– Ликёр со вкусом дыни, коксовый ром, газировка, сок лайма и сахарный сироп. В итоге, как ты и просила, должна получиться сладенькая ерунда. Девчонки такое любят.

Ирис усмехнулась:

– Отлично одеваешься, классно дерёшься, готовишь вкусные коктейли и играешь на рояле. Впечатляющий список. Какие у тебя ещё скрытые таланты?

– Скрытых мало. Не отличаясь скромностью, поэтому люблю всё делать напоказ. С превеликой радостью готов продемонстрировать один из самых любимых моих талантов.

– Это какой же? – поинтересовалась Ирис, вертя в пальцах коктейльную рюмку.

– Я отличный любовник.

Не сдержавшись, Ирис прыснула.

– Ты это сам с собой в душе проверял?

Вылетело прежде, чем удалось прикусить язык.

По счастью, Энджел был не из тех, кто болезненно и серьёзно относится к собственной персоне.

– Случалось, – легкомысленно пожал плечами он. – Но редко. Обычно в этом нет нужды. От желающих составить компанию и так отбоя нет.

– Вижу, скромность в твой внушительный список талантов не попала?

– Не вместилась. Но мне и без неё не плохо. К тому же что такое скромность? В большинстве случаев скромность либо комплекс, либо лицемерие. И то, и другое непривлекательно.

– Самонадеянность и самодовольство, по-твоему, явно лучше?

– Адекватная самооценка в совокупности с чувством такта, по-моему, самое то.

– Ну и с чего ты взял, что можешь адекватно оценить свои таланты как любовника?

Энджел поглядел на неё в упор. Взгляд у него был насмешливый, ехидный и словно бы подначивающий.

«Слабо поговорить на эту тему?», – будто подталкивал в спину он.

«Не слабо», – светилось в фиолетовых глазах Ирис.

– Я работаю в борделе, киса, и мне за это платят хорошие деньги. Если бы я был в этом не хорош, это было бы вряд ли возможно, да?

Ирис недоверчиво уставилась в чёрные, без блеска, словно матовые, глаза. Лишь в самой их глубине мерцало отражение маленьких сияющих лампочек, отчего создавался эффект сияния.

– Откровенно говоря, я не знала этого. И… мне неприятно.

– Тебе до сих пор не рассказали? Ая-яй-яй! Как нехорошо-то получилось? Ну, ничего. Теперь-то в курсе. А ты и вправду шокирована?

– Как сказать? Такое чувство, будто я польстилась на яркую обертку и, не глядя, проглотила что-то очень нехорошее.

Злой огонёк, на мгновение промелькнувший во взгляде Энджела погас, как искорка на лету.

Он вновь ухмыльнулся:

– Ты злишься на меня? Приятно знать.

– Что приятного в том, когда на тебя злятся?

– Пороки людей, нам безразличных, обычно не задевают.

– Почему мне кажется, что ты просто нарочно меня провоцируешь, сгущая краски? – недоверчиво сощурилась Ирис.

– Потому что так думать тебе легче, – ответил Энджел. – Ты полагаешь, что я наговариваю на себя для того, чтобы привлечь твоё внимание? На самом деле я пытаюсь снять с себя ответственность.

– Не поняла…

– Когда ты придёшь и станешь меня упрекать в том, какой я нехороший, я смогу с чистой совестью сказать: «А я же тебя предупреждал».

– И что тебе это даст?

– Думаю, что даже у Люцифера иногда пробуждается совесть и ему нужно что-то отдать ей на съедение. И тогда такая вот показушная честность – самое оно. Ты выглядишь такой аппетитной и свежей, что отказать себе в реализации моего маленького каприза я не хочу. Но, в отличие от тебя, я наперёд знаю, что будет дальше. И от этого немного грустно.

– И что же, по-твоему, будет дальше?

Энджел улыбнулся обещающе, но в этом обещании была не столько нежность, сколько угроза.

– Я тебя съем, моя нежная красавица Фиалка. Мне, право, очень жаль. Но собственная прихоть дороже.

