— И что, я был неправ? — сказал Сэм. — Видишь, как мы теперь далеко от него отошли!

— Конечно же, ты был прав, — сказал Фродо. — Я не должен был отчаиваться… — Но при этом он левой рукой коснулся шрама на правой.

***

— Они — маленький народ, — сказал Тургон, когда они позже шли втроём по дороге вдоль берега, — однако на мгновение я подумал, что нахожусь в присутствии одного из Мудрых; нет, даже мудрейшего из всех.

— Таково горе смертных! — сказал Финрод.

Чуть дальше он попрощался с обоими и пошёл вниз, через каменный лабиринт к узкой полоске гальки на берегу. Она была недостаточно широкой, чтобы там можно было гулять вдвоём. Невысокие волны разбивались о берег одна за другой, и чайка то бросалась вниз, то взлетала там, над морем. У Фингона с собой не было арфы, а то он сочинил бы песню об этом мгновении — и о своём горе. Ему казалось, что старые раны исцелились. Действительно, они исцелились —, а теперь их снова разорвали.

Он посмотрел вверх: его брат пробрался вниз по скалам, к нему.

— Мы там поспорили, — сказал Тургон, — кто из нас должен вернуться к тебе. Но я решил, что прямо сейчас Финрода ты просто не вынесешь.

— Я ведь не возражаю, если мне скажут, чтобы я надеялся, — сказал Фингон.

— Да, я тоже! Но всё-таки…

— Финрод… — сказал Фингон, и им обоим всё было совершенно ясно.

Некоторое время они смотрели за тем, как чайка кружила по небу. На Востоке собирались низкие облака, обещавшие дождь, но они всё ещё были лёгкими: яркие лучи солнца пронизывали их, и на волнах играли пятна ослепительного света и тени. Вода у них под ногами была прозрачной; чуть дальше она становилось сине-зелёной, а на горизонте темнела до тёмно-синего.

— По крайней мере, мы можем отойти чуть подальше от огня! Вот так я и должен был ему сказать, — наконец, вымолвил Фингон, — если бы я там был.

— Я знаю, что ты его очень любил, — сказал Тургон. — Если бы ты там был, я думаю, что он никогда не дошёл бы и близко до такого.

— Не дошёл бы! Но ведь он был связан Клятвой! И всё-таки я бы с радостью сделал бы для него всё, что может сделать друг.

— Я это знаю! Бессчётные слёзы я пролил по тебе, брат, и ты отправился в ту битву ради него — или мне так кажется? ..

Фингон не стал этого отрицать.

— Должен ли я надеяться, — сказал он, глядя за чайкой, нырнувшей вниз. — Но на что тут можно надеяться? Я даже не знаю. — Он покачал головой. — Тогда я должен ждать? Но кто же ещё сможет помочь ему?

Воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь шумом волн, и затем Тургон сказал:

— Если бы была какая-то дорога в Пустоту, Фингон, то я уверен, что ты пошёл бы по ней и сам притащил бы его домой.

— Конечно, я так бы и сделал! — сказал Фингон. — Но где же мне найти эту дорогу?

— Не ищи её! — сказал Тургон. — Уже слишком часто я видел, как мои братья отважно бросаются во тьму… как и моя сестра.

— Аргон ещё хуже, чем я, — сказал Фингон.

— Вы друг друга стоите, а Аредэль была хуже вас обоих, — сказал Тургон. — Я всё ещё надеюсь как-нибудь увидеть её снова! Но если ты отправишься в такое путешествие, я тебя увидеть уже не надеюсь. И Маэдрос этого не заслуживает, хотя ты и любил его так сильно.

— Не говори мне о том, кто чего заслуживает! — сказал Фингон. — Разве Фродо заслужил Сэмуайза?

— В самом конце — может быть, и нет. Но он завоевал любовь Сэма задолго до этого, — сказал Тургон. Фингон посмотрел на него исподлобья. – Да, я знаю, что ты хочешь сказать. Но, Фингон…

— Я не боюсь, — сказал Фингон. — Он вздохнул. — Но где же мне найти этот путь?

Некоторое время они молчали.

— Финрод был совершенно прав, — сказал Тургон. — Не важно, что из этого вышло в конце концов, не надо желать, чтобы такое благородное дело никогда не случилось. Мне кажется, могло бы быть и хуже, если бы ты не спас его тогда. Тебя там не было, но поверь мне, мы уже чуть не дошли до ещё одного убийства родичей к тому времени, когда ты привёл его обратно.

