После выпитого от головной боли состава она стала медленно потухать. К сожалению, все, что от боли в мире магов, немного притупляет сознание. А как только она превратилась в довольно увесистое желе, пристроил ее поудобней и не смог уйти. Иногда я наблюдаю за спящими. Стремление увидеть истинное лицо, лишенное примеси забот.

Марийка спала именно так, как я себе это представляю. Ее щеки расслабились, за веками происходило вялое движение глазных яблок. Очень скоро она приоткрыла рот, уходя в глубокую фазу сна. Думать перестала совсем, а из уголка рта вытекла прозрачная лужица слюны. Совсем как младенчик.

Именно в этот момент меня посетили самые беспокойные мысли, связанные с повисшим в воздухе вопросом. До середины ночи я строил комбинации действий. Разочаровывался и начинал с самого начала, пока не утомил себя и не уснул, так и не перестав крутить заезженную пластинку со словом.

Во сне я не замечал ничего вокруг. Моя до мозга кости теперь женщина ни разу не разбудила прикосновением во сне. Я не знал, просыпалась ли она? Как давно? Утренний силуэт в свете промозглой осенней серости. Слишком четкий рисунок драпировок скомканной простыни, как на студенческом карандашном наброске. У картины не было полутонов.

Я встал, только не у себя, чтобы чувствовать хозяином ситуации, а в апартаментах любимой женщины, рискуя прямо отсюда отправиться на завтрак. Ранее был назван, как минимум, один человек, что мог посмотреть на нас пристрастно и косо. Найдя вещи, довольно сильно раскиданные впопыхах, принялся за наведение порядка в гардеробе. Но только стоило накинуть сорочку, не успев застегнуться, как за спиной послышалось шлепанье босых пяток.

— До завтрака осталось два часа, а ты разбудил меня!

— Опять, — дополнил словом из фразы, рожденной в голове в тот день, когда все изменилось, и повторенной ей с пророческой точностью.

— Северус, — меня начинало тихо потряхивать от собственного имени. — Северус, — взрывая сочную, сытую пиявку. — Я зову тебя так. Привыкай!

Марийка подошла, прижалась, провела по паре попавшихся шрамов не губами, а носом. По-хозяйски стянула рубашку и снова изрекла последнюю в мире истину:

— Вернись. Слишком рано даже для побега!

========== Брачные игры олуш ==========

И куда, и зачем, спрашивается, было бежать… Я вернулся и не пожалел!

Только несколькими днями позже у наших действий выявился неординарный побочный эффект. И я не о том побочном эффекте, о котором многие забывают, а потом невеста на сносях. Как раз, будучи человеком взрослым, да и специфику работы имея определенную, которую почти можно приравнять к колдомедицине, я сразу же озаботился предохранением от беременности. Дело было совсем в другом…

Мы выработали систему оповещения. Установили удобное время для встреч опытным путем и с ужасом обнаружили новую степень неизбежности. Я хотел ее видеть, со страшной силой хотел ощущать и осязать присутствие, чтобы она просто была рядом. Сидела, по привычке подобрав ноги под себя. Читала или писала на полу, оперевшись спиной на мои ноги, а затылком — на колени. Ела что-нибудь сочное, облизываясь. Просто говорила своим интересным мягким голосом, с южными, обтекаемыми нотами акцента. Тогда жизнь наполнялась новыми красками, играла, как капля росы на солнце, ничем не хуже бриллианта.

Она показала мне совсем иные нужды. Продемонстрировать пришлось, потому что и скрыть было никак невозможно. В любимом дуэльном классе мы увиделись через день после окончательного обретения друг друга и присвоения по всем статьям.

Дети, только завидев нас вместе, уныло принялись собирать оставленные в уголке сумки. Слишком свежо было воспоминание. Пришлось останавливать их жестом. Это была не только наша игрушка, место сброса эмоций, но и настоящая учебная дисциплина.

— От своего лица и от лица уважаемого профессора ЗоТИ прошу извинить нас за зрелище, не предназначавшееся для ваших глаз!

— Не стоит, профессор, — среди присутствующих сегодня был мой крестник. — Бой есть бой! Кроме того, должны же быть непререкаемые авторитеты! Кто же в итоге победил? — он нахмурился, чтобы скрыть явное лукавство.

