Алти-Сервилия неожиданно ласково погладила его по волосам. Во всех женщинах развит материнский инстинкт, и почти все женщины Цезаря ощущали детскость и незащищенность его души, казавшейся непосвященным каменной. Даже Алти не оказалась исключением.

— Не плачь, у тебя еще осталась дочь, — почти нежно сказала она.

— Как ты узнала? — изумился он. — Ведь знают только приближенные…

— Я знаю о тебе все, Цезарь, — медленно произнесла Сервилия, приблизившись к нему и глядя на него в упор. — Я вижу твою душу… Знаю все ее светлые и темные уголки… все, что тебя печалит или радует. И скоро ты будешь только моим и ничьим больше.

— Но твоя душа черна, и я люблю Наджару, а тебя… — начал Юлий, но под ее упорным взглядом осекся, не смог вымолвить слова «ненавижу», потому что ненависти не было. Он не мог ненавидеть ту, в чьих жилах текла его кровь… ту, что родила ему сына, которого он сам убил…

— Скоро ты забудешь ее, как и всех других женщин. Тебе снилась не она. Знаешь, кто была та девочка из твоего сна, что смотрела на новорожденного мальчика? То была я. Еще до той нашей встречи с тобой, которую ты считаешь первой, я видела тебя. Твоя мать пришла к тому, кого она любила — к нашему общему отцу, чтобы увидеться с ним в последний раз и показать ему тебя. У нас с тобой ведь разные матери, но отец один. Я тогда стояла и смотрела на тебя и ощущала, что ты той же крови, что и я. Уже тогда я хотела быть тебе всем — и сестрой, и возлюбленной, и даже матерью. Я завидовала Аврелии, твоей матери, из-за того, что она сначала носила тебя в себе, а потом родила тебя и могла прижимать к себе твое нежное тельце. Моя собственная мать была недостойной женщиной. Она изменила отцу, а я узнала об этом и все ему рассказала. Я не стала ее покрывать. От другого она родила этого слизняка Катона и еще девчонку, но я не позволила ей плодиться дальше. Я пожелала, чтобы мать умерла, и она умерла.

Говоря так, Сервилия хотела обнять Юлия, но он оттолкнул ее со словами:

— Что ты такое говоришь? Что ты за чудовище такое?

— Не большее чудовище, чем ты, дорогой Цезарь, — мрачно улыбнулась она. — Знаешь, кем был наш прапрадед по отцовской линии? — Не получив ответа, Алти-Сервилия продолжила: — Он был авгуром, но не очень-то верил в мощь Юпитера и предпочел поставить на другую лошадку — на Древних. Ты должен знать о том, кто они и об их могуществе, ведь твоей жене пришлось столкнуться с одним из них, чтобы помочь тебе вернуться в мир живых. Да, безумный Азатот в сотни, в тысячи раз сильнее любого из богов Олимпа. Но даже ему далеко до Йог-Сотота — хранителя Врат между мирами, которого даже непосвященные из римлян почитают под именем Януса. Однако же, нашему прапрадеду, сведущему в магии, дано было узнать настоящее имя этого бога и осознать его величие. В благодарность за верную службу Йог-Сотот сделал своей избранницей его дочь, и та в день, являющийся для покоренных тобою варваров священным праздником Бельтейном, родила от него близнецов — мальчика и девочку. Мальчик имел человеческую внешность, но очень быстро рос и развивался, подобно твоей Надежде. А вот девочка… девочка была человеком лишь наполовину, поэтому ее приходилось прятать от людских глаз. Люди боятся и почитают враждебным то, чего не понимают… Меж тем, девочка тоже быстро росла и вскоре выросла в красавицу, у которой был девичий торс и… гидры хвост. Брат и сестра полюбили друг друга так же, как полюбим друг друга мы. Плодом этой страсти было дитя, выглядевшее, подобно своему отцу, как человеческое. Его отобрали у настоящей матери, и своей матерью оно должно было называть женщину, которую ему выбрали в жены. Такова была история нашего рода, и все это ты видел в своих снах, мой брат, мой возлюбленный…

Алти-Сервилия обняла Цезаря и прильнула губами к его губам. На сей раз он не сопротивлялся, наслаждаясь ее близостью. У него было странное чувство, будто он возвращается домой, к семье.

