- Можете пояснить?

- Да, но это…. Очень долго. Просто примите как факт. Макс стал другим, и я был в этом виноват.

- Вы не насиловали его.

- Я его не спас. Ни тогда, ни потом. И ещё… Знаете… Мне кажется, я и не хотел этого.

Я промолчал.

- Понимаете, я знал, что должен что-то сделать. Знал, что у него никого больше нет. И в то же время… Как тогда, когда мне тыкали в лицо головнёй… На самом деле я надеялся, что мне не придётся смотреть ему в глаза. Надеялся, что мне не придётся с ним говорить. Я не хотел его видеть. Я бы мог проследить за машиной, но…

- Виктор, стоп. Вы просто опять ищите, что бы вы могли сделать, но не сделали.

- Да. Наверное. Не знаю. Чёрт. Я никогда этим не занимался. У меня всё и всегда было просто. Почему в жизни нельзя, как в спорте – просто тренироваться до победы? Почему так много вариантов, и никому не узнать, какой из них верный?

- Потому что это жизнь. То, что было - вы не измените. Но вы можете поговорить с ним сейчас, если всё ещё хотите.

Виктор покачал головой и откинулся на спинку дивана. Он, казалось, немного успокоился.

- Я говорил… - сказал он. – Он не хочет слышать, и я его понимаю. Ну вот скажите, вы хотели бы говорить о том, что пережили десять лет назад? Хотели бы пережить это снова ради человека, который тогда давно предал вас?

- В чём заключалось ваше предательство?

Виктор замолк и отвернулся к окну.

- Не знаю. Просто предал. Просто… Чёрт, да хотя бы в том, что я не закричал. В том, что позволил ему всё это. В том, что тогда уже хотел… Хотел, чтобы он спас меня.

- Вы бы ничего не изменили.

- Нет! Я бы изменил. Может быть… может быть, тогда он стал бы со мной говорить.

- Вы уверены, что вас только это беспокоит?

Виктор пожал плечами, не отворачиваясь от окна.

- Или то, что вы вообще позволили себя спасти? Вы мужчина. Естественно, что вы хотите защищать. Вы не смогли этого сделать, но не смогли не по своей вине. Вы дрались за него.

Виктор устало покачал головой.

- У нас в спорте нет понятия «сделал всё, что мог». Ты победил – или ты проиграл. Я проиграл, хотя этот бой был важнее всех тренировок. Может быть, я к нему и готовился всю жизнь, ещё не зная, что меня ждёт.

- Виктор… Вы понимаете, что есть вещи, которые вы не способны сделать в принципе? Например, вы вряд ли сможете решить теорему Ферма.

Виктор пожал плечами.

- Я думаю… Вернее, мой опыт показывает… что человек может всё, к чему стремится по-настоящему. Всё зависит только от степени его стремления.

- Неужели больше никогда не было случая, когда вы бы не могли справиться с тем, что брали на себя?

Виктор перевёл взгляд на пепельницу.

- Был. За тот год у меня было три неудачи, которые определили мою жизнь. Та драка. Та ночь. И ещё… Экзамены. Я не поступил в МГИМО. Может, потому и не смог его найти.

- Вы зациклились на том поиске.

Виктор усмехнулся.

- Для меня тогда это было важнее жизни.

- А сейчас?

- И сейчас. Наверное. Если бы я смог исправить всё тогда, мне не пришлось бы прожить эти двенадцать лет такими, какими я их прожил.

- Вы недовольны своей жизнью?

Виктор пожал плечами.

- Я знаю, со стороны кажется, что это круто. Награды. Гонки. Поклонницы. Мечта любого мальчишки. Но вы-то знаете, что мне плевать на поклонниц. Мне плевать на награды.

- Вы не можете и сейчас считать, что для вас был важен только он.

- Знаете… У меня после него много кто был. Иногда серьёзно. Чаще на одну ночь. У меня и сейчас есть… Друг? Чёрт его знает, как это назвать. Но это всё какое-то стеклянное. Я будто кино смотрю. Будто играю главную роль, но не живу. А с ним я жил.

- Но вы боитесь потерять свою жизнь.

- Да… боюсь. Я боюсь, что мне придётся снова добиваться всего этого.

- Мне всё-таки кажется, что вы любите свою жизнь.

