С Яном соперничать я не хотел. Он всё ещё оставался для меня кем-то неприкосновенным, кого хотелось беречь и не хотелось обижать. Но пока выходило так, что именно моё отступление его и обидит.

Я пожал плечами и вернулся в салон Бэхи. Замер неподвижно, не оглядываясь на соперников – это уже было частью ритуала, независимо от того, кто был моим соперником. Не отвлекался я даже на Макса, хотя надо признать, его присутствие меня всегда бодрило.

Мысленно досчитав до трёх, я нажал на газ, не дожидаясь уже отмашки – я привык больше полагаться на мозги, чем на звук или картинку.

Спокойно и ровно вышел вперёд. Сзади давила Импреза, а Ян шёл третьим.

Импреза ушла направо и выдала форсаж, Ян повторил манёвр, а я проехал ещё несколько метров и только потом выжал газ, чтобы в итоге прорваться мимо них, идущих след в след, и пересечь финиш.

Процедура была стандартной, и на четверти мили мне уже становилось скучно – я, как правило, сразу видел, какие машины выжмут больше, чем моя. Мозги здесь были нужны не слишком-то сильно, да и ставки были маловаты.

Я не привык тратить много и к началу декабря уже не только отдал долг Максу, но и отложил себе сумму, которой хватило бы на год жизни безо всякой работы. Всё остальное тогда шло на примочки и на ставки – для них я выделил отдельный фонд из расчета, чтобы не проиграть больше десяти тысяч за ночь. Впрочем, проигрывать я перестал. Именно поэтому ослабело и чувство победы.

Я начинал понимать Макса, который больше смотрел, зная, что его Додж тут мало кто может обойти.

Чек-пойнты были интереснее, но устраивали их не слишком часто – за исключением особых гонок рейтинга S. Для Чек-пойнта требовалось перекрывать район, а это дело выгорало не всегда.

Здесь уже интрига была побольше, а вместе с ней вырастали и ставки. С такой гонки можно было получить двадцать-тридцать штук за ночь, а то и больше, и уже в начале декабря я понял, что у меня при всех моих расходах скопилась сумма достаточная, чтобы купить полноценный спорткар.

Я подумывал о каком-то из последних Порше, но толком не мог решить, нужно ли мне это вообще: четверть мили на таких тачках проводились так же редко, как и чек поинты. Простые участники в основном забирали ставки, увидев что-то подобное на старте.

Оставался ещё дрифт, который всё ещё был мною не покорён. Я ставил у себя на пустыре препятствия, пытался отрабатывать манёвры, – но всё это была фигня. Я привык тренироваться с соперником – а соперника у меня больше не было.

В тот раз я выиграл, как и всегда.

Надувшийся как индюк Ян отогнал тачку в сторону и хлопнул дверью.

Я подошёл к нёму – просто не выдержал – и попытался улыбнуться.

- Я тебе говорил, давай выйду.

- Я бы всё равно проиграл.

- Давай отдам деньги.

- Не надо, не последние.

- Ян!

Ян, до сих пор смотревший куда угодно, только не на меня, теперь вскинулся и в упор уставился мне в глаза.

- Что?

- Ты всё ещё злишься?

- Я не злился. Никогда. Почти.

Я улыбнулся и наклонил голову.

- Ладно, я не злюсь, просто не выспался.

- Жаль. Я хотел предложить тебе погонять завтра на пустыре.

Ян поднял бровь.

- А что твой этот?

- Он не мой. И точно не будет со мной гонять.

- Поэтому ты решил позвать меня? Тебя снова отшили?

- Не поэтому. Я соскучился по тебе. Но не в том смысле.

Ян вздохнул и засунул руки в карманы джинсов.

- Погонять… - протянул он. – Не завтра точно. У меня смена.

Я молчал, ожидая продолжения.

- Давай в воскресенье. Позвонишь?

- Позвоню. Если номер не менял.

Ян фыркнул.

Мы потрепались ещё чуть-чуть и разошлись по домам, а с тех пор каждую неделю старались выбираться на пустырь, как и раньше.

Хуже дело обстояло с Максом. Ян в чём-то был прав, и в некотором смысле меня отшили.

В тот день, когда Руслан подсел ко мне в баре, я обрадовался было, решив, что Макс, как и я, рассказал ему всё.

