Растерянность Джона моментально испарилась, пальцы умело перехватили зажатый в них патрон, и ловким, отработанным за многие годы движением вогнали в казенник двустволки. Перехватив освободившейся ладонью ложе обреза, Джон привел его в боевое состояние, клацнув затворной коробкой, и одновременно взводя курок. К тому времени тень толстяка полностью накрыла Джона, и на фоне яркого солнца он мог видеть лишь почти черный силуэт врага. Зажав мачете обеими руками, толстяк размахнулся, выгнувшись чуть назад, и показавшееся из-за макушки его головы солнце осветило напряженные мышцы рук и мощную грудь, укрытую кожаными пластинами. Устремленные на Джона глаза горели в темноте глазниц предвкушением крови, а губы изогнулись в презрительной ухмылке. Джон вскинул обрез и, практически не целясь, выстрелил. Плотный заряд дроби начисто снес ухмылку и глаза толстяка вместе с половиной его головы. Казалось, само солнце на мгновение забрызгал густой сироп из крови и мозгов. Все еще удерживая мачете высоко занесенным над головой, толстяк покачнулся и тяжело упал навзничь.
Джон торопливо извлек из обреза стреляную гильзу, затем поднял с земли два патрона и вновь зарядил обрез. Только после этого он сделал попытку подняться на ноги и осмотреться. В тот момент ему даже в голову не пришло удивиться тому факту, что ноги вновь его слушаются, как и прежде. Приподняв голову над краем повозки, Джон наметанным глазом практически мгновенно смог оценить обстановку. Небольшой караван из трех повозок застрял посреди пустоши, и его защитники отчаянно отбивались от наседавших бандитов. Передняя повозка была перевернута, застопорив движение остальных. Бандиты обстреливали караван, укрывшись за камнями на краю дороги, а тот громила, что напал на Джона, вероятно, каким-то образом смог обойти защитников каравана с тыла. Было очевидно, что караванщикам долго не продержаться.
Близкий щелчок пули заставил Джона присесть, а когда он выглянул во второй раз, то увидел, как двое бандитов выскочили из укрытия и бросились к повозкам. Их подельники продолжали стрелять, не давая защитникам приподнять голову. Джон бросил взгляд в сторону и увидел скрючившегося за соседней повозкой караванщика. Это была немолодая женщина. В руках она сжимала слишком большую для нее винтовку. В ее взгляде читалась отчаяние и безысходность. Впрочем, когда она в ответ посмотрела на Джона, ее глаза округлились от изумления, а винтовка вывалилась из рук. Позабыв о бандитах, женщина уставилась на Джона, словно увидела приведение.
Между тем бандиты приближались, и Джону некогда было обращать внимание на странное поведение женщины. Он выставил за край повозки одну ногу и быстрым движением перенес на нее вес тела, оказавшись прямо напротив одного из бандитов. Не ожидавший его появления налетчик растерялся, и заряд дроби, выпущенный из обреза Джона, порвал доспехи бандита в клочья, проделав в его животе огромную дыру и разбросав в стороны куски кишок вперемешку с частями одежды. Метнувшись к упавшему бандиту, Джон вырвал из руки мертвеца револьвер. Сжав все еще заряженный одним патроном обрез в одной руке, а револьвер в другой, Джон рискнул встать в полный рост, совершенно уверенный в том, где находится второй из бежавших бандитов. Выстрелив практически наугад из револьвера в сторону засевших в укрытии бандитов, он поймал в прицел обреза уже забегавшего за соседнюю повозку второго бандита и выстрелил. Оторванная рука бандита полетела в одну сторону, а изуродованное тело отбросило в противоположную.
В эту секунду Джону уже было неважно, почему и как он оказался в самом эпицентре этой схватки. Им целиком завладела жгучая злость, которая не раз помогала ему в подобных ситуациях, заставляя забыть страх и придавая телу новые силы. Джон не укрылся за повозками, как сделал бы иной, а, отбросив разряженный обрез в сторону, перехватил револьвер двумя руками и побежал в сторону засевших за камнями бандитов, стреляя на ходу. Это было чистым сумасшествием, но Джону в тот момент казалось, что он неуязвим. Пули свистели справа и слева, чудом минуя его. Выпущенные им по камням две пули заставили бандитов прекратить огонь, а когда один из них все же снова осмелился поднять голову, третья пуля продырявила его череп и заставила умолкнуть навсегда. Второй и видимо последний из налетчиков не выдержал и, вскочив из-за укрытия, бросился бежать. Пуля, впившаяся ему между лопаток, лишь придала беглецу ускорения.
