Встретил императора жирный евнух с накрашенным лицом по имени Потин, являвшийся советником юного Птолемея, по сути правившим от его имени.

— Добро пожаловать в Александрию, Цезарь! — угодливо проговорил он. — Царь Птолемей приветствует тебя.

Цезарь посмотрел на сидевшего на троне мальчишку с подведенными глазами на глуповатом лице. Наряд фараона делал его просто смешным.

— Сколько тебе лет, малыш? — с трудом удержавшись от смеха, спросил Цезарь.

Птолемей растерялся и словно язык проглотил. Потин надулся как индюк, а на губах Наджары появилась улыбка — ее начинала забавлять эта сцена, хотя человеком она была по природе своей серьезным.

— Сколько тебе лет? — снова повторил свой вопрос Цезарь, наклонившись к мальчику.

— Достаточно, чтобы править, Цезарь, — встрял евнух, стараясь сгладить этот невообразимый конфуз.

Но тут юный царь совсем не вовремя решил подать голос и дрожащим голоском пролепетал:

— Двенадцать.

— Двенадцать, — повторил Гай Юлий многозначительно.

Тут в разговор вмешалась некая стройная темноволосая красавица с надменным лицом.

— Мне достаточно лет, чтобы править, — сказала она, гордо вскинув головку.

Цезарь окинул взглядом ее фигурку, вряд ли способную оставить равнодушным какого-угодно мужчину, если только он не каменный. Девушка в свою очередь призывно посмотрела на него. Заметившая эту дуэль взглядов Наджара ощутила легкий укол ревности. Однако, она верила Цезарю и знала, что чар какой-то легкомысленной девицы, пусть и царских кровей, недостаточно, чтобы украсть у нее его любовь.

— А ты кто? — пренебрежительно спросил Цезарь, и тон его голоса несказанно обрадовал Наджару, чье выражение лица, однако, оставалось спокойным, даже невозмутимым.

— Арсиноя, царица Египта, — напыщенно ответила девица.

— Не такова воля твоего отца, — строго произнес император.

— Мой отец мертв, — процедила сквозь зубы Арсиноя, сразу же обнаружив этим то, какой была ее любовь к своему родителю.

— Но его воля жива, — урезонил ее Цезарь. — И его долг Риму тоже никуда не делся! Собственно, о нем я и хотел переговорить с его величеством, а еще о поддержке, которую Египет оказал моему врагу Помпею.

К его удивлению Потин расплылся в улыбке, став еще безобразнее.

— Великий Цезарь, — начал он, — мы сможем договориться насчет первого и изволь не беспокоиться насчет второго. У нас есть дар для тебя.

— Какой же? Троянский конь? — с иронией спросил Гай Юлий.

— Кольцо Помпея, — отвечал сделавший вид, что не уловил в словах римлянина насмешки Потин, протянув полководцу до боли знакомое кольцо с печатью.

Слегка побледнев, Юлий взял в руки кольцо. Он все понял и сейчас был охвачен противоречивыми чувствами. С одной стороны, Помпей Магнус в прошлом был товарищем Цезаря и женился на его прекрасной и благородной дочери Юлии, которой, увы, больше не было в живых. С другой стороны… Цезарь не мог быть не доволен таким исходом, поскольку не мог ни чувствовать себя в безопасности, ни считать себя первым на римском политическом Олимпе, пока был жив Помпей. Последнее обстоятельство перевешивало первое. Прежде чем он успел что-либо ответить, к нему подошел римлянин с суровым лицом.

— Цезарь… — начал этот человек, показывая ему корзину с жутким содержимым.

Юлий невольно отшатнулся.

— Великий Помпей… — произнес он.

— Мертвые не кусаются, — многозначительно произнес вручивший ему этот дар смерти.

Гай Юлий не мог видеть лица Наджары, а оно сейчас было искажено ужасом — не от увиденной ею головы Помпея, а от того, что она узнала того, кто принес ее Цезарю.

— Ты — верный друг, Брут, — говорил, тем временем, ему Юлий, — и…

«И ты, Брут!» — снова слышала горестный возглас Наджара.

Она быстро подошла к своему спасителю, шепнув ему:

— Цезарь, мне нужно кое-что сказать тебе.

— Прямо сейчас? — удивленно приподнял бровь он. — Это не может подождать?

— Нет, речь идет о твоей жизни или смерти!

