– Но вы же пришли по делу! – воскликнул архиепископ. – Расскажите же, друг мой! Вы решили нашу проблему?

Он казался беспечнее, чем того требовали обстоятельства.

– Почему «расплата за грех»? – неожиданно спросил сэр Джон. – О чем вы думали?

– О бедном Комстоке, – быстро ответил архиепископ. – О Комстоке.

– Пророчески, разумеется, – заметил сэр Джон.

– Выходит, что так. Поразительно, правда? Я говорил метафорически. Я был очень встревожен. Но… да, пророчество. Бедняга. Бедная заблудшая душа.

– «Еще вчера повелевая вселенной могучий Цезарь»[17], – промолвил сэр Джон.

– Да, да, как верно. Бедный Комсток. Пошел против закона, против церкви… Однако у него была душа, которую можно спасти. Талантливый, упорный, храбрый. Вам известно, что мальчик, который был Комстоком, – до того, как стал Комстоком, сами понимаете, – обладал почти безграничным потенциалом? И в довершение вашей цитаты: «…он теперь во прахе и всякий нищий им пренебрегает…».

Оба погрузились в мрачные размышления.

– Если вас интересует актерская игра, – сказал вдруг сэр Джон, – приезжайте завтра утром ко мне домой. Часов в десять. Неофициальное собрание, но не без интереса, если хотите доказать свой тезис.

– Какой тезис, друг мой?

– Что актеры в нынешнем мире перевелись, – с очаровательной улыбкой ответил сэр Джон.

– Завтра в десять? Буду рад, весьма рад!

– Замечательно! – откликнулся сэр Джон.

Самым внушительным предметом обстановки в гостиной являлся великолепный радиоаппарат. Он находился в сторонке между дверью и камином, а напротив него были расставлены стулья – словно для зрителей, собравшихся посмотреть представление домашнего театра. Рядом с радио стояло вращающееся кресло – из тех, что используют в конторах.

– Что ты задумал? – спросила Мартелла, обозревая преобразившуюся гостиную не с изумлением, поскольку привыкла, что бесполезно удивляться каким-либо поступкам мужа, но со смиренным недовольством. – Я думала, после вчерашнего ужасного праздника мы проведем тихий день.

– Знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты вернулась в постель. Не возражаешь? Это шарада… своего рода. Продлится от силы час.

– Зачем тебе утруждаться?

– Ты сама вчера ответила на этот вопрос, – напомнил он. – Мне бы хотелось, чтобы ты легла, Мартелла. Пожалуйста. Я скоро.

Она сдалась, прекрасно зная, что он предвидит опасность. А еще понимала, что будет ему мешать, что отвлечет его от задуманного, если станет упорствовать в своем желании остаться.

Четверть часа спустя собрались и расселись зрители: сэр Чарлз Хоуп-Фэрвезер, помощник комиссара полиции Алан Литлтон, архиепископ Мидлендский, редактор «Дейли бродкаст», редакторы «Утреннего рожка» и «Вечернего горна» самого лорда Комстока, несколько театральных критиков, известный драматург. Главный герой драмы выглядел глубоко обеспокоенным. Остальные гости были взбудоражены.

– Что теперь затеял Джонни? – спросил один критик у редактора «Дейли бродкаст».

Редактор выглядел всеведущим, но испытывал любопытство. Драматург чуть улыбнулся. Он как будто был взбудоражен меньше остальных. Бессовестно поздняя репетиция в этой комнате накануне ночью (сэр Джон выпустил своего гостя из дома в половине первого и сам лег без пяти четыре, заучив каждое слово) поубавило у него тягу к сенсациям.

Вошел лакей и начал задергивать на окнах тяжелые гардины. Где-то щелкнул электрический выключатель, и высоко над головами зрителей, на потолке, возникло тусклое свечение. Сэр Джон оставался невидим, но его голос разносился по всей комнате, властный, обходительный, умиротворяющий:

– Эксперимент, джентльмены. Новое слово в радиопьесах. Место действия – кабинет покойного лорда Комстока в Хорсли-лодж. Время – одиннадцать тридцать пять.

