- О господи, никак апокалипсис случился? – он весь так и сиял. – Ты записал для меня микс!

Я наморщил лоб.

- Что за хуйню ты несешь? Я не записывал для тебя микс.

- О нет, ты это сделал, ты записал для меня микс! – не унимался он.

- Ничего подобного! Я его для себя записал. На СВОЙ плеер.

Но он так хихикал, что, по-моему, ничего не слышал.

- Ага, конечно…

Я скривился.

- Слушай, я не собираюсь тебе его дарить. Я, может, вообще через пару дней его сотру и запишу что-нибудь другое. Так что, нет…

- Ага-ага, ладно…

- Ты не сможешь СОХРАНИТЬ его себе на память. Это не твой личный компакт-диск. Я просто накидал в айпод пару треков. Дело-то на пять минут. Что?

Он так хохотал, что аж зафыркал от смеха.

- Ты тааааак меня любишь, - прошептал он, притянул меня ближе и поцеловал.

- Заткнись, придурок! – сказал я ему в губы, двигаясь на нем все быстрее и быстрее. - Там даже нет ни одной песни про любовь.

Он давился воздухом, хватался за мои плечи, и мы смеялись, и стонали, и отдувались и все ближе и ближе подкатывались к самому краю.

- Ты чудесный. Я тебя обожаю, - сказал он и по очереди поцеловал мои веки.

Я улыбнулся ему и выдохнул:

- Я знаю.

Комментарий к Чикаго

* Песня, которую поет трансвестит во время сцены в пиццерии. https://youtu.be/LDxcfTm1QTc

========== Механический бык ==========

Время от времени мне снятся сны в виде комиксов. Я слышал, бывают люди, у которых сны похожи на черно-белое кино или даже на мультики. А я, наверное, единственный человек на земле, которому снятся комиксы. Ну, может, разве что еще Майки.

Такие сны впервые начали мне сниться, когда мы работали над первым выпуском «Рейджа», и с тех самых пор они периодически ко мне возвращаются. Особенно часто это случалось, когда мы с Брайаном были не вместе. Мне постоянно снились панели с Рейджем и ДжейТи – они там летали, танцевали, трахались, спасали педиков от мирового зла… И я потом просыпался с улыбкой на лице, а иногда и с эрекцией. И тут же принимался твердить себе, что это все потому, что я много думаю о работе, а вовсе не потому, что скучаю по нему. В такие утра Итан часто спрашивал меня, что это такое захватывающее мне приснилось. И я отвечал: «Ты, конечно. Что же еще?» Какая блядская ирония!

В тот вечер, когда мы уехали из Чикаго, мне приснились Рейдж и парень, который взорвал бомбу в клубе. Мне прямо вся история про них привиделась – и это было круто. И когда я проснулся, мне сразу же захотелось позвонить Майклу и пересказать ему сюжет, но я знал, что Брайан разозлится, если я начну просить у него телефон. Он сердится каждый раз, когда я хочу позвонить домой, и чаще всего находит какой-нибудь предлог, чтобы меня отвлечь.

В обычное время я бы все равно его попросил, да еще и заставил бы его объяснить мне, почему это он так странно реагирует на мои просьбы. Но мы так чудесно провели день, что мне совсем не хотелось с ним пререкаться. Мы сходили в Аквариум, устроили пикник в парке, а потом он пошел мне навстречу, когда я предложил съехать из этого гребанного милиардерского номера раньше, чем он планировал. В общем, после всего этого я был совершенно не расположен с ним ссориться. Хотелось просто быть рядом с ним и получать от этого удовольствие.

К тому же я был уверен, что он больше и слышать не желает о проклятом подрывнике. Он не понял, почему вся эта история так меня расстроила. И будь я проклят, если стал бы ему это объяснять. Не мог же я ему сказать, что иногда мне в голову вдруг приходит мысль – что, если он умрет? Что я ужасно боюсь, что при его стиле жизни это может случиться слишком рано, что он может умереть раньше, чем умру я. И что это пугает меня больше всего на свете. Если бы я тогда не ушел из клуба… Если бы он не пошел за мной… Если, если, если… Иногда я ночами напролет не сплю и все думаю о подобной фигне.

- Я что, проспал ядерную войну? – спросил я, потягиваясь и разглядывая через окно окружавший нас пейзаж.

