Он резко мотнул головой – только на это его и хватило. Казалось, в теле больше не осталось энергии.

- Но это была моя жизнь. Я имел право знать. Ты должна была мне сказать.

- Джастин, тебе было восемнадцать, ты еще только играл во взрослую жизнь. Еще только учился отвечать за себя. Ты не мог в то время взваливать на себя ответственность и за него тоже.

Она замолчала. Джастин так ничего и не ответил ей. Он так мечтал узнать, что Брайан приходил к нему. И вот теперь он узнал… и что?

- Милый, - мягко сказала мать. – Разве это что-то меняет?

Меняет? Разве это что-то меняет? Изменилось ли что-нибудь теперь, когда он знает?

Ты не отказывался от меня. Ты просто заставил меня поверить, что сделал это.

- Он никогда тебе не нравился, - невпопад буркнул он.

И заметил, как мать слегка склонила голову.

- Да, он мне не нравился. Со временем я научилась относиться к нему с уважением, но, Джастин… ты был ребенком, который прикидывался взрослым, а он был взрослым, который прикидывался ребенком. Ни одна мать не захочет, чтобы ее сын – особенно совсем юный сын – влюбился в такого человека.

- Угу, конечно! Все дело было просто в том, что он мужчина, - упрямо пробормотал он.

Это был удар ниже пояса. На самом деле он так не думал. Да нет, конечно, это было нелепо. Эй, мам, правда же мой взрослый любовник, трахавший меня, когда я еще был подростком, имевший маленького сына и залезавший в штаны к каждому встречному мужику не нравился тебе только потому, что он гей?

Она тяжело вздохнула, оттолкнулась руками от стола и медленно поднялась. Может быть, это произошло только в его воображении, но ему показалось, что на ходу она слегка покачнулась, и ему от этого стало как-то нехорошо. Его мать отошла на противоположный конец кухни, снова вздохнула и обернулась к нему, привалившись спиной к раковине. А затем посмотрела на него и, не моргнув глазом, призналась:

- Да, ты прав.

Вот этого он совсем не ожидал.

- Я думал, ты давно с этим свыклась… Я думал…

Я, как полный идиот, полагал, что это больше не важно.

- Люди всегда очень многого хотят от своих детей, - медленно произнесла она. – Хотят, чтобы они были счастливы, довольны, любимы, чтобы нашли свое место в обществе.

Она замолчала и опустила глаза на свои стиснутые руки. Он тоже посмотрел на них и вдруг осознал, что не помнит, когда они так покрылись морщинами, когда она приобрела эту странную привычку стискивать их перед собой.

- Джастин, в три года ты мог прочитать от корки до корки целую книгу. Твой отец лишь иногда помогал тебе разобрать особенно длинные слова. Тебе нравилось все делать самому, нравилось учиться, и у тебя всегда все получалось. Ты, словно губка, впитывал в себя любую информацию. В три научился читать, в четыре – завязывать шнурки. А сколько вопросов ты задавал! Тысячу вопросов о том, как устроен мир, - она печально улыбнулась, вспоминая. – Никогда не забуду, как ты спросил меня: «Мам, а почему в духовке что-то щелкает, прежде чем загорается огонь? А как это его разжигает электричество? А если задуть газ в электрическую лампочку, на ней можно будет готовить?» Ты пугал меня до смерти. И боялась я не только того, что ты спалишь дом, попробовав поджарить яичницу на потолке. Нет, я боялась еще и того, что ты рос слишком умным. Ты был куда развитее своих сверстников, и я очень боялась, что они тебя не примут, и ты в итоге окажешься изгоем. Но потом, к счастью, у тебя появилась Дафни, и я немного успокоилась.

- Так ты что, хотела бы, чтобы я родился тупицей?

Она помотала головой – точно так же, как недавно сделал он. Будто в теле ее совсем не осталось энергии.

- Нет, - сказала она и ненадолго замолчала, прикрыв глаза. – Нет, но я думала, что тебе было бы куда проще жить, если бы ты не был таким умным. И то же самое я испытала, когда поняла, что ты гей. Тебе было бы куда проще жить, если бы ты не был геем. А родители всегда хотят своим детям легкой жизни.