По ее виду Гай Юлий понял, что это не преувеличение. Должно быть, Наджаре что-то открыли те таинственные существа, с которыми она иногда говорит.

— Ну и? Что ты хотела сказать? — нетерпеливо спросил он, отведя ее в сторону.

Находившиеся во дворце египтяне и римляне удивленно и озабоченно косились на них.

— Брут… — начала Наджара. — Не доверяй ему.

— Но почему? — изумленно и в то же время расстроенно спросил Цезарь. — Он мой друг. Я любил его и верил ему всегда.

— И однажды, воспользовавшись твоей верой, он предал тебя, перейдя на сторону Помпея!

Глаза Наджары сверкнули. Ее душа все еще была возвышенной и по-своему прекрасной, но она ненавидела того, кто мог отнять жизнь у ее новой любви.

— Наджара, — вздохнув, проговорил он, — он просто ошибся, ослепленный наивными республиканскими идеалами, которых сам до конца не понимал. А самого Помпея он ненавидел, я это знаю. Магнус ведь убил его отца.

Наджара лишь покачала головой. Он, почему-то прославившийся своим коварством и беспощадностью по отношению к врагам, сейчас не хотел слушать ее. Гай Юлий на деле оказался милосердным, что и радовало, и печалило ее.

Пророчице не хотелось причинять ему боль, но сейчас она просто не могла иначе. Наджара решила открыть ему правду о его друге.

— Помнишь, я говорила тебе о Смерти, стоящей рядом с тобой? Так вот, твоя Смерть — это он.

Еще до того, как она произнесла последние, страшные для него слова, он уже догадался о том, что сейчас будет сказано, и сама догадка эта пронзила его, словно лезвие кинжала. Прозвучавшие в подтверждение этой догадки слова ранили его еще глубже, поскольку он знал, что они правдивы.

— И ты, дитя мое, — прошептал он, любивший Брута не просто, как друга, а как собственного сына, которого у него никогда не было.

Какое-то время он молча стоял с потухшим взором. Наджара испугалась за него и ласково коснулась его руки. Он вдруг, будто воспрянув ото сна, сбросил с себя оцепенение и двинулся к Бруту.

— Я люблю тебя, Брут, — с болезненной нежностью произнес он, неожиданно обняв друга, на губах которого появилась широкая улыбка, должно быть, от предвкушения будущих милостей, — но… — Юлий сделал паузу, — Рим я люблю больше, а ты предал Рим и меня, приняв участие в убийстве великого сына Рима — Гнея Помпея Магнуса!

— Что? — в растерянности пролепетал Брут. — Но ведь он был твоим соперником!

— Это был мой зять и почитаемый всеми римлянами человек, — медленно проговорил Цезарь, чей маневр уже поняла Наджара, хоть и не была склонна к интригам и притворству. — Я не могу оставить его смерть безнаказанной… Казнить его!

Пораженного Брута тут же схватили легионеры, уведя его с собой. Вскоре стали слышны его крики.

На глазах Цезаря выступили слезы. Для всех это были слезы, пролитые над Помпеем, но на самом деле он оплакивал Брута и их умершую дружбу.

Придя в себя, Цезарь тут же велел найти и остальные останки Помпея и торжественно похоронить их, а заодно воздвигнуть недалеко от города святилище, которое было названо Святилищем Немезиды, богини мести. Это было сделано в знак того, что Помпей Магнус теперь отомщен.

Время спустя, Цезарь, находясь в отведенных ему покоях вместе со своим прекрасным легатом, говорил с ней о случившемся и о новых, вставших перед ними задачах.

— Послушай… — начал он. — Ты же видела в своем видении не только Брута, но и других возможных убийц. Ты можешь сказать мне их имена или хотя бы описать их внешность?

— Имя одного из них я запомнила, — отвечала пророчица. — Его звали Каска. Он нанес тебе первый удар. Ты еще схватил его за руку, назвав негодяем. Имен остальных я не знаю, но могу узнать их при встрече.

— Благодарю тебя, — отвечал он. — Я займусь ими, как только вернусь в Рим.

— Да, нужно покарать этих предателей, чтобы не допустить их злодеяний в дальнейшем, — строго сказала его новая советница. — Предавший однажды, предаст не единожды.

— Ты права, моя премудрая Минерва, — нежно сказал ей Юлий, поцеловав ее руку.