Меня сморило еще до того, как мы выехали из города. Тогда за окнами было светло, а сейчас уже стемнело, и кругом было пустынно и пугающе тихо. Брайан опустил верх корвета, и я запрокинул голову и подумал, что никогда в жизни еще не видел таких ярких звезд. Может, конечно, все дело было в том, что на этой выбранной им для нас безумной дороге не было ни одного фонаря.

- Нет, - сказал он. – Мы попали в жуткую аварию и погибли. И теперь мы в аду.

- Да ну? А я-то думал, что там будет побольше огней.

- Есть еще вариант, что мы в Айове. Я просто не хотел тебя пугать.

- А мы случайно к Жопотраху не подъезжаем? Очень хотелось бы побыстрее до него добраться.

Он засмеялся и положил руку мне на колено, а я откинулся на спинку сидения и стал смотреть в небо. Какое-то время мы ехали молча, слушали музыку и все глубже погружались в царившее вокруг нас небытие. Кто бы мог предположить, что в Айове окажется так классно? В такие моменты, бывает, думаешь - ну прямо, как в кино. Все так круто, и атмосферно, и красиво, что кто-нибудь обязательно должен был бы заснять все это на пленку.

Я был до нелепости счастлив просто от того, что находился здесь, вместе с Брайаном, и мне ужасно хотелось ему об этом сказать, но я подумал, что прозвучит это как-то тупо. Хотя, как мне казалось, он и сам чувствовал то же самое. Это ощущалось даже в том, как он прикасался к моей ноге.

Но потом мы въехали во что-то, отдаленно напоминающее населенный пункт, и он вдруг схватился за руль обеими руками и на скорости 70 миль в час резко развернул машину.

- Блядь, не может быть! Ты это видел? – спросил он.

Я в замешательстве огляделся по сторонам, но, как по мне, тут не было и близко ничего интересного.

- Ээмм… нет?

- «Трамвай «Желание», - объявил он, указывая на афишу, висевшую у старого здания кинотеатра. – В восемь тридцать. Только что началось.

Он резко свернул на парковку, едва не въехав в бок ржавому пикапу со стойкой для винтовки, заглушил мотор и тут же выскочил из машины. Я не видел его таким взбудораженным с тех пор, как в «Вавилоне» проходил конкурс «Члены в носках», и потому просто пожал плечами и последовал за ним.

- Ты его смотрел раньше? – спросил он, когда мы купили билеты.

Я покачал головой, и он поцеловал меня в волосы, пообещал, что мне непременно понравится и едва не поволок меня к нашим местам.

Честно говоря, я даже не знаю, что сказать про этот фильм. Как по мне, все герои там были совершеннейшими психопатами, что, в общем, было даже забавно. А сам кинотеатр был очень классный – весь такой старомодный и почти пустой. Вообще, по правде говоря, я больше смотрел на Брайана, чем на экран. Он так увлекся фильмом – улыбался, беззвучно проговаривал реплики героев и периодически посматривал на меня этак выжидательно – будто хотел убедиться, что я от этого фильма в таком же восторге, как и он сам. Это было так трогательно и мило. Мне как будто удалось разглядеть его глубоко спрятанного внутреннего гика. Ощущение было такое, словно он поделился со мной очень важным секретом, и я был от этого в полном восторге.

Потом кино закончилось, зажегся свет, а мы все сидели на своих местах. Он спросил меня, что я обо всем этом думаю, и я ответил, что в жизни не видел более прекрасного фильма. И что Марлон Брандо – устаревшая и чуть менее красивая версия Брайана Кинни. И тогда он начал целовать меня и, по-моему, не отрывался от моих губ целый час. Блин, его бывает так легко развести!

Затем мы вернулись в машину, изучили карту и поняли, что мы всего в часе езды от Де-Мойна (единственное поселение в Айове, хоть отдаленно напоминающее город), а потому решили продолжать ехать.

Если честно, я сам не знаю, как мы в итоге оказались в баре «Рейнбоу Кэттл Компани». Кто бы мог подумать, что в Айове, в принципе, существуют гей-бары, да и вообще, что где бы то ни было существуют такие гей-бары. Но все же, представьте себе, он тут был, и мы на него наткнулись. И знаете, радужный флаг, развевающейся посреди гомофобного, богобоязненного, жующего табак Среднего Запада, это была… наверное, та самая любая гавань, которая так хороша в бурю.