Она сидела, не двигаясь. Рядом остановился взъерошенный Ясинский - тот самый сплетник, из-за которого дома у неё когда-то случился скандал.
- Как вам это понравилось? - задыхаясь от негодования, крикнул он. - Ведь это чёрт знает что! Позор, безобразие... Символизм какой-то...
Как подобострастно льстил Чехову тот же Ясинский, как низко кланялись ему литературно-журнальные знаменитости! И как он и обрадовались, когда явился случай лягнуть его. О, презренные завистник!
Антракт окончился, зал стал наполняться. В ложе она заметила насупленного Суворина. Но Чехова рядом не было видно. Знай их лица, она могла бы увидеть неподалёку расстроенную Марию Павловну, сестру Чехова, и обливавшуюся слезами Лику Мизинову.
Началось второе действие, и опять она насторожённо следила за произносимыми на сцене словами. Пьеса с треском проваливалась. Зрители продолжали смеяться и шикать. Что должен был чувствовать сейчас автор? Находился ли рядом с ним друг-утешитель? А про ответ со сцены он, наверно, пошутил.
Но вот Нина Заречная протягивает Тригорину медальон. Лидия Алексеевна схватила бинокль. Это её брелок был в руках у Комиссаржевской!
- Я велела вырезать ваши инициалы, а с другой стороны название вашей книги...
- Какой прелестный подарок, - произнёс Тригорин; взяв его, он раздельно прочёл начертанную на нём надпись. - Страница 121, строки 11 и 12. Есть мои книги в этом доме? - Взяв книгу, он принялся листать её, бормоча. - Страница 121, строки 11 и 12.А, вот они. "Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её".
Зажмурившись, Лидия Алексеевна прислонилась к парапету. Ей внезапно показалось, что весь зал обернулся в её сторону и указывает пальцем. "Страница 121, строки 11 и 12", - звучало в голове. Это был его ответ.
Значит, он всё-таки узнал её под маской, и весь вечер беседовал с нею, Лидией Авиловой, а не с Яворской! Выслушивал её признания в любви, но упорно твердил "Я не знаю тебя, маска!"
Следя за действием, она продолжала повторять заветные цифры. Интересно, что в тех строках? Ответ! Но какой?
Чехов так и не появился в зале. Зрители со смехом говорили, что автор пьесы сбежал из театра. Лидия Алексеевна досмотрела спектакль до конца. Последнее действие ей особенно понравилось. Правда, мешали неприлично шумевшие зрители. Когда Нина, схватив простыню и закутавшись, опять начала свой монолог "Люди, львы, орлы и куропатки", весь зал покатился от дружного хохота. Конец пьесы был совершенно испорчен. Когда же раздался выстрел Треплева, всеобщий хохот заглушал актёров. Занавес опустился под свистки и глумливые выкрики.
У вешалки зрители продолжали бранить автора.
- Слышали? Сбежал прямо на вокзал, в Москву...
- Во фраке!... Как же, приготовился выходить на вызовы...
Она прислушивалась с негодованием, возмущённая до глубины души. Чехов не заслужил такого провала. Пьеса была прекрасная, нежная, поэтичная. На маскараде он рассказывал ей, как летом писал её во флигеле среди зелени, и как ему было тогда хорошо. Где он сейчас и что чувствует? Будь она рядом, то нашла бы слова утешения.
18. О т в е т
Дверь ей открыл муж. Он не ложился, поджидая её у кипевшего самовара.
- Ну что? Большой успех?
- Провал. Ужасный провал, - нехотя сообщила она, недовольно ожидая, что муж обрадуется провалу Чехова. - Видел бы ты, как улюлюкала литературно-журнальная братия!
- Ох, уж и подлецы эти газетные писаки! Подхалимы они и мерзавцы, - внезапно вскипел муж. - Да и Чехов хорош. Не его это дело - писать пьесы. Писал бы что-нибудь вроде "Степи". Тут он мастер. - Уроженцу Дона нравился этот рассказ.
Удивившись, что муж не стал радоваться провалу Чехова, она поторопилась в кабинет, где на полке стояли книги. Поспешно найдя том Чехова, она отыскала нужную страницу и, отсчитав строки, прочла: "Но что ты смотришь на меня с таким восторгом? Я тебе нравлюсь?"
