- Мамуля, я всем буду говорить, что ты -- моя старшая сестра, - пообещала ей Лиза. - Это Карпатский воздух так действует или это личная заслуга дяди Володи?
Анна Григорьевна весело рассмеялась. Она давно так не смеялась.
Дашковы с Костей приехали к маме на квартиру, поговорить о поездке. Дашков привез букет цветов и флакон любимых духов Анны Григорьевны, "Жоли", поздравил с прошедшим женским праздником. Теща рассыпалась в благодарностях. Они, конечно же, вкусно поужинали, выпили домашнего закарпатского вина и поговорили о политике. Лизу уже серьезно начали напрягать вечные разговоры о ситуации в стране. А что поделаешь... "Если не будешь заниматься политикой -- то тогда она займется тобой" - всегда говаривал ее отец, Василий Андреевич.
В Карпатах было тревожно, люди самостоятельно объединялись в отряды самообороны и учились военному мастерству. Появились целые тренировочные лагеря. Впрочем, такие же отряды начали появляться и в Харькове, и в других городах страны. Народ Украины, от Востока до Запада, и от Севера до Юга, понял, наконец, что только сейчас начинается великая, решающая битва за Украину. Предыдущие, двадцать три года фальшивой независимости, никого не ввели в обман. Было совершенно понятно, что Россия никогда не захочет добровольно отказаться от такого лакомого кусочка. И для этого, она будет использовать все свои всегдашние, грязные методы. Как-то Дашков сказал Лизе: "У Путина -- Украина -- это прямо пунктик. Мне знающие люди говорили. Он скорее откажется от Курил, чем согласится отпустить Украину"
"Все только начинается, - думала Лиза, - А мы-то думали, что Майдан победил, и наконец-то все закончилось". Ей были смешны высказывания ее российских родственников и знакомых: "Вы продались Западу! В Европу захотели? Да кому вы там, на фиг, нужны?" "Вот, придурки, - весело думала Лиза, - Да на фиг нам Европа! Нам просто нужен был красивый повод свалить от вас, голубчики! Надоело вечно жить в Мордоре! Мир большой и удивительный! А Европа нам нужна...не больше, чем ваша Раша! Сами проживем! Мы -- и сами с усами!"
К концу марта, возле памятника Солдату-освободителю, вздумали собраться на свой, пророссийский митинг, полтавские сепаратисты. Услышав об этом, тысячные толпы полтавчан повалили к памятнику. Было холодно, снег шел вперемежку с дождем, но это никого не остановило. Лиза сразу поняла, что в ее Полтаве сепаратизм не пройдет никогда! Здесь было слишком украинское население, слишком не пролетарское, и очень патриотичное. Потомков крестьян не обдуришь! Они спинным мозгом чувствуют, кто им враг и кто вечно пытается забрать у них землю! Здесь было очень много женщин среднего возраста, матерей. Не достанет красок, дабы описать внешность среднестатистической полтавской дамы "бальзаковского возраста". Это огромные, сильные бабищи около двух метров ростом, весом за 100 кг и накаченными, как у портовых грузчиков, руками. Половина из них явились на митинг не только с сине-желтыми флажками, но и со скалками для теста. Размахивая ими во все стороны, красивые, упитанные молодки кричали:
- Ну? Хто тут ще проти Укра╖ни? А-ну, выходи сюда! Мы щас всех научим Родину любить!
Но, ни одного представителя "оппозиции" с георгиевской ленточкой, демонстрантам так и не удалось отыскать. Столкновений не произошло.
Полтава, как и остальные города Украины, просто обезумела. Заборы, столбы, деревья, ларьки и скамейки приобрели сине-желтые цвета. Повсюду развевались сине-желтые стяги. Студенты Юридической Академии, еще во время Майдана вывесили из окон своих общежитий, сине-желтые флажки, да так их и оставили. Все школьники, и даже садиковские детки нацепили на рюкзачки сине-желтые ленточки. Молодые мамаши прикрепляли к коляскам сине-желтые флажки. Все машины ездили с такими флажками, даже грузовики. А многие автомобилисты даже перекрашивали в сине-желтые цвета часть автомобиля, крыло или зеркало. В большую моду вошли и рисунки в виде вышивки и рушника с орнаментами. Черный джип Дашкова тоже преобразился, на дверках и бампере расцвели яркими красками украинские узоры, как определила знающим глазом Лиза, еще времен Трипольской культуры. Украина и сама не знала, до чего же она успела за двадцать три года, идентифицировать себя из мутного, постсоветского пространства и вспомнить о величии стольного града Киева!
