А во-вторых, какой они масти: пики, трефы, червы или бубны?

Не решив всех этих вопросов, нельзя было определить, как с этими людьми держаться, какую пищу они будут есть, с кем будут общаться, кто из них будет спать головой на северо-запад, кто — на юго-запад, кто — на северо-восток, а кто, пожалуй, и стоя?

До сих пор в этом королевстве никогда не решались такие серьезные проблемы.

Между тем изголодавшиеся путешественники ни о чем не догадывались. Они мечтали только о том, как бы поесть. Но вскоре друзья заметили, что никто не решается их накормить. Узнали они и о том, что Тузы созвали большое собрание, чтобы определить их место в обществе. И тогда уже без церемоний они сами стали добывать себе пищу.

Их поведение поражало даже Двойки и Тройки. Однажды Тройка сказала:

— Слушай, Двойка, какие они невоспитанные!

На что Двойка ответила:

— О да! Я вижу, они принадлежат к еще более низкой касте[100], чем мы с тобой.

Постепенно придя в себя и утолив немного голод, три друга стали замечать, что обитатели этого острова — люди не совсем обычные. Казалось, они ничем не связаны с этим миром. Будто кто-то схватил их за тики[101], и оторвал от него. И теперь они, никак не соприкасаясь с тем, что их окружает, болтаются в воздухе. Делали они все словно по принуждению, как куклы, которых приводит в движение кукольник. Лица их не отражали ни чувств, ни мыслей, ходили они все чрезвычайно серьезные, важные, придерживаясь все время каких-то правил. Одним словом, вид у них был очень странный.

Глядя на этих глубокомысленных живых мертвецов, принц однажды не выдержал и, запрокинув голову, громко расхохотался. Это проявление чувства было необычным и удивительным в безмолвном мире карточного королевства. Веселый смех был воспринят как нарушение порядка и заставил насторожиться, встревожиться и замереть всех этих аккуратных, таких рассудительных, таких серьезных людей. И они стали еще более серьезными и рассудительными.

Друзья принца, совершенно обескураженные, сказали ему:

— Друг, в этом безрадостном королевстве мы, пожалуй, долго не выдержим. Еще два дня, и нам придется трогать время от времени самих себя и смотреть, живы мы еще или нет.

— Нет, братья, — возразил принц. — Все это очень интересно. Ведь они так похожи на людей! Мне все же хочется расшевелить их. Посмотрим, есть ли в них хоть капля жизни.

Шли дни. Обитатели острова по-прежнему не могли подыскать такие рамки своих законов, в которые вошли бы эти три пришельца. В тех случаях, когда надо было встать, сесть, повернуть голову, лечь лицом вниз или вверх, покачать головой или повернуться, они только смеялись, не желая ничего этого делать. Они никак не хотели понять, что во всей этой строго установленной деятельности кроется глубокий смысл.

И вот однажды к принцу и его друзьям пришли Тузы, Короли и Валеты. На лицах у них застыла серьезность, а голос звучал так глухо, будто они говорили в глиняный горшок:

— Почему вы не подчиняетесь нашим законам?

— Не желаем, — хором отвечали друзья.

— Не желаем? А что значит желать? — тем же глухим безжизненным голосом спросили предводители карточного королевства.

Они так и не поняли, что значит желать. Однако со временем стали понимать это. Каждый день они видели, что можно поступать так, а можно иначе, что есть одна сторона и есть другая, — эти появившиеся откуда-то из-за моря живые люди своим примером показали, что даже в рамках закона можно пользоваться безграничной свободой. Постепенно, сначала смутно и неясно, обитатели карточного королевства стали ощущать силу желания.

Но как только это произошло, пошатнулись самые основы королевства. Так, едва заметно, начинают шевелиться кольца огромного удава, который медленно пробуждается от сна.

Дамы этого общества тоже были ко всему безразличны. Они ни на кого не смотрели и молчаливо, спокойно делали свое дело. Но как-то в весенний полдень одна из них, смущенно подняв черные ресницы, бросила робкий взгляд на принца. «Что это? — удивился принц, — я думал, что все они просто картинки, а ведь это женщина!»