На минутку она отстранилась и снова заговорила:

— Знай, что у тебя есть миссия и помимо той, в которую ты сам уверовал с детства. Близятся Сумерки богов. Некий лжепророк Элай заставит всех поверить в своего единого бога, а боги Олимпа и варварские божества будут повержены. Но ты можешь предотвратить все это, покорив все царства вере в Древних и спасши этим мир от Элая и его жалкой мирской веры. Именно Древних человечество должно признать как богов. А я, унаследовавшая от нашего предка магические способности и развившая их, живя среди амазонок, помогу тебе в этом. Мы оба происходим от Йог-Сотота, но ты сильнее, хоть в тебе и больше человеческого, а скоро ты станешь еще и князем среди вампиров. Кровь Кернунна сделает твои возможности безграничными, и никто не встанет на твоем пути. С тобой будем я и твоя дочь Надежда. В ней есть огромный потенциал, она очень сильна. Это было замечено и пришельцами с Юггота, предводитель которых потому и избрал ее тело сосудом для себя. Она избавилась от этого инопланетного паразита, но ее способности остались при ней, ведь ими она обязана отнюдь не ему. Будь со мной, возлюбленный мой, и мы вместе исполним твою судьбу.

— Я не могу оставить Наджару, — в голосе Юлия чувствовалась боль, но слова этой необыкновенной женщины воздействовали на него магически.

— Я сниму с нее проклятие и верну ей душевное здоровье, но только если ты согласишься быть со мной и послужить Древним, — твердо сказала Алти, — но вначале сделай для меня то, чего не сделал для нее — обрати в вампира. Тогда мы оба будем еще сильней и ближе друг другу!

Вместо ответа Юлий впился зубами в ее шею. Алти-Сервилия вскрикнула в легком испуге, но не стала его отталкивать или как-то препятствовать ему. Император-вампир стал с жадностью пить родную ему кровь, наслаждаясь каждым глотком. При этом он со своей сестрой-любовницей не был столь бережен, как с Наджарой. Она слабела и бледнела, и в какой-то момент перед Цезарем встало искушение высосать всю ее кровь до последней капли, но он сдержался и вместо этого дал ей вкусить своей — их общей! — крови. Сервилия стала меняться, теперь в ее лице было больше бледности, а выражение его стало еще более хищным.

— Хочу крови! — прошипела она.

— Вначале ты получишь меня, — проговорил Юлий и, разорвав на ней одежду, грубо овладел ею прямо на полу. Однако, Сервилии нравились грубость и жестокость, с которыми он с ней обращался, нравился его напор. Сейчас она отдавалась ему, издавая при этом сладостные стоны. Он неистово и грубо двигался в ней, а она царапала его кожу до крови своими коготками.

Когда все было кончено, он резко бросил ей:

— Довольна? А теперь пойдем к Наджаре. Выполни то, что обещала.

Вместе они вошли в опочивальню, где спала Наджара, которую, может, благодаря заботам Поски, ненадолго оставили терзавшие ее демоны. Сейчас она казалась Юлию прекрасной, как никогда, а еще — совсем беззащитной. Это причиняло ему почти что физическую боль, но он решил отрезать себе все пути к отступлению… А Сервилия при виде спящей женщины ощутила голод и с трудом удержалась, чтобы не сделать ее своей первой жертвой. Вместо этого она возложила на нее свои руки и что-то забормотала на этрусском языке. Цезарь напряженно наблюдал за ее действиями.

И вот… Наджара проснулась ото сна, раскрыла свои красивые глаза и, ясно улыбнувшись, сказала Юлию:

— Любимый, ты здесь? Как долго же я спала… И… кто эта женщина с тобой?

Юлий с минуту молча смотрел на нее, потом с грустью произнес:

— Прости меня и будь счастлива. Я возвращаюсь домой… в семью.

— Что?.. — непонимающе пролепетала Наджара.

Вместо ответа он подошел к ней, порывисто поцеловал в губы, чем вызвал скрежет зубовный у Сервилии и, схватив сестру-любовницу за руку, вышел вон из комнаты…

В это самое время Зена, говорившая с пришедшей к ней матерью, вдруг вздрогнула всем телом.

— Что случилось? — спросила ее мать Сирена.

— Не знаю. Что-то… — тревожным голосом ответила ее дочь.