Всё? Ха и ещё раз ха. Как я выяснил уже много позже, накануне он поцапался с Русланом. Или, вернее, Руслан поцапался с ним.

Дело началось на кастинге для недели моды в Париже. Для Макса участие в этих съемках – планировался виртуальный показ какой-то линии мужской одежды – означал большое продвижение и выход на мировой уровень. И хотя карьеру модели он всерьёз не воспринимал, тщеславие давало о себе знать, и он хотел попасть на страницы этого каталога.

Руслан частенько бывал с ним на съемках – а ещё чаще сам устраивал ему участие в кастингах. В целом, Максим в качестве модели его устраивал целиком и полностью – тем более, что мамаша его была каким-то дизайнером, и у всей семьи в этой сфере были немалые связи.

Руслан, по словам самого Макса, мог часами наблюдать за съёмками. Но иногда его переклинивало, и у него в голове – или где-то ещё – включался “придурок”. Макс эти заёбы всерьёз не воспринимал – опять же по его собственным словам. Но я-то ещё на Базе видел, как его задевали такие вспышки.

В тот раз Руслан увидел врага в фотографе, который просил Макса поправить ворот свитера так, чтобы виднелась ключица. Нет, я в каком-то смысле понимаю и фотографа, и Руслана, потому что ключицы у Макса на самом деле были просто «Ах».

В общем, выговор с обещанием увольнения перерос в драку и порчу оборудования общей суммой штук на двадцать тысяч долларов. А кроме того, когда началась свалка, Макс свалил из павильона, оставив своего альфу самостоятельно расхлёбывать возникшие проблемы. До конца дня не отвечал на звонки, а ночью поехал на Базу – пока Руслан отвечал за содеянное перед мамочкой-боссом. Фотограф, ко всему прочему, оказался её любимчиком.

Именно последствия этой ссоры мне пришлось ощутить на себе целых два раза – сначала от Макса, а затем и от Руслана.

Причём на тот момент, когда я ради этого улётного секса бросил человека, с которым провёл больше года, Макс и не думал отвечать на мои звонки, а объяснения от него мне удалось получить только следующей ночью, и все они сводились к следующему:

- Слушай, Вить. Нам обоим было хорошо. Давай на этом закончим.

Тут уже меня пробрало, и спорить я не стал, потому как почувствовал себя, как верно сказал Руслан, полным «лохом».

Злился я около недели и больше заговаривать с ним не пытался. А вот в заездах мы встречались куда чаще, чем раньше, и всякий раз Макс норовил меня зацепить. Вызывал на четверть посреди чек-пойнта или обходил на форсаже, когда я уже думал, что гонка моя. Выныривал из-за углов ни с того ни с сего, а иногда, напротив, тормозил перед самым финишем, демонстративно отдавая мне победу.

Меня это, естественно, бесило. Макс был как раз из тех немногих, с кем я не мог справиться. Для четверти тачка у него была слишком уж мажорная, чтобы пытаться с ней спорить на моей самоделке. В чек-поинтах он всегда уделывал и меня, и других хитростью. С ним действительно мало кто брался соревноваться, потому что его высокомерие выводило из себя и не давало получать удовольствие от гонки. Никому, кроме меня, потому что для меня это соревнование превратилось в личный вызов.

Я не мог подойти к нему на Базе, не мог дозвониться днём… Но во время заезда мы играли в свою игру, в которой не имели значения даже деньги. И никто не мог бы сказать, что мы играем только друг с другом, потому что рядом с нами было ещё не меньше двух участников. Точнее, как правило, позади.

По нему я тоже скучал, и тоска моя становилась тем сильнее, чем ближе оказывался он сам. Но говорить я не хотел.

Всё переменилось ближе к новому году, когда я купил себе наконец этот Порш, протюнинговал его как положено и понял, что просто обязан показать эту систему Максу. Я собирал её для него, в том смысле, что все мои понты без него не имели смысла.

Оставалась маленькая проблема – мажорчик, продолжавший лапать моего Макса посреди гаража.

Я, в принципе, на тот момент уже не уступал Руслану внешне. Если Максу нужен был парень в дорогих шмотках, то ради бога, всё для него. Я перестал курить и старался не ругаться матом, памятуя, что он этого не любит. И я смотрел на него – всё время, когда мог. Самое странное, что и он смотрел на меня, только уже не улыбался, как раньше.