Джон все еще бежал по инерции, когда вдруг с ужасом ощутил, что земля под ногами кончилась, и его ноги молотят в пустоте. Опустив взгляд, он увидел, что падает в уже знакомое серое ничто. Джон закричал, воздев руки и пытаясь зацепиться за ускользающую реальность, но безрезультатно. Опять вокруг ни звука, ни эха, и лишь вновь где-то в толще безликого тумана его звало отчаяние и страх...
Расположившись на ступеньках торгового порта и сдвинув свою старую фетровую шляпу на макушку, Митч со скучающим видом наблюдал, как Джейсон Бэр заканчивает приготовления к отправке. Помогать торговцу Митчу было неохота, да и не его это дело - крепить тент и подтягивать браминью упряжь. Его ведь наняли в качестве охранника, а не караванщика. Хотя в данном случае говорить о караване как таковом не имело смысла. Повозка у Бэра была всего одна, и кроме самого торговца с грузом управляться было некому. Была еще одна причина, почему Митч не спешил помогать нанявшему его торговцу. Митч был стар и лишний раз не хотел демонстрировать своему работодателю уже наметившуюся неуверенность в руках, больную спину и нетвердый шаг. В его возрасте люди предпочитали доживать свой век в каком-нибудь тихом спокойном уголке и вряд ли решились бы пересечь пустошь, сопровождая одинокого торговца. Но беда в том, что у Митча не было такого спокойного местечка и не было никого, кто бы приютил старого наемника. Про себя Митч решил, что будет заниматься своим опасным ремеслом до тех пор, пока его хоть кто-то будет нанимать на работу. А там, думал он, все случится само собой - либо он найдет свой конец от пули в пустоши, либо окончательно отправится на свалку и сдохнет в придорожной канаве. Пока же он еще был способен сносно стрелять из винтовки, а такие торговцы-одиночки, как Бэр, стесненные в средствах и вынужденные конкурировать с крупными торговыми компаниями, готовы были нанимать за невысокую плату таких, как старик Митч.
Митч прекрасно знал, что выгода от проданных товаров едва приносит прибыль Бэру. Немногие решались, как Бэр, пересекать пустошь в одиночку. Большинство предпочитали присоединяться к большим караванным партиям, которые организовывали крупные торговые компании. Но для Джейсона Бэра это было слишком дорогим удовольствием, и он предпочитал рисковать в одиночку, свято веря, что на одиночку бандиты посерьезнее вряд ли позарятся, а отбиться от швали помельче хватит и пары не шибко сноровистых охранников, которые обходились вполовину дешевле молодых и опытных ребят. Так что Митч его прекрасно понимал и запрашивал за свои услуги не так уж и много. Если повезет, вместе с Бэром Митч вернется обратно и у него в кармане после всех трат окажется несколько лишних монет, которые позволят ему продержаться еще несколько дней, пока опять не подвернется какая-нибудь работенка.
Было раннее утро и еще не вставшее солнце лишь будоражило горизонт алыми всполохами. Улицы городка были пустынны, и ничто не нарушало дремотной тишины. Раздавшееся вдалеке гулкое эхо торопливых шагов отвлекло внимание Митча от суетящегося Бэра, и наемник, повернув голову, посмотрел в конец длинной улочки, ведшей от центра городка к торговому порту. По направлению к ним спешил молодой парень, на ходу поправляя ремень с пристегнутой к нему пистолетной кобурой. Вот и его напарник, невесело подумал Митч. А чего, собственно, ему следовало ожидать? Если Бэр не нанял такого же старика, как сам Митч, то значит, нанял необстрелянного молокососа, в котором лишь прет через край юношеский норов и жажда приключений, и нет ни грамма опыта. Митч усмехнулся - вот так парочка подобралась: старик на излете сил и молокосос, который еще не нюхнул пороха. Ну, Бэр и юморист!