Когда на Востоке страны начались реальные противостояния, с жертвами, Лиза сказала Дашкову:
- Николя, мне кажется, все, что ты говоришь, сбывается. Ты не находишь, что для простого нефтяника, ты как-то чересчур информирован? Ты точно не шпион Путина?
- Лиза, даже не шути так со мной.
Лиза задумалась.
- Пожалуй, ты слишком изыскан и утончен, у тебя слишком хороший вкус, чтобы работать на х....ло, - Лиза назвала российского президента его самым популярным прозвищем среди украинцев.
- Малыш, не выражайся, в доме -- ребенок.
- Все-все, я молчу.
В Полтаву начали прибывать первые беженцы из Крыма и Донецка. Лизе позвонил один из ее бывших преподавателей и попросил содействия в одном деле. К нему приехал просить убежища один из профессоров Симферопольского государственного университета, крымский татарин, с женой и тремя детьми.
- Лизочка, ты же общаешься с половиной города. Может, кто-нибудь сдаст им квартиру, узнай, пожалуйста.
- Андрей Михайлович, Вы очень удачно позвонили. Повезло Вашему симферопольцу. Я, как раз, свою квартиру хочу сдать приличным людям. У меня трехкомнатная, в центре. Нет, пока они не обустроятся и не найдут работу, денег могут мне не платить. Да, хорошо, созвонимся.
Так, совершенно случайно, она нашла себе квартирантов. В квартире Лизы, вместе с семьей, поселился крымский беженец, профессор Симферопольского государственного университета, Юнос Худойкулович Ажбаев. Лиза поехала проверить квартиру перед заселением квартирантов, забрать все нужные для себя и Костика вещи, и зашла в гости к бабе Клаве.
Вообще, Лиза всегда старалась приезжать к ней, хоть раз в неделю. Она делала бабе Клаве массаж спины, втирая в нее мазь из трав, которую сама же и делала. Втирая мазь, Лиза довольно больно шлепала старушку, но именно этот массаж, на целую неделю, спасал Клавдию Ивановну от страшных болей в пояснице.
Лиза купила бабе Клаве гостинцев и позвонила в ее дверь.
- Лизанька, детонька, как хорошо, что ты пришла, - баба Клава так ей обрадовалась, что аж заплакала, - а я уж звонить тебе хотела. Лизанька, поговорить нам надо, детка. Только ты не перебивай и слушай внимательно. Я, Лизанька, уже отжила свое на белом свете. Помирать я скоро буду, детка.
Лиза сделала протестующий жест.
- Я знаю, и не спорь! - продолжала баба Клава, - Тут вот на листке все телефоны сына, невестки и внуков написаны. Они у меня в Калининграде живут.
- Да я помню.
- Ты им тогда сразу позвони, путь неблизкий. Лиза, вот тут лежат деньги на похороны, а вот на этой полке -- наряд мой. А ордена в могилу не ложите, лучше музею отдайте. А то еще ограбят могилу-то. И священника мне закажи, Лиза. Я хоть и была коммунисткой всю жизнь, а Господу втайне всегда молилась! И сын у меня тайно крещен был. А то, тогда ведь, могли и из партии выгнать за такое. Я сыну уже все сказала, чтоб возле Степушки меня похоронил. Там и место забронировано. Ох, Лиза, больно мне все это, что сейчас происходит. Да лучше бы я не дожила, чтоб видеть такое! Брат на брата пошел! Какой стыд! Да мне теперь стыдно, детка, что я -- русская.
- Ну, уж нет! Пусть россияне стыдятся! А Вы -- Вы гордость страны! Ничего, баба Клава, вы победили Гитлера, мы победим Путина. А иначе -- никак!
- Ох, позор какой! Да кто бы мог подумать такое? Да лучше б не видели мои глаза такого!
- Баб Клав, так Вы потому и умирать собрались? А дождитесь-ка лучше Победы! Только подумайте, ведь Вы прожили целую эпоху! Да Вам книги писать надо!