— Дама! — ответил я тоном, не терпящим возражений.

Сама дама при этом сидела на стульчике чуть более сгорбленно, чем обычно. Обе косы указывали в пол. А я начинал понимать, что, наоборот, нахожусь на взводе, даже пальцы дрожат. Прислушавшись к ощущениям связи, тревожившим совсем немного сегодня, понял, что ее попросту нет. Пришлось стремительно сокращать расстояние, почти в два скачка, и подавать дежурную руку.

Как только она вцепилась в мое запястье, мы уравновесились, словно два сообщающихся сосуда. Плечи моей женщины расправились, осанка и гордо поднятая голова вернулись. Находка требовала почти немедленного разбирательства. Но срывать урок вторично не было морального права. И мы продолжили постановку щитов страждущим. Щиты были все еще наиболее уязвимым местом.

После занятий, удивительно смахивая на влюбленных школьников, заскочили в первый попавшийся класс. Оставаться в дуэльном было подозрительно, хотя бы ради конспирации. Выдумают ведь от большого ума и развитой фантазии, что мы снова пытались убить друг друга. Того и гляди «клетчатые» подключатся к разбирательству.

Собственные мысли оставляли странный осадок: серый и душноватый. Они портили всю благость нового чувства. Кому же я врал, как не себе! И в чем? То ли я просто хотел эту женщину, что не равнозначно понятию «любить». Но я столько хотел от нее и недополучал — это чувствовалось, — что вполне очевидно указывало на возникшее глубокое чувство. Сама глубина самоанализа, совсем не свойственная для одноклеточного самца, отвоевавшего свой трофей и почивающего на лаврах, говорила о большем, чем о плотских желаниях.

Я был катастрофически близок к признанию собственной слабости перед чужими, не замешанными в наших личных делах людьми. Только проведу парочку незамысловатых тестов, задам правильные контрольные вопросы, и можно морально разлагаться в глазах коллег.

Здесь, наедине, за закрытыми дверями она немедленно прильнула ко мне. Мы стояли неподвижно некоторое время. Мое спокойное дыхание должно было настроить ее, собрать воедино. А получалось иное. Ткань сюртука не выдерживала напор катящихся беззвучно слез. Я почувствовал, как под ее лицом, аккурат на месте моего сердца, расползается мокрое пятно. Полная иллюзия, что я в тишине кровоточу невысказанными словами.

Вот и все… Я лопнул от чувств. Треснул, как старое дерево, по которому весной пошли соки. Это, конечно же, не ее слезы. Это моя кровь, как смола сквозь трещины. Взяла и убила совершенно беззвучно!

И снова она была вкусной. Размазывать соленую влагу по щекам губами. Женщина, источающая все сорта нектара. Она перенесла меня мысленно на морское побережье, где неспокойно и ветер рвет в лицо мелкую соленую пыль, пахнущую сильно йодистым, и просто обилием влаги, и чуть, может, остальными компонентами, такими как сера и еще то немногое, что может уловить только нос профессионального зельевара. Эффект еще больше усиливало использование можжевелового гребешка. Она столько раз провела им по волосам, что оставила легкую вуаль.

Надеюсь, что морская переменчивость не есть основная составляющая ее характера. При всей своей любви к эксперименту: изменению одного под воздействием другого, в результате чего зачастую образуется третье, — видеть хотелось надежную основу.

— Маленькая моя! Знаешь, ты такая соленая, что прямо становится сладко! Ну-ну, пожалуйся…

И ведь тактика сработала! Лучше, чем нечто обоснованное, чем прямой, логичный вопрос.

— Я, кажется, не предусмотрела одну маленькую деталь, когда в порыве передавала тебе палочку, а с ней и власть надо мной…

Я чувствовал, она ждет отклика. Мы должны были вести диалог. И я подстроился почти эхом:

— Власть над тобой?..

— Да, теперь я, не чувствуя тебя рядом, автоматически начинаю передавать тебе ресурсы. Просто так, на всякий случай. А вдруг ты в беде! С мужчинами вечно случаются всякие беды!