Отозвав в сторону своих друзей, принц сказал:

— Братья, среди них есть настоящая красавица. Мне показалось, что во взгляде ее черных глаз, загоревшихся новым чувством, я увидел первую зарю вновь возникшего мира. Я долго ждал — и вот наконец вознагражден!

Друзья изумленно рассмеялись.

— Неужели правда, друг?

С того самого дня несчастная Дама каждый день стала забывать правила поведения. Все чаще она отсутствовала там, где ей надлежало быть. Когда ей нужно было находиться рядом с Валетом, она вдруг оказывалась рядом с принцем. И Валет бесстрастно-серьезным голосом замечал:

— Дама, ты ошиблась.

При этих словах и без того розовое лицо червовой Дамы еще более розовело, и она опускала свой тоже бесстрастный взгляд.

А принц задорно отвечал:

— Она вовсе не ошиблась, с сегодняшнего дня я — Валет.

Какое сияние, какая безграничная любовь струилась из

расцветшего сердца женщины! Каким очарованием были полны все ее движения, и каждый взгляд выражал волнение души, от всего ее существа исходил необычайный аромат.

Все пытались вернуть грешницу на путь истины, но сами тоже стали делать ошибки. Тузы часто забывали о том, что необходимо поддерживать свое положение, стерлась разница между Королями и Валетами. Перемены коснулись даже Девяток-Десяток.

Каждую весну на этом древнем острове раздавалось пение кукушки[102], но в нынешнем году она запела так, как еще никогда не пела.

Всегда в этих краях был слышен шум моря, но до сих пор оно покорно и скупо рассказывало о величии вечного закона. А теперь? Теперь оно бурлило и волновалось, выражая свое беспокойство игрой света и теней, восклицаниями и всплесками. Его волнение было подобно великому, как мир, не знающему преград волнению молодости, волнению, которое приносит с собой южный ветер.

Прошло еще какое-то время. Куда девались все Тузы, Короли и Валеты со своими довольными, сытыми, круглыми лицами? Они сидят на берегу моря, любуются небом! Некоторые не спят по ночам, а другие забывают даже поесть!

На одних лицах написана зависть, на других — любовь, на третьих — волнение или сомнение. Здесь — смех, там — шум, тут — песни. Все стали интересоваться друг другом, сравнивать других с собой. Туз думал: «Король, конечно, неплохой парень, но он некрасив, а в моих движениях такая величавость, что я невольно привлекаю взгляды». Король же думал: «Туз, когда ходит, семенит и сутулится, а воображает, что все Дамы замирают от восторга, увидев его». И, иронически усмехаясь, Король смотрелся в зеркало.

А Дамы начали усиленно наряжаться и сплетничать. «Умереть можно! И зачем только эта гордячка так разоделась! Стыдно смотреть даже», — говорили они и тут же начинали прихорашиваться.

То здесь, то там можно было видеть, как две подруги или два приятеля о чем-то шепчутся, уединившись от остальных. У этих существ появились теперь причины для смеха, для слез или гнева; то их одолевали гордость и самомнение, то они вдруг униженно обращались к кому-нибудь с просьбой.

Юноши сидели, лениво развалившись на сухих листьях или прислонившись к стволу дерева. Девушки в синих одеждах задумчиво брели по тенистым аллеям, но, завидя юношей, опускали голову и отводили глаза, делая вид, будто пришли сюда случайно, вовсе не для того, чтобы кого-то увидеть.

Но вот какой-то безнадежно влюбленный юноша, вскочив, приблизился к ним, — однако не мог вымолвить ни слова и стоял смущенный. Удобный момент был упущен, девушки медленно удалились.

На ветвях пели птицы, ветер трепал края одежды и локоны девушек, шелестел в листве, неумолчный шум моря еще сильнее возбуждал невысказанное желание сердца.