— Уходишь? Большие планы?
— Нет, Северус, нет! — она усмехнулась, когда не смогла встать с первой попытки.
Я подал руку, желая быть ближе. Следовало наконец-то высказать свою мысль. Отчего же стало страшно? Я ведь старательно замуровал в стены свои скелеты, обитавшие до сих пор в шкафу. Она ничего, почти ничего не знала о моем прошлом. И мой обновленный дом не мог сказать обо мне ни одного вразумительного слова, кроме как своей поганой дислокацией.
— Я приглашаю тебя к себе домой…
— Но разве здесь?..
— О, это место…
— И то, что я увижу…
— Нет!
Мы могли не тратиться на этот диалог, который каждый додумал в силу своей фантазии. А понял при этом только нам необходимым образом. Марийка просто привалилась к моему плечу, ожидая дальнейших действий. Я еще разлил кофе, являющийся воистину наркотиком в моем исполнении. Охладил его магией. Но на последнем, залпом сделанном глотке, расколотили кружки в камине, не сговариваясь. На счастье!
Любовь заставила вспомнить все детские суеверия. И на жизнь глянуть с детской непосредственностью. С надеждами и такой глубиной перспективы, как будто смотришь на все с высоченной горы. Это удивительно было дышать иным воздухом, находясь бок о бок с другими людьми, не ощущающими то же самое.
Она долго знакомилась с новой планировкой вместе со мной. До сих пор я получал только фото, высланные мне подрядчиком, и прохаживался, принюхиваясь, как волк. Последний раз я заставал домишко в тупике Прядильщиков на промежуточной стадии, принимая свою новую лабораторию. Проверяя, все ли отвечает стандартам безопасности, надежны ли вытяжки, сколько благословенного света проливается на столы. Не хотелось больше быть чародеем из детской сказки с засаленными патлами, склоняющимся над грязным котлом, обросшим паутиной, в тусклом свете масляной лампы.
Наконец, удовлетворив свое любопытство и найдя перемены не судьбоносными, но пристойными для нового качества жизни, я принялся за животрепещущий вопрос. Пройдясь вскользь по ее спине, молнию не нашел. Хохотнула, когда скользнул по швам на боках. Ощупал плечи, но вновь меня ждало разочарование, мешающееся с нетерпением. Ее ловушки работали блестяще. Намного увлекательней при всей солидности моих откровений.
— Как ты натягивала этот чертов скафандр?!
— Ищи. Нашедший получает все и сразу!
У платья были швы, а у нее — рельефы. Дюйм за дюймом раздражающей чувствительные пальцы материи. Я прошелся по подолу, стоя на коленях, для того, должно быть, чтобы найти откровение обуви, надетой на босу ногу. Но эта экзекуция говорила: порвать не легче, когда все и так твое. На грани отчаяния, готовый посулить все что угодно за ответ, я поднял ее руки и завел за голову.
В таком положении оставалось только уткнуться губами в ее прохладный лоб и вслепую ласкать сквозь удивительно мерзкую ткань, казавшуюся до этого совершенной и отвечающей своим задачам. Будь на ней шелк, она бы ощущала мои прикосновения, будто между нами нет преград. Почти ничего не соображая, наткнулся пальцем на нечто лишнее. Проведя между подушечками, во влажном пятне промокшей от волнения подмышки определил петельку. Адскую пыточную петельку, вздернувшую мои нервы на дыбе.
И только стоило потянуть за нее, как черное распалось на неравномерные куски. Скорлупка, кокон, скрывающий пленительное, совершенное существо. Она стояла обнаженная, по щиколотку в ворохе черного тряпья, будто восставая из пепла.
Скоро, очень скоро мы родимся заново и станем зваться, как захотим. Ведь план на самом деле был предельно четок и ясен. Я продумал все до мелочей. Даже если казалось, что мы безбожно тянем время, позволяя себе жить моментом.
========== Старо как мир ==========
Зимний плен не вечен. Сон растений сменился сокогоном. Просыпались всевозможные козявочки. На лужайках повсеместно проклюнулись первоцветы. Вот так и мы расцвели чешущимися пятнами на нервной почве и потекли ручьями весенних простуд. Виною тому были участившееся обсуждение венгерского движения да наш быт с прогулками.