В полном недоумении она перечитывала строки. Смеётся он, что ли, над нею?
- Мать! Старуха! -кричал муж из спальни. - Ты скоро?
"Старуха"... Это после восьми лет супружества. Она медленно закрыла книгу и поставила её на полку. И это ответ, который она так долго и трепетно ждала? Где он сейчас? В поезде? Представляет ли он себе её впечатление, когда после ожидания, после пылких объяснений в любви, она прочла вопрос: "Я тебе нравлюсь?"
Спать она не могла. Нынче случился грандиозный провал, но не только пьесы Чехова. Её собственный провал, полное разочарование, обманутые ожидания.
Внезапно в её сознании мелькнула догадка. Если она выбрала строки в его книге, то он, возможно, выбрал их в её собственной. Муж давно спал. Вскочив, она побежала в кабинет; со свечой в руках, найдя свою книжку, а в ней нужную страницу, она прочла: "Молодым девицам бывать в маскарадах не полагается". Вот это и был ответ!
Впрочем, вполне возможно, что этот текст появился только после маскарада. До маскарада было что-то другое.
Неясно также, какой брелок передал Чехов исполнительнице роли Нины перед спектаклем - брелок Авиловой или другой: ведь у Авиловой был выгравирован другой текст. После провального спектакля Комиссаржевская спрашивала у Чехова, куда деть брелок, и он небрежно ответил: перешлите как-нибудь мне.
Переживания, испытанные Лидией Алексеевной на спектакле, не померкли на следующий день. Она принялась записывать роившиеся мысли. Она обязана заступиться за Чехова и высказать печатно свои впечатления от спектакля. Муж не возражал. Получив разрешение, она быстро написала отзыв о спектакле "Чайка" в Александринке, и уже через два дня он появился в "Петербургской газете", которой заправлял теперь Коля Худеков, племянник. Она подписалась "Л.А-ва".
"Говорят , "Чайка" - не пьеса, - писала она. - В таком случае, господа, посмотрим на сцене "не-пьесу". Я не знаю, как сделал Чехов: пришли на сцену люди и, со всеми радостями и страданиями, которые дала им жизнь, стали жить перед публикой. Пришёл Тригорин, известный беллетрист, и сумел в нескольких словах открыть перед всеми свою душу. Но искренняя исповедь человека не возбудила участия. Публика любит силу, любит, чтобы перед ней боролись. Тригорин не плакал и не бил себя кулаком в грудь. Он просто жил, как жили все кругом, не заботясь о том, что на него смотрят гг.рецензенты.
"Жалко, что Треплев застрелился именно в этот вечер, в бенефис г-жи Левкеевой, потому что это обеспокоило публику. Душевное состояние его было ужасно. Тригорин отнял у него невесту, отнял мать. Он дрожит, как струна, и наконец эта струна не выдерживает. Кое-кто пожалел Чайку. Она пришла вся беленькая, тоненькая, и принесла открытое сердечко. И с пылкостью молодости отдала Тригорину медальон - вместе со своим сердцем и жизнью. И он всё взял. Любил ли он свою Чайку? Может быть, любил. Но бедная Чайка внесла с собой беспокойство - и тогда он выгнал её из своей жизни. И она пропала в темноте ночи с криком любви и отчаяния. Отчего она не утопилась? Публика пожалела бы о ней и похлопала бы автору. Но автор не посмел заставить её кричать и топиться, как топятся и кричат на сцене героини. Чайка жива и, я уверена, что она успокоилась, оправилась, что ослабевшие крылья её окрепли. Возможно, она уже не любит Тригорина.
"Посмотрите, господа, на сцене "не-пьесу"! Может быть, после таких не-пьес мы увидим вокруг себя то, что не видели раньше, и научимся любить и прощать.."
Остаётся удивляться верному вкусу Лидии Алексеевны и ясному пониманию новаторства чеховской драматургии. Своё мнение она составила совершенно независимо, что свидетельствует о её проницательности и самостоятельности мышления. Пассаж о Нине Заречной - это она о себе. Пусть Чехов узнает, что крылья её окрепли и, может быть, она уже не любит его!
