Он, как заводила банного процесса, сам отошел, оставив хозяина вполне живого и довольного, а сам приблизился ко мне угрожающе, заставив напрячься. Но веники только скользнули над кожей, разгоняя жар. Голос старого Митрофана зазвучал прямо в голове:
— Странный ты, господин Снейп… Столько раз умирал. Такие прочные корни! Вот и будь землей: стоит, ничего о себе не знает и не боится ничего. Но если надо, будь и ветром. Ветер не разобьется о скалу, а обогнет ее. Вода протечет насквозь.
— А огонь? — поддержал я общую направленность разговора, из которого следовало вынести философский смысл.
— Твой огонь выжег тебя до тла. Достаточно! Ветер уже принес семена. Посади в землю, полей и жди.
— Люблю я твои сказки! — признался, не особо надеясь на продолжение. — Спится под них так сладко.
— Так слушай да спи. Жила-была в далекой стране царевна…
Очнувшись, почувствовал сильную скованность. Паниковать я не привык. И повода не случилось. Румяная, с мокрыми, сосульками свисающими волосами Марийка левитировала меня, спеленав большой простыней. Немного интересно было, что за наставления она успела получить во время омовения. Но адресованы они были не мне, и только если она вздумает делиться… Между нами и так почти не было ментальных и энергетических преград.
Но, как бы приятно она ни пахла свежестью, травами, легкой кислинкой здоровой женской сферы, пристроившись под боком, странная истома все не отпускала. Хотелось извиниться за свою несостоятельность и странную усталость. Получить-то желалось обратный эффект. Она рассеяла мысли завораживающим тягучим поцелуем. Навалилась, пристраивая руку и ногу. Мгновенно дыхание синхронизировалось. Сердце начало биться чуть скорее, но не вызывая дискомфорта. Марийка звучно зевнула и невербально потушила свет.
На завтрак, перед которым мы успели, не сговариваясь, нагулять зверский аппетит, подали краеугольный камень утренней трапезы — аскетичную овсянку, а к ней развратные, медом и маслом истекающие, толстые, ноздреватые блинцы. Кофе и чай благоухали, в сметане ложка стояла. Домовиха Глаша супруга Фоки знала свое дело. Отдыхать, есть, предаваться праздному безделью в этом доме было одно удовольствие. В гостях у Люциуса легче было строить стратегические планы. Сама атмосфера того дома располагала. А у себя… Ну, что у себя?.. Теперь и у меня было хорошо. Чистый лист, который надобно было заполнить новым содержанием, и быть оно могло любым. Я собирался поселить в его стенах атмосферу любви!
Министерская сова принесла свиток и сверток. В документе было официально заверенное противоположной стороной подтверждение. А под упаковочной бумагой с министерским штампом и подробным пояснением правил пользования — порт. В данном случае им выступал красивый портсигар. Я не курю, но носить его с собой было во сто крат сподручней, чем дырявый башмак, пустую бутылку или, того и гляди, старую автомобильную покрышку. В выборе предмета проскальзывало уважение. Небось, инициатива прежде проволокла свою кровоточащую тушку по всем инстанциям и наткнулась на Поттера в мракоборческом отряде. Он и поспособствовал.
Напутствий не последовало. Мы, не прощаясь, активировали портал и очутились в довольно людной туристической части великолепного Будапешта. Марийка повела меня за собой к уютному зданьицу Министерства магии, где мы подверглись всестороннему сканированию обычными способами. Цели свои назвали туристическими. Проведенная прежде артиллерийская подготовка памяти помогала выставить нас достаточно ограниченными, бесполезными, но и безвредными индивидами. С чем мы и были отпущены на все четыре стороны.
Возлюбленная вновь на миг стала затравленной Вороной. В круглых, выпученных от напряжения глазах существовал только страх. На улице ее пришлось немного встряхнуть. Не думаю, что она всерьез могла опасаться судебного преследования, если его избежали такие доказанные преступники, как Малфой, Долохов, Макнейр и масса других. Если даже мой (несовершеннолетний на тот момент) крестник умудрился приобрести статусное клеймо.
