Кажется, единственная в графике Пушкина девушка в черном платье встречается в его параллельных Лицейской тетради царскосельских дневниковых записях. Это – сестра его лицейского товарища Александра Бакунина Екатерина Павловна. «Как она была мила! – записал еще даже не 16-летний Пушкин 29 января 1815 года. – Как черное платье пристало к милой Бакуниной»[12].

Спустя много лет Александр Пушкин этим платьем фактически фиксирует время пробуждения своих чувств к его владелице. В лицейских стихах «К живописцу» он вроде как сожалеет о том, что подвластными ему средствами графики не отобразить всей прелести облика любимой, и обращается за помощью к более искусному в рисовании своему сопернику в борьбе за сердце Катерины Бакуниной – однокласснику Алексею Илличевскому:

Однако признанный лицейский художник Илличевский не хочет уступать Пушкину первенства и на поэтическом поле – отвечает ему также стихотворением «От живописца» о тщете и собственных попыток запечатлеть на бумаге живое, летучее очарование их общей первой любви:

Поэтическое соревнование рисовальщиков завершилось в пользу Пушкина: лицеисты положили на музыку именно его стихи и певали их даже и по выходе из своего учебного заведения. Живописный портрет Бакуниной работы Илличевского не известен. Да и был ли он вообще? Но почему бы не сопоставить рисунок Пушкина на листе 50 Лицейской тетради с работой его с Илличевским современника и настоящего художника – карандашным портретом 16-летней Екатерины Бакуниной, выполненным Орестом Кипренским?

К 1811 году Орест Адамович был уже известным живописцем. Одно время он работал в Тверском Императорском Путевом дворце по приглашению его хозяйки, великой княгини Екатерины Павловны – родной сестры императора Александра I. Между прочим, полной тезки нашей девушки, проживавшей в то время с матерью и младшим братом в Твери рядом со вхожим во Дворец тогдашним губернским предводителем дворянства, двоюродным братом отца Екатерины Александром Михайловичем Бакуниным.

Фрагмент ПД 829, л. 50

Е.П. Бакунина, художник О.А. Кипренский, 1811[14]

Именно такой, как на карандашном портрете работы Кипренского, сестру своего одноклассника Александра Бакунина Пушкин и должен был увидеть впервые. Комментарии к пушкинскому изображению Екатерины в том же возрасте, по-моему, даже излишни, но все-таки. Серьезный взгляд почти черных глаз удлиненного разреза. Брови вразлет. Высокий лоб. Правильный нос с чуть вздернутым кончиком, на рисунке Кипренского комплиментарно сглаженным. Мягкий, как бы чуть припухлый, женственный подбородочек. Ухо со сложным внутренним вырезом раковины – на пушкинском рисунке как будто чем-то заткнутым, залепленным: девушка его не слышит, не хочет услышать? Манера подбирать волосы. Какое-то общее ощущение особенной чистоты и свежести…

Если и это до конца не убеждает в том, что на листе 50 Пушкин изобразил именно Екатерину Бакунину, придется прибегнуть к «нанотехнологиям» – изучению на рисунке мелких, неявных деталей. То, что штриховки у Пушкина «говорящие», первым заметил академик Валерий Чудинов[15]. Забудем, что этот ученый муж насмешил пушкинистов своими попытками читать слегка пришифрованную поэтом информацию какой-то тайной руницей, тогда как на самом деле там – сплошь родная наша печатная кириллица, часто переходящая в более сложную для чтения скоропись.

Изначально же чудиновская мысль была совершенно верной: рисунки поэта и многих других людей пушкинской эпохи, включая некоторых профессиональных художников, надо не только разглядывать, но и читать. Причем не только профили и складки одежд персонажей, но и фон, штриховки. В этом занятии, конечно, «взять быка за рога», как это попытался сделать наш уважаемый в других отраслях науки ученый, удастся лишь тому, кто, как уже отмечалось, обладает достаточными знаниями о самом поэте и его творчестве, его окружении, исторических и бытовых реалиях его эпохи.

Особенности письма художника Кипренского – отнюдь не тема нашего исследования, а потому не стану и пытаться разбирать штриховки на карандашном портрете юной Бакуниной его работы. Рискну лишь предположить, что в годы его создания этому живописцу, как и всем родным, близким и знакомым Екатерины, актуально было разве что сожалеть о судьбе этой девушки благородного происхождения, оставленной ее беспечным покойным родителем практически бесприданницей.

В книге Владимира Сысоева рассказывается о том, что с 1797 года действительный статский советник (по-военному – генерал), а с 1800 – и камергер Высочайшего двора Павел Бакунин (1766–1805) управлял собственными 22 деревнями с 984 крепостными душами весьма нераспорядительно. Доходов с них не хватало даже на содержание его семьи с всего тремя маленькими детьми. Похоже, что еще менее распорядительно справлялся он со своими личными расходами. Словом, был Павел Петрович редкий мот и транжира.