Беда? О чем ты говоришь, отец?

В храм бога Шивы мы пришли сегодня,

Сегодня праздник, выезд колесницы.

Саньяси

Взгляни! Ведь все богатство — у богатых,

А что в нем проку? Словно плод гнилой…

На ниве нищей созревает голод,

Кубера, бог богатств, и тот голодный.

Корзина драная в руках у Лакшми.

Взгляни! Иссяк поток ее даров,

Лежит земля бесплодная вокруг.

Третья женщина

Увы, отец.

Саньяси

Вас давят неоплатные долги.

Чем будете расплачиваться? Нечем.

Растратили вы все богатства века,—

И времени недвижна колесница,

Безжизненно лежат в пыли постромки.

Первая женщина

Увы, отец. Я вся дрожу от страха.

Веревка эта схожа

С раздувшеюся, сытою змеей.

Саньяси

Веревка эта тянет колесницу,

Пока в движении — несет свободу,

Недвижная же превратится в путы.

Вторая женщина

Мне кажется: упрямится веревка

Лишь потому, что мы не чтим ее.

Склонимся ж пред богинею-веревкой.

Первая

Сестра, ведь мы пока что не готовы

К подобному обряду.

Третья

Об этом не было и речи даже,—

Ведь ярмарка — для купли и продажи,

Мы собирались поглядеть жонглеров

И пляски обезьян.

Пойдем скорей, пока еще не поздно,

И подготовим для обряда всё.

Уходят.

Появляются горожане.

Первый горожанин

Глядите-ка, валяются постромки

От колесницы времени. Когда-то

За них держались разные державы,

Теперь же бечева лежит в пыли,

Черным-черна.

Второй

Не лучше ли уйти?

Вот-вот она взовьется, пасть ощерит

И бросится на нас.

Третий

Глядите. Шевельнулась. Я уйду.

Первый

Молчи! Еще накликаешь беду.

Коль оживет она — нам всем конец.

Третий

Нарушатся все связи бытия,

Когда бразды мы выпустим из рук,

Ведь если сами двинутся колеса,

Раздавит время нас.

Первой

Гляди-ка, брат, как брахман побледнел,

Уселся в стороне и шепчет мантры.

Второй

Напрасный труд. Давно прошла пора,

Когда жрецам повиновалось время.

А ведь они и наш открыли век.

Третий

Я видел сам: он взялся за веревку.

Но потянул назад, а не вперед.

Первый

А может, это — древний, верный путь,

Но сбилось время с верного пути.

Второй

И где ты этой мудрости набрался?

Первый

У мудрецов. Они ведь утверждают,

Что время не вперед идет — назад.

Вперед его насильно тащат люди.

Иначе бы оно вернулось вспять

И скрылось в довременной бездне мрака.

Третий

Гляжу я на веревку — жуть берет.

Она — как жила: бьется в ней, дрожит

Горячечный, безумный пульс веков.

Входит саньяси.

Саньяси

Беда, беда!

Я слышу грозный гул.

То в недрах родилось землетрясенье,

Из щелей рвутся языки огня.

Пылает небозем вокруг меня.

Огонь кровавит небо.

Уходит.

Первый горожанин

Неужто нет у нас в стране святого,

Который бы дерзнул поднять постромки?

Второй

Столетие придется нам потратить,

Чтоб одного святого отыскать.

Что ж будет с грешниками? Их не счесть.

Третий

До них ли богу? — сам ты посуди.

Второй

Ну что ты мелешь?! В мире все грешны.

Без грешников исчезнет царство божье.

Святой приходит редко и случайно

И прячется от нас в лесах, в пещерах.

Первый

Постойте! Осторожнее! Глядите,

Веревка эта будто посинела.

Входят женщины.

Первая женщина

В морскую раковину протрубите.

Пока стоит на месте колесница,

Замрет весь мир,

Очаг остынет, птицы рис склюют.

Мой средний сын работу потерял,

Больна невестка. Нет конца напастям.

Первый горожанин

Что здесь вам нужно, женщины? Скажите,

При чем здесь вы? Не ваше это дело.

Домой бы лучше шли вы, к очагу.

Вторая женщина

Зачем? Молиться ведь и я могу.

Не будь нас, брахманы бы отощали.

Тебя мы молим, смилуйся, веревка!

Мы жертву принесли. Эй, лейте масло

И молоко. А где вода из Ганги?

Здесь надобно кропить святой водою.

Зажгите пять светильников[199]. Веревка!

Богиня! Если ты пошевелишься,

Клянусь, отрежу косы в дар тебе.

Третья

Я риса тридцать дней не буду есть.

Сестрицы, воздадим богине честь.

Первый горожанин

Вот глупые! Уж лучше б честь воздали

Вы богу времени, а не веревке.

Первая женщина

Где он — твой бог? Ведь мы его не видим,

А госпожа веревка — тут как тут.

О, счастье! Вот она — черна, толста,

Подобие священного хвоста,

Которым Хануман[200], царь обезьяний,

Испепелил оплот ракшасов[201] — Ланку[202].

Пусть труп мой вымоют водой, в которой

Веревку постирают!

Вторая

Пусть все мои браслеты перельют,

Чтоб сделать наконечник для веревки.

Третья

О, как прекрасна госпожа веревка!

Первая

Прекрасна, как Джамуна!

Вторая

Как шелковые косы девы-нага[203]!

Третья

Гибка, как хобот мудрого Ганеши!

От счастья даже слезы на глазах.

Входит саньяси.

Первая женщина

Отец, хотим веревке помолиться,

Но жрец молчит. Кто прочитает мантры?

Саньяси

Что могут мантры?!

Для времени стал путь непроходим,

Весь в рытвинах, в ухабах, в ямах, в кочках.

Не выровняем путь — нас ждет беда.

Третья женщина

Такого отроду я не слыхала!

Всегда подчинены верхам низы,

И колесница по мосту всегда

Катилась снизу вверх.

Саньяси

Все глубже пропасть, трещина все шире,

Устои сгнили, беспорядок в мире,

Толчок — и рухнет мост.

Уходит.

Первая женщина

Помолимся же божеству дороги

И богу трещин жертву принесем.

А вдруг прогневаются эти боги?

Ведь пропастей немало на пути.

Богиня милосердная, прости!

Не нас — так наших деток пожалей.

Женщины уходят.

Входят воины.

Первый воин

Веревка все лежит на прежнем месте,

Растрепана, как ведьмина коса.

Второй

Какой позор! Сам махараджа брал

Веревку в руки. Помогали мы.

А оси и не скрипнули. Позор!

Третий

Но разве это наше дело, братья?

Мы кшатрии — не буйволы, не шудры.

Всегда стояли мы на колеснице,

А чернь презренная ее везла.

Первый горожанин

Мы прокляты, мы время оскорбили.

Третий воин

О чем болтает этот человек?!

Первый горожанин

Когда-то шудры вздумали сравняться[204]

С жрецами, брахманами. Наглецы!

Такие же в то время были смуты,

И время стало. Замерли минуты.

Но Рама шудре голову отсек,

И снова воцарился мир в стране.

Второй

Все эти шудры стали грамотеи.

Попробуй книги отобрать — кричат:

Что мы — не люди?!

Третий

Еще не то придется слышать нам!

Однажды скажет чернь: пустите в храм

Иль скажет: с воинами и жрецами

Хотим купаться вместе.

Первый

Раз так, то неподвижность колесницы