- Да ладно, ты же все и так знаешь - я запал на тебя, как только увидел в окне напротив. Личный интерес, будь он неладен, - и Джон улыбается.
Спальня на третьем этаже остается нетронутой – Джон раскладывает свои немногочисленные вещи в шкафу и комоде Шерлока. Они с удовольствием делят полки, сортируя носки и трусы Джона, и пространство шкафа пополам, развешивая рубашки и брюки. На дне чемодана Шерлок находит тот самый блокнот, который ввел его в свое время в заблуждение.
- Что будешь с ним делать? – спрашивает он Джона, рассматривая странные и такие завораживающие рисунки. – Не хочешь посмотреть?
Джон пожимает плечами:
- Выброшу. Не желаю туда даже заглядывать. Не хочу этого напоминания о тьме, - произносит он, избегая смотреть на блокнот.
- Тогда бросай в меня, - просит Шерлок. – Подари, - и Джон недоуменно пожимает плечами, позволяя Шерлоку прибрать к рукам это богатство.
Шерлок прячет блокнот в ящик письменного стола, чтобы потом, в одиночестве, рассмотреть все внимательно. Закончив с разбором вещей Джона, они идут на кухню выпить чаю с черничным пирогом, который все-таки приносит миссис Хадсон. Джон ворчит, когда не может найти в шкафах заварку, и Шерлок ворчит в ответ. Но это милое переругивание, определенно, нравится обоим. Чай, заваренный Джоном, кажется Шерлоку идеальным. Они пьют его в гостиной, сидя в креслах друг против друга, и Шерлоку кажется, что так было всегда. Приятная истома разливается по телу, ноги и руки тяжелеют, в глаза пробирается сон. Синхронно, не сговариваясь, они поднимаются и идут в спальню Шерлока, где и засыпают в объятиях друг друга, и Шерлок впервые спит безмятежно, без страха и кошмаров, с надеждой на завтрашний день.
Шерлок просыпается от бьющего в лицо солнечного света. В не зашторенные окна он льется жидким золотом и слепит так, словно в королевской казне достали все драгоценности и включили самые мощные прожектора. Джон лежит рядом, забросив на Шерлока руку в собственническом жесте. Под щекой подушка явно оставит след своим швом, так она скомкана и перекручена. Простыня сбилась в ноги, обнажая смуглую кожу Джона, на контрасте с белой футболкой, короткие золотистые волоски на руках, проступившую рыжеватую щетину. Глаза закрыты, пушистые пшеничные ресницы бросают тень на щеки. Шерлоку до невозможности хочется потрогать эти ресницы, почувствовать их наощупь, ведь он так мало знает Джона. А еще хочется посмотреть в его глаза, синие, как небо, и увидеть в них теплоту и ласку, которые плещутся через край, согревая и успокаивая. Джон спит, тихонько посапывая и по-детски причмокивая, и Шерлок, не сдержавшись, тянется рукой и проводит подушечками пальцев по щеточке ресниц – восхитительно. Джон морщит нос, еще раз чмокает и с трудом разлепляет глаза. На какое-то мгновение Шерлок пугается, что Джон снова не видит, настолько они ясные и бессмысленные, но потом накатывает волна облегчения, на самом деле – сонные. Джон улыбается, в свою очередь разглядывая Шерлока, и Шерлоку приходит в голову мысль, что он может не понравиться Джону. Вчера тот толком не рассмотрел его, не увидел всей нелепости и нескладности, этих острых скул, вечного беспорядка на голове, косматых бровей и студенисто-мутных глаз. А сейчас, в солнечном свете, все недостатки Шерлока выплывут на передний план, и Джон уйдет. Вероятно, все эти мысли таким отчаянием проступают на лице, что Джон тянется к нему губами, успокаивая и прогоняя прочь сомнения. Всего лишь легкий поцелуй – но как живая вода, освежающий и воскрешающий.
- Ты прекрасный, - говорит Джон чуть хрипловато, - мраморный, идеальный. Глаза прозрачные и чистые, как лед, губы геометрически выверенные, скулы – порезаться можно, как ты можешь сомневаться? Я полюбил тебя, когда еще не видел, но в моей голове ты и был таким, совершенным. Я видел тебя сердцем, - Шерлок понимает, что, скорее всего, это метафора, но воспринимает слова Джона буквально.