— Я знаю, — сказал Фингон, — я помню. — на мгновение он замолчал. — Он ни слова не сказал мне после того, как второй раз попросил убить его… — сказал Фингон. — Хотя он закричал, когда почувствовал лезвие моего меча на своём запястье. Однако он ни слова не сказал, пока мы бежали оттуда, ни слова, когда Торондор опустил нас на землю, и он даже не сказал ни слова, когда я перевязывал ту рану, которую нанёс ему я. Я так боялся, что он умрёт, что я просто убил его — только более медленно и болезненно. А затем мы прибыли на берег озера, где вы все продолжали пререкаться. Мне наполовину пришлось его нести, и я подумал, что идёт он как мёртвый; и я слышал все горькие слова, которые вы говорили друг другу — ветер разносил их по воде. Никто из вас и не заметил, как мы подошли — все были слишком злы, чтобы смотреть вокруг. Тут были и сыновья Феанора с одной стороны, и ты с Аредэль, и отец с другой стороны с Финродом и Галадриэлью, и все вы смотрели так, словно сейчас убьёте друг друга…

— Мы думали, что ты, наверное, уже погиб, а они называли тебя дураком потому, что ты пошёл, — пробормотал Тургон. — …А Маэдрос, наконец, поднял голову и сказал: «Маглор, ну хоть раз в жизни ты можешь помолчать?» — припомнил Тургон. — Внезапно он расхохотался. – Да, помню! Ну и лица у них были!

Фингон тоже рассмеялся, но чуть тише.

— А какой вид был у всех вас!

— Это было благородное дело, — сказал Тургон. — Но не надо стараться его улучшить. Время таких деяний прошло; наступили времена мира. Те сказания закончились. — Он протянул Фингону руку, и Фингон взял её. — Финрод думает, что смертные приносят с собой изменчивость везде, куда они приходят, — сказал Тургон, помогая ему встать на гальке. — Он говорил об этом очень убедительно, и сегодня я сам это видел. Но не позволяй им менять тебя слишком сильно! Ты был счастлив, и ты и должен быть счастлив.

— Я знаю, — сказал Фингон. — Я знаю!

Однако весь день эта мысль крутилась в его голове — мысль о дороге, которой не было и которой не могло быть. Поздно вечером он отправился обратно по прибрежной дороге к хоббичьей норе, где во всех окнах горел свет. Два пожилых хоббита добродушно приветствовали его, и Фродо посмотрел ему в лицо и сказал:

— Простите меня, если я пробудил ваше горе!

Фингон покачал головой.

— Я только пришёл просить у вас совета, — сказал он и объяснил, что у него на сердце.

— В этой стране множество людей гораздо мудрее меня, — сказал Фродо, когда он выслушал всё. — И я не знаю, есть ли там дорога, как вы говорите.

Потом Сэм сказал:

— Всё-таки, как мы в Шире говорим: было бы желание, а путь найдётся! Вот что я тебе советую, парень, если ты послушаешь старика хоббита: куда б ты не пошёл, обязательно возьми с собой немного верёвки.

— Верёвки? — переспросил Фингон.

— Если у тебя её нет, — сказал Сэм, — то она тебе, конечно, понадобится!

Фродо тут же рассмеялся. Затем он встал и вышел в другую комнату, и когда он вернулся, в руке у него было что-то маленькое и сверкающее.

— Это вот у меня матом, как говорят хоббиты, — сказал он, — подарок, который тебе уже не нужен, и который ты всё-таки не можешь выбросить, и, по правде говоря, единственное, что можно с таким подарком сделать — так это опять его подарить. Мне кажется, я про пустоту кое-что знаю. — Он вложил в руку Фингону звёздный фиал Галадриэль, внутри которого мягко сиял свет Эарендила. — Возьмите это! — сказал он. — Это вам может понадобиться даже больше, чем верёвка!

Фингон был поражён щедростью этого дара, и неустанно благодарил хоббита. Но Фродо, казалось, только радовался.

— Я думаю так же, как Сэм, — сказал он. — Я не считаю, что истории должны заканчиваться печально; или что в конце концов они так закончатся.

Фингон снова ушёл с фиалом звёздного света во внутреннем кармане; и походка его теперь стала более лёгкой. Однако далеко он не ушёл — только до маленького пустого дома, где жили хоббиты, пока им не выкопали нору; только там он вспомнил, что дороги всё-таки нет. Тогда настроение его внезапно упало.