась из его руки.

— Ну а ты, Малфой? Ты была влюблена? — сигарета пропала.

Роксана глубоко вздохнула, радостно утопая в дыме.

— Да... — выдохнула она.

— В этого своего «друга»? И где он теперь? Не выдержал соседства с твоим ножиком?

— Нет, — Роксана помолчала пару мгновений, а потом легла на подушку и отвернулсь от Сириуса. — Умер.

Больше Блэк ни о чем не спрашивал.

... Они были повсюду.

Прекрасные юные леди в кисейных викторианских платьях под круглыми кружевными зонтиками. Прекрасные и невесомые, словно морская пена или кусочки облаков, они бродили по развалинам Хогвартса в лучах теплого июньского солнца...

— Малфой...

... стоило подойти ближе, и стало понятно, что все они — гнилые, оборванные, изломанные, а кожа свисала с их тел лоскутами, обнажая кости и высушенную плоть. Они ломали себе руки и ноги, срывали с себя кожу и грелись под солнцем. Лица всех были совершенно бесстрастными, но она слышала их радость, как свою...

Роксана испугалась и бросилась бежать.

Она знала, что в классе можно спастись от этих жутких зомби, и поскорее вбежала в ближайший из них.

— Роксана!

Она обернулась и увидела, что рядом с ней за партой сидел Мирон. Роксана обрадовалась и бросилась к нему и тут увидела, что его глазницы провалились, а руки на глазах покрылись струпьями, а кожа отвалилась от костей...

— Инфернал! — истошно закричала она, но тут Мирон обхватил ее, зажал ей рот и потащил прочь из класса в жуткую абсолютную темноту...

Роксана билась, пыталась вырваться и яростно когтила руку Мирона, пытаясь оторвать от костей мертвую гнилую кожу, но сколько бы она ни царапала ее, кожа не отрывалась и вообще оказалась теплой, упругой и вполне живой.

— Роксана, проснись! — говорил Мирон — Проснись! — и он вдруг коротко и резко встряхнул ее.

Роксана металась по постели, пытаясь выбраться из непроглядной темноты, после пробуждения мрак никуда не делся, это сбило с толку, она потерялась в этом ужасе, запуталась в одеяле и продолжала сучить ногами и кричать, когтя ладонь инфернала, зажимающую ей рот. И только спустя добрых тридцать секунд услышала голос “инфернала”.

— Тихо-тихо-тихо, все хорошо! Слышишь меня? — он встряхнул её. — Это был сон, просто сон!

— Я не вижу... я ничего не вижу! — металась Роксана, судорожно хватаясь за руку, которая оказалась вполне живой и горячей. — Свет, умоляю, свет, мне очень нужен свет!

— Ш-ш-ш-ш, — темнота обхватила её и прижала к чему-то большому и теплому, а внутри: тух-тух... тух-тух... тух-тух... — Здесь светло, ты в повязке и потому не видишь.

— Блэк, это ты? — задохнулась она, окончательно проснувшись.

— Хвала Мерлину, я снова Блэк — ехидно улыбнулся голос. — Кем я только не был последние пять минут.

Роксана прерывисто вздохнула и обмякла у него в руках.

— Они были там... инферналы... — лепетала она, отходя от кошмара. — Они ходили по Хогвартсу: женщины в белых платьях, мужчины во фраках, облезлые, поломанные... я так испугалась, они были такими реальными...

— Жесть. Но их больше нет. Постарайся снова заснуть.

— Нет! Я опять их увижу! — Роксана вцепилась в его рубашку. Блэк — единственное, что осталось настоящего в этой жуткой всеобъемлющей темноте и Роксана не готова была так просто его отпустить. Ей чудилось, будто она сидит на крохотной табуреточке высоко в небе, а вокруг нее — только мрак и пустота. Страшно было сдвинуться с места, страшно было даже пошевелиться! А отпустить свою единственную опору?! Ну уж нет!

— Не увидишь. Я побуду с тобой, пока ты не уснешь, идет?

— Да... — Роксана сглотнула и закивала. — Да...

— Ты звала во сне кое-кого, — сказал Сириус, когда Роксана немного успокоилась.

Она лежала рядом, свернувшись в комочек, не пыталась его обнять, не пыталась нежничать, просто вжималась в него и боялась.

— И кого же?

— Мирона Вогтейла, — он усмехнулся. — Ты, что, влюблена в него, Малфой? Глупо влюбляться в знаменитостей.

Роксана промолчала.

— Сомневаюсь, что твои родители и их очаровательные друзья одобрят твоё увлечение, понимаешь? Стоит быть осторожнее.

— Они не одобрят... и никогда не одобряли, — её голос звучал куда слабее обычного.

— В каком смысле?

Она вздохнула.

— Блэк, Мирон Вогтейл — мой школьный друг. И мой первый и последний парень.

Пару мгновений Сириус пытался осознать услышанное.

Потом рассмеялся.

— Смешно.

— С какой стати мне врать?

— Малфой, я никогда не поверю, что Мирон Вогтейл... да черт, я и так не верю!

Роксана легонько пожала плечами.

— Дело твое. Но даже такие «звезды» как он где-то когда-то учились и с кем-то когда-то дружили. И он дружил со мной. И не только дружил, — ехидно добавила она.

— Брось, Малфой!

— Мы вместе учились в Дурмстранге. После того случая с нападением и ножом мне пытались отомстить друзья того кретина, а Мирон за меня вступился. Так бы ему было наплевать, подумаешь, девчонка... но в Дурмстранге уважают сильных и тех, кто умеет за себя постоять. Мирона и Донагана...