- Понимаете… это он любил гонки. Не я. И это как-то… подло. Что теперь у меня есть кубки, о которых мечтал он. Я бы подарил их ему, если бы мог. Я бы хотел посадить его в ту машину, которую собирал по картинкам в его журналах. Я бы всё это хотел отдать ему. Мне не надо самому.

- До сих пор?

Виктор кивнул.

- До сих пор. И у меня такое чувство, что это никогда не пройдёт.

Мы оба замолчали.

- Я устал, - сказал он через несколько минут. – И знаете что… я думаю об этом без конца. Но я всё равно нихрена не понимаю, почему не могу сесть за руль.

- Может вы просто не хотите? – предположил я. – Не хотите без него.

Виктор опять откинулся назад.

- Я тогда курить почти бросил, - сказал он. – А сейчас видите… Остановиться не могу. Я так не хочу.

- Боитесь ошибиться?

- Боюсь. И ещё, знаете… я когда прихожу на трек. Когда мимо проносится автомобиль – я сразу вспоминаю, как мы целовались с ним тогда под шум моторов.

Он снова замолк.

- Нет, я люблю свою жизнь. Правда люблю. Так бывает, что средство становится важнее цели. Средство становится жизнью. И вы правы, я боюсь всё это потерять. Но я потеряю – если не выйду на трассу, если откажусь от гонок. Вы можете мне помочь?

- Я попробую.

Я вздохнул.

- Идите домой, Виктор. Мне нужно подумать.

***

Той ночью мне самому снился рёв моторов. Причём Виктор был рядом и целовался с Максимом, которого я никогда не видел, но почему-то отлично представлял. Я встал измотанным и уставшим. Посмотрел в зеркало и долго пытался понять, откуда у меня эти тени под глазами. Наши встречи с Виктором давно уже проходили после работы, но я не замечал, чтобы они утомляли меня. Нет.

Мне нравилось с ним говорить. Нравилось его слушать. Нравилась та решительность, с которой он строил свою жизнь: определив, что для него важнее, он уже никогда не отступал. Того подростка, который боялся дать отпор друзьям, определённо давно уже не было.

Но именно это его и убивало: он не мог поверить, что когда-то чего-то не смог.

========== Глава 21 ==========

- Вы абсолютно уверены, что нет возможности с ним поговорить?

Виктор сидел напротив меня и крутил в руках сигарету, против обыкновения не пытаясь её раскурить. Однако при упоминании Максима, пусть и таком косвенном, он вздрогнул, и сигарета посыпалась на пол щепотками табака.

- Уверен.

- Тогда вам придётся самостоятельно определить степень своей вины и простить себя.

Виктор посмотрел насмешливо.

- Так просто, да, доктор? Вы не первый, кто мне об этом говорит.

- Не первый?

Виктор отвернулся к окну. Он в тот день был необычно собран, будто готовился броситься в какой-то бой. Таким он нравился мне особенно – когда внимательно щурил глаза, вглядываясь в одному ему видимую деталь интерьера. Его тёмные волосы в такие минуты падали на лицо, придавая чертам особую резкость, и он казался стрелой, готовой полететь вперёд.

- Я же говорил, у меня были отношения.

- Неудачно?

Виктор пожал плечами.

- Не в том смысле, в котором вы думаете.

***

После выпуска я всё-таки поступил – но только через год. Год проработал в автомастерской, у Пашкиного отца. Он, кстати, тоже в свой физкультурный не попал, так что мы с ним вместе поступали и поступили в пед.

Зачем я там учился – я так и не понял. Все пять лет прошли как в тумане. Я едва доползал с работы домой.

Отношения… какие там отношения. Ни сил, ни времени, ни желания не было. И мне всё казалось, что если я заведу кого-то, я предам Максима. Одна часть меня мечтала, что я ещё увижу его. Другая надеялась, что мы не встретимся уже никогда.

Колбасило меня года три и в основном по ночам. Я опять стал курить, потому что на той работе не курить было невозможно. Не пить там тоже было трудно, но тут я держался.

Отец смотрел на меня с какой-то смесью тоски и брезгливости, но ничего не говорил. Думаю, предложить мне что-то другое он попросту не мог. Не было у меня ни его способности к точным наукам, ни его интеллигентности. Схожи мы были разве что усидчивостью и безграничным упрямством.