Джон протягивает руку и пальцем прочерчивает профиль Шерлока, пересекая лоб, пробегая по горбинке носа, губам, подбородку и шее. Палец заменяется ладонью, которой Джон гладит шею Шерлока, такую уязвимую и беззащитную. Но поглаживания Джона не угрожающие, а эротичные, Шерлок чувствует, как неровно и учащенно бьется пульс, как перехватывает дыхание, когда Джон приникает губами к межключичной впадине в глубоком сладостном поцелуе. То, что делает с ним Джон – нечто вне физического удовольствия, это какое-то ментальное непреходящее ощущение восторга, переполняющее Шерлока. Джон нежен и страстен, он изучает каждый миллиметр тела Шерлока, так же, как изучал его в той прОклятой квартире, только теперь глазами. Джон рассматривает его, поглаживая руками очень бережно и едва ощутимо, но Шерлок загорается от понимания того, с каким обожанием смотрит на него Джон. Он плавится под его взглядом, возбуждается, стонет и хочет Джона до невозможности. Джон подготавливает Шерлока долго, мучительно долго, и Шерлок опять, как в первый раз с Джоном, чувствует себя желанным и любимым. Ему нравится. Он может к этому привыкнуть. Он хочет к этому привыкнуть. Впервые ощущение собственной зависимости от другого человека воспринимается нужным. Единственно необходимым. Джон входит в него медленно, давая возможность привыкнуть к вторжению, целует, отвлекая от распирающего дискомфорта, проводит теплой рукой по члену Шерлока, посылая заряд восторга и блаженства, и Шерлок сам двигается навстречу Джону, понуждая того продолжить. Они медленно раскачиваются, словно на качелях, не прерывая зрительного контакта, и Шерлоку кажется, что он может утонуть в синих, как озера, глазах Джона. Они, не сговариваясь, увеличивают темп движения, Джон чуть меняет угол проникновения, и Шерлока пронзает волна наслаждения, отчего он стонет и начинает бормотать какие-то несвойственные ему бессмыслицы:
- Да, да, да… Еще, глубже… Да, так, так… О, Джон… Еще, еще… Джооон…
В любовном экстазе они сливаются в единый организм, деля восторг, дыхание и удовольствие на двоих. Такая близость пьянит Шерлока, напрочь отключая мозг, оставляя лишь чистую выкристаллизованную радость обладания Джоном. Когда Шерлок срывается в оргазм, содрогаясь в судорогах наслаждения, Джон срывается вслед за ним, изливая горячее семя в Шерлока, и Шерлок уплывает за грань сознания, словно чувствительная барышня. В себя его приводит поцелуй Джона, такой родной и необходимый, как воздух. Шерлок отвечает, ощущая расслабленность во всем теле, позволяя себе нежиться в таких родных и сильных объятиях Джона.
- Я люблю тебя, - слышит он его голос, - ты – лучшее, что случилось со мной с рождения, - и Шерлок распахивает глаза, как сказочная принцесса, очнувшаяся ото сна из-за поцелуя, так радостно ему слышать то, что говорит Джон.
- Джон Ватсон, - шепчет Шерлок, чувствуя подступающие слезы, - никогда не отпускай меня, слышишь? Никогда! – и Джон крепче прижимает его к себе, целуя в висок.
Лестрейд звонит, когда они завтракают на кухне остатками пирога миссис Хадсон и чаем, который заварил Джон. Лестрейд извиняется и просит их обоих подъехать в Скотланд-Ярд.
- Это ведь не проблема, Шерлок? – уточняет он осторожно, и Шерлок в раздражении закатывает глаза.
- Не проблема, если ты о том, могу ли я выходить из дома, - все же отвечает инспектору и глазами спрашивает у Джона о его согласии. Джон кивает, понимая без слов, и Шерлок отвечает за обоих: - Мы подойдем, - когда он нажимает отбой, чувство удивительной слаженности и гармонии растекается в груди, и это просто прекрасно – Шерлок улыбается: - Хочу еще чая!
Джон наливает еще чая, восхитительного ароматного чая, и пододвигает еще кусочек пирога миссис Хадсон, даже не спрашивая, будет ли Шерлок – это не иначе чтение мыслей. Шерлок, уже ничему не удивляется.
Их появление в Ярде производит фурор. Пока они с Лестрейдом совершают все необходимые формальности, документируя собственные показания, за стеклянной перегородкой кабинета скапливается народ. За ними наблюдают с жадностью, запах сенсации витает в воздухе. Джон напряжен во время дачи показаний, Шерлок это видит. Он понимает, насколько неприятна затронутая тема, сколько грязного белья вытаскивается сейчас на свет божий и становится достоянием общественности. Джон бледен и натянут, словно стрела, готовая сорваться в полет. Джон не должен проходить через эту мерзость и гадость, снова и снова переживать то, что причиняет такую боль. Поэтому Шерлок берет все общение с Лестрейдом на себя, перехватывая инициативу разговора у инспектора. Он сам выкладывает все, что случилось за эти дни, позволяя Джону слабо кивать, соглашаясь, и в редких случаях кратко отвечать на уточняющие вопросы, если это так уж необходимо. Шерлок делится своей дедукцией подробно, не упуская ни одной детали расследования, и Джон потихоньку расслабляется, заинтересованно слушая. Шерлок воодушевляется, когда видит в его глазах этот неподдельный интерес и восхищение, а когда слышит «Невероятно! Потрясающе!», в первый раз (потом этого будет много, но Шерлок каждый раз будет самодовольно ухмыляться, радуясь, что по-прежнему, после стольких лет вместе, умеет удивить Джона), не может сдержать улыбки. Действительно здорово, и потрясающе, и невероятно, когда самый дорогой человек на свете произносит эти слова вслух. Шерлок блистает, раскрывая свой талант вовсю, но при этом ведет себя пристойно, не давая ни малейшего повода жаждущей зрелищ толпе, притаившейся за стеклом кабинета Лестрейда. Он не позволяет себе разного рода вольностей, хотя очень хочется коснуться руки Джона и сжать ее, хочется сесть поближе, чтобы чувствовать локоть и плечо в качестве безмолвной поддержки, хочется прижаться губами к виску Джона. Шерлок не позволяет себе лишнего, поскольку полагает, что Джону неприятно столь пристальное внимание к собственной персоне, что публичное проявление чувств ему не свойственно – Шерлок не хочет поставить Джона в неудобное положение. И это именно Джон кладет свою руку на колено Шерлока, когда Лестрейд задает не очень удобный вопрос, отчего сердце Шерлока готово выскочить из груди, это именно Джон приобнимает Шерлока за талию, когда они выходят из кабинета, и это именно Джон берет Шерлока за руку, когда они идут по коридору, а в спину им врезаются десятки любопытных алчущих скандала глаз.