Прогулки доставляли особенное удовольствие. На них, меся грязь, на радость мне и моему самолюбию Марийка постигала тонкости зельеварения. Ей нравилось, играя в ассоциации, запоминать бесконечный ряд латинских названий растений и животных. И ей было интересно. Она призналась честно, что в Гнезде особого внимания зельям не уделяли. Стремление к самообразованию было похвально во все времена. Конечно же, мне хотелось, чтобы она разделяла не только мою постель, но и мои интересы.
Именно весна была тем самым временем года, в которое должна была произойти судьбоносная встреча. Куда еще было тянуть? Всегда лучше нанести упредительный удар. Ближе к пасхальным каникулам я нехотя поделился планами. Если бы была возможность, сделал все сам. Преподнес в качестве сюрприза и ждал отклика. Каким он будет предполагать не стану. Возможно, я удостоюсь одного порицания. Марийка не была особенно скрытна, но она так и не сформировала своего отношения к отчиму после открывшихся обстоятельств.
Работать самостоятельно, не полагаясь на постороннюю помощь, плотно вошло в мою привычку. Лишние свидетели, лица, посвященные во все тонкости будущей операции, во все времена усложняли обстановку, и без того висящую часто на волоске. И я полагался на свое «обаяние». Сам себе полководец, сам и солдат…
— Так скоро? — на ее лице отчетливо читался испуг.
— Это медленно! — не согласился я.
— Северус…
Она избрала странное положение. Сидя на полу крепко обнимая мои ноги, сжимала совсем не нежно. Как будто пытаясь предотвратить поход немедленно. У меня не было ни единого способа вырваться из Хогвартса, чтобы попасть сразу в Венгрию. Так зачем было так нервничать?! Марийка положила подбородок на мои колени, подняла глаза и задрала нос. Я был готов пообещать все, что угодно.
— Боишься? — я задал глупый вопрос.
— Не совсем так… Я боюсь, конечно. Мне страшно, что ты убьешь его и нарушишь свои принципы. Ведь вы могли бы сражаться на равных. Вполне вероятно, что ты можешь быть сильнее. Когда я видела тебя настоящего, в нешуточном бою, не раз прощалась с жизнью.
— Нет уж! Убивать его я не стану. Если действия по моему плану не убьют его автоматически. А в нашем славном темномагическом союзе пусть все остается как есть! У каждого будут свои таланты.
Никогда прежде я не колол правдой глаза. Марийка насторожилась. Немедленно я почувствовал, как одеревенело ее тело. Сейчас же меня окатило горячей волной стыда. Никогда мне не было до такой степени стыдно. Ведь мои друзья были не меньшими грешниками, а я в мыслях не имел муссировать их грехи. Любимая женщина все равно была безупречна в моих глазах. А я заставил ее усомниться.
Я расслабился и сполз на пол, прочесывая ее волосы сквозь пальцы, убирая их назад. Теперь я стоял на коленях, но оставался выше. Приложился губами к темечку, ощущая нервную дрожь. Запрокинул голову безжалостно.
— Ты можешь делать все, что душе угодно. И я никогда не смогу осудить тебя по-настоящему. Потому что ты даешь мне единственное, чего я не перестаю желать. Я хочу быть любимым!
Она молчала сосредоточенно, глядя мне в лицо. К счастью, все эмоции были написаны в тонкой черточке меж нахмуренных бровей, которыми меня было не смутить. Ведь улыбка уже проглядывала, словно мартовское солнце сквозь тучки.
А поцелуи отныне были своеобразным катализатором моей жизни. То робкие и нежные, подаренные украдкой посреди дня, то властные и безжалостные, гордые, присваивающие, с которых начиналась ночь. На эту власть над собой я был готов. Готов стать уязвимым. И вздумай она меня предать, не поддержать и уйти на попятную, умирать будет не так страшно. Это будет невероятно легко, несмотря ни на какие страдания. Ведь я знал теперь время, вычеркнувшее многое из прошлой жизни. Пусть недолго, но я был любим. И она была честна со мной. Так же, как и сейчас.
Она была безжалостно честна, орудуя ловкими пальцами. Ведь задача расстегнуть двадцать семь маленьких пуговичек, застегнутых до самого ворота-стойки, подпирающего подбородок, не из легких. И не тогда, когда наэлектризованный воздух искрит разрядами. На последней она зарычала. И легче пера была отправлена на диван в гостиной.