А потом она, наконец, подняла на него глаза, и в них была и печаль, и тоска, но все это ни шло ни в какое сравнение со светившейся в них любовью к нему. Той любовью, что заставила ее уйти от мужа, сказавшего: «Выбирай, либо сын, ставший разочарованием для нас обоих, либо наша стабильная семейная жизнь». Той же любовью, что побудила ее выбрать его.

- Малыш, я бы не хотела тебя менять, ни за что на свете. Я люблю тебя таким, какой ты есть, и горжусь тем, что могу назвать тебя своим сыном. Но какое-то время… да… я хотела, чтобы ты не был геем, - она помолчала немного, с трудом сглотнула и добавила. – Не пропадай больше так надолго, хорошо? Что бы у тебя ни случилось.

Говорить он не мог, и потому просто кивнул.

- Вот и хорошо. А не то в следующий раз я выжду неделю, а потом пойду по Либерти-авеню раздавать флаеры с твоими детскими фотографиями.

Он рассмеялся.

Во всей этой суете, он то ли случайно, то ли намеренно так и не собрался задать ей свой вопрос. Не решился спросить:

Мам, а как ты поняла, что отец – тот самый? Ты сейчас жалеешь о том, что вы с ним разбежались? Не приходит ли тебе порой в голову, что, возможно, ты сделала неправильный выбор? Не кажется ли тебе, что где-то глубоко внутри ты по-прежнему его любишь?

Впрочем, ее ответ снова ничего бы не изменил.

Ты не отказывался от меня. Ты просто заставил меня поверить, что сделал это. Но никто не подталкивал тебя к такому решению, ты сам сделал выбор.

***

После этой ночи все стало как-то проще. Словно бы до сих пор он брел по зыбучему песку, с каждым шагом проваливаясь в него все глубже, а теперь тот вдруг стал обычным песком. И да, пробираться через него все еще было трудно, приходилось бороться за каждый шаг, но все-таки, все-таки идти сделалось чуть-чуть легче. Вот как-то так.

И да, ему все еще было одиноко. И в квартире царила тишина. Он не ходил в институт, и проводить время ему было не с кем – не было ни бойфренда, ни компании, ни семьи. Ну так и что с того? Все это, по большей части, было его решением. А, значит, в его силах было это решение изменить.

С институтом наверняка можно было что-то придумать. Существовали же стипендии, кредиты и все такое. А отец со своими налоговыми льготами может пройти на хуй, он два года никак ему финансово не помогал. Ну а если ни кредит, ни стипендию выбить не удастся, он может попробовать стать вольным слушателем. В конце концов, главное, что дают в ПИФА – это знания, а не диплом, так ведь? А знания он получить может.

И на хуй всю эту еботню с бойфрендами. Ему для полного счастья вовсе не нужен мужчина. К тому же, все равно у него ничего с ними не получалось.

А что касается остального… Остальное вернуть легко, тут даже сильно стараться не придется. Он возьмет себя в руки, перестанет себя жалеть. И прекратит прятаться.

Да, это трудно, да, это страшно. Но ведь в каком-то смысле он начал сам строить свою жизнь уже давным-давно. Задолго до их разрыва, задолго до того, как встретил Брайана, может быть, даже задолго до того, как впервые ступил на Либерти-авеню.

И потом, честно говоря, ему до смерти надоел самоанализ. Жить внутри собственной головы было невыносимо скучно.

***

Прошло еще три месяца, и все это время жизнь его оставалась спокойной.

Безмятежной. Нормальной. Не то чтобы прекрасной, но вполне терпимой. Пожалуй, самые сильные эмоции в этот период он испытывал, когда вынужден был наблюдать за шоу Эммета и Тэда.

А еще он чувствовал себя… ну не то, чтобы счастливым, но уравновешенным. И пока что этого ему было вполне достаточно.

Так прошло три месяца. А потом все началось снова. Благодаря Майклу.

========== Глава 6 ==========

- Как учеба? – внезапно спросила его мать как-то утром.

Вот так, ни с того ни с сего, с бухты-барахты, как гром среди ясного неба – список идиом можно было бы продолжить, но все они означали бы одно – что ей всего двумя словами удалось заставить его покрыться холодным потом.