Зрители беспокойно заерзали. Архиепископ Мидлендский издал какой-то невнятный звук. На мгновение воцарилась тишина, а потом из темноты прозвучал вопрос:

– И чему же, сэр, я обязан этим удовольствием?

Издатель «Вечернего горна», обремененный воображением кинолюбителя, чертыхнулся себе под нос. Его более опытный коллега хмыкнул и хохотнул. Но обоих заставил замолчать второй голос – вкрадчивый, елейный и спокойный:

– А, Комсток, простите, если отрываю вас от работы…

Раздался голос сэра Джона Сомареса:

– Разговор, который вы сейчас услышите, джентльмены, не тот, какой в действительности состоялся в тот день между покойным лордом Комстоком и архиепископом Мидлендским.

Авторская ремарка сэра Джона не вызвала критики.

– А что мы услышим? – Это был голос драматурга, он задал заранее подготовленный вопрос.

– Простите, – учтиво ответил сэр Джон. – Вам решать, когда дослушаете до конца.

Последовала долгая пауза. Удивительные щелчки и стрекот радиоаппарата, указывавшие на то, что вещательная станция включена, но программу задерживают, взвинчивали нервы впечатлительного редактора «Вечернего горна». Он уже хотел что-то сказать своему коллеге из «Утреннего рожка», желая снять напряжение, как щелчки внезапно смолки, и раздался голос диктора:

– Всем привет. Это «Национальная программа» Дейвентри. Мы собираемся пустить в эфир воображаемый диалог между покойным лордом Комстоком, который был убит неизвестным лицом в своей загородной резиденции Хорсли-лодж, вероятно, между полуднем и четвертью второго, и преподобным Уильямом Ансельмом Петтифером, доктором теологии, архиепископом Мидлендским. Этот диалог – первый в серии бесед между известными людьми из различных сфер жизни, и каждый из них представляет слушателям свою точку зрения. Наша цель – дать вам возможность услышать доводы сторонников столь несхожих мировоззрений, как у архиепископа англиканской церкви и пэра, который значительную часть своего состояния составил благодаря нападкам на церковь и на силы закона и порядка посредством газет, находящихся в частном владении.

Снова пауза, а после повторились две фразы, предшествовавшие ремарке сэра Джона Сомареса, а за ними сразу последовал обещанный воображаемый диалог.

– И чему же, сэр, я обязан этим удовольствием?

– А, Комсток, простите, если отрываю вас от работы. Думаю, вы получили мое письмо.

– Письмо? Нет, не получал. Я занят.

– Вы не получали письма? Тогда, друг мой, тысяча извинений, что приехал без приглашения. Простите, Комсток, но вы должны поверить, что я явился ради вашего же блага. Можно присесть? Вот тут, у двери? Хорошо. – Вкрадчивый голос стих.

Вскоре из приемника снова раздался резкий голос Комстока:

– Говорите то, что хотели сказать, сэр. У меня мало времени.

– Конечно, конечно, друг мой, – успокаивал голос архиепископа. – Я сразу перейду к сути. Ради вашего же блага, Комсток, перестаньте публиковать свои нападки на церковь.

– Я нападаю не на церковь. Почему, черт побери, вы никак не научитесь внимательно читать?

– Мой милый мальчик… – В елейный голос вкрались раздраженные нотки попранного авторитета.

– Я вам не милый мальчик! Я был вашим «милым мальчиком» в школе, но это было давно. – Голос лорда Комстока сорвался на крик: – Вся эта чушь про милых мальчиков! Я раз и навсегда освободился от вас! – Последнее слово эхом прокатилось по комнате, как триумф варварства. – И говорю вам, все ваши церкви обломками упадут вам на головы, когда я с вами закончу! Я не на церковь нападаю! Я нападаю на основу церкви, на само христианство!

– Осторожнее в словах, Комсток! – В предостережение вкралась сталь: школьный учитель тянулся за палкой. – Есть кощунство, за которое Господь карает даже сегодня, в век материализма. Я не пророк и не могу призвать огонь с небес! Я немощный старик, недостойный даже в своих собственных глазах. Но расплата за грех – смерть! Смерть, Комсток! А ты, мальчик, не хочешь умирать! – На мгновение школьный учитель затмил архиепископа.