Ее ноги на миг подогнулись. Но паралич воли был временным. Она удобно висела на моей шее, а я придерживал ее крепко поперек спины, дожидаясь адекватности. Как никогда сейчас я нуждался в быстро соображающем и действующем соратнике, заинтересованном и, насколько это возможно, цельном в помыслах. Вес растворился, а осанка вернулась.
— Так, давай договоримся, — предложил чуть более зловеще, чем предполагал по началу.
— Северус, я следую за тобой, что бы ты ни сделал! — нечто подобное слетало с моих уст совсем недавно.
— Дабы не угрызаться совестью за поспешность выводов, я собираюсь прежде глянуть, с кем нам придется иметь дело. Есть множество способов потянуть время, втереться в доверие. В конце концов, твой отчим получает то, что, по всей видимости, искал, — мое появление. А шаги, предпринятые вследствие холодного расчета, потом не тяготят. Я гарантирую тебе, что убивающее проклятие не придется применить ни тебе, ни мне.
Она не стала расспрашивать. Предупредительно боялась стать слабым звеном, брешью в стройном плане. Марийка оглянулась, будто ища некие ориентиры, всплеснула руками и эмоционально провозгласила:
— Эх, ты только глянь, какая красота! Видишь, это — первый мост из восьми великолепных мостов через Дунай. А это — сам Дунай! Чувствуешь его величие?!
— М-м… Ага… Какой-то он только не голубой, а серо-мутно-зеленый, — отвечал, перегнувшись через парапет набережной.
— Сейчас я покажу тебе голубой Дунай!
Марийка прижалась к спине, крепко охватывая руками, но нас не успело утянуть в поток трансгрессии. Только внутренности неприятно подвело к кадыку. Она передумала. Развернула меня словно марионетку и затолкала игриво перед собой, указывая направление, к конгломерату домов. Действительно, опрометчиво было бы трансгрессировать при свидетелях. Мы были не в благословенной стране, где проживают одни лишь волшебники.
Трансгрессировав, мы очутились в чудесном месте. Значительно более узкая здесь река крутой петлей огибала коническую невысокую горку на одной стороне; на другой, более пологой, располагался крошечный городок. На некотором отдалении от него стоял маленький замок. Все вокруг казалось игрушечным.
Надо отдать должное, обещание Марийка выполнила. Здесь река, текущая по каменному серо-голубому руслу, отражающая чистое высокое небо и не загаженная цивилизацией, была того непередаваемого цвета, который без зазрения совести можно было величать Голубым.
К замку мы отправились пешком, сопровождаемые упоительным запахом цветущей сирени, сводящим с ума. Мысли были легки и воздушны, как цветущие вишни и яблони, стоявшие белыми облаками. Запретный лес показался погруженным в глубокий сон по сравнению с этим буйством весны. Каждой клеточкой тела я ощущал подтверждение правильности выбранного времени. Невозможно было унывать, когда солнце разливается под ногами реками одуванчиков. Дорога вела немного в горку, припекало. Наконец, перед нами выскочила, как черт из табакерки, традиционная табличка, запрещающая проход к руинам.
Вот как, значит, магглам виделся этот замок — небольшой серый кубик под черепичной крышей с одной квадратной башенкой, на зубцы которой аисты пристроили огромное гнездо. Сам по себе подобный знак говорил скорее о хорошей энергетике места. Показалось, что мы вообще могли обмануться.
— Постой, — я посмотрел как можно серьезней. — Мне надо кое-что проверить.
Слова с делом у меня не расходились. Я наскоро пробежался по ступенькам памяти, заглядывая за углы и закоулки, распахивая образовавшиеся ширмы и двери. Листал ее, словно каталог. Она не могла мне врать! Никакого замаскированного слоя, припорошенной наносными фактами подложки. Мадьярка помнила то, что помнила, а не то, что хотела. Она сама раскрывалась при каждом прикосновении, стараясь не замечать боли от столь быстрого и всеобъемлющего прочтения. Только цеплялась за руки, оставляя синяки.
Не покидая дебрей памяти, я отвлекся на странный звук, похожий на шумное прихлебывание горячего. До сознания дошло, что я натворил и насколько она мне доверяла. А ведь, казалось, наивно: я перестал ее калечить некоторое время назад. Нет, нехорошее это было место! Яркие, полные струйки крови стекали из носа, Марийка стоически подбирала их, втягивая и слизывая с губ.