– А отравиться не боишься? – гневно сузила глаза Ирис.

– Фиалки не токсичные.

– Смотря с чем их приготовить.

– С чем не приготовь, сахарная моя, с моим метаболизмом всё не смертельно, – нагло усмехнулся Энджел.

– Я понимаю, что ты меня провоцируешь. Но вот не пойму – на что?

– Разве не очевидно? На грубость или глупость, конечно же. Сойдёт любой повод, лишь бы он позволил с тобой не церемониться.

Ирис внимательно вглядывалась ему в лицо, пытаясь понять, шутит или всерьёз. И если всерьёз, как следует вести себя дальше?

Странно, но ей совсем не было страшно. Какая-то часть неё не могла воспринимать Энджела Кинга как угрозу.

– Это обнадёживает.

– Что именно? – уточнил Энджел.

– То, что тебе для того, чтобы сорваться с цепи, всё-таки нужен повод.

– Ну я же не сумасшедший? – хмыкнул он. – Хотя, признаться, бывают моменты, когда сам начинаю в этом сомневаться.

– Скажи мне одно, но только честно, ладно?

– Ладно, – кивнул Энджел. – Что ты хочешь знать?

– Я тебе нравлюсь?

– В каком смысле?

– Эй, так не пойдёт! – возмутилась Ирис, в притворном раздражении легонько хлопнув Энджела по плечу, пользуясь поводом прикоснуться к нему. – Ты юлишь! В прямом смысле. В том самом, в котором мужчине нравятся женщины.

– Я не уверен, что мы говорим на одном языке, Фиалка. Моё «да», может весьма сильно отличаться от твоего.

Пришёл черёд Ирис приподнимать брови, выражая невысказанный вопрос.

– Понимаю, тебе не терпится поточить острые коготки твоей распускающейся необычной красоты. Но поверь, ты выбрала не того парня.

– Почему – не того? Мне стоит поверить слухам о том, будто девушки тебя не интересуют? В этом всё дело?

– Если бы меня не интересовали девушки, я бы тебя сюда не пригласил.

– Может, тебе не терпелось сыграть для меня Бетховена? – усмехнулась Ирис.

– Ну да, конечно, сугубо с этой целью. Девушки меня интересуют, Фиалка, но цена вопроса в том, что мой интерес весьма быстротечен. Я хорош там, где дело идёт о простом удовольствии. Но эмоции? С этим, признаюсь, у меня весьма серьёзные проблемы. А жизненный опыт отчего-то подсказывает, что ты из тех девушек, для которых романтика интереснее секса.

– Я из тех девушек, кого в первую очередь интересует не романтика или секс сами по себе, а парень.

– И отношения с ним?

– И отношения с ним.

– Вот именно об этом я и говорил.

– Хорошо. Потеряю свою девственность с кем-нибудь другим, как-нибудь в другой раз. Тебе нужна девушка на вечер без обязательств и, хотя я замуж, вроде как, пока тоже не рвусь, роль одноразовой шлюшки меня мало прельщает. Поэтому мне лучше уйти? – захлопала Ирис густыми, как у куклы, ресницами.

Энджел рассмеялся, сгребая её в охапку и подтягивая к себе:

– Помни, я пытался тебя предупредить…

– Ну, нет! – оттолкнула его от себя Ирис.

Ну, ладно. Не оттолкнула.

Сделала попытку.

– Даже и не пытайся снять с себя ответственность, чтобы потом тыкать меня носом, как котёнка в своё: «Я же тебе говорил?». Ты сказал – я услышала. И, для сведения, я тебе не навязывюсь!

– А вот этого я не говорил, – тряхнул головой Энджел. – Вот ведь чёрт! В кое то веки решил поступить правильно и подумать не о себе, а о других, и что в итоге? Я тебя обидел.

– Какое точное наблюдение!

– С радостью готов искупить свою вину.

Ирис в очередной раз подивилась тому, что за странная химия начинала твориться в её организме, стоило Энджелу Кингу приблизиться и уж, тем более, прикоснуться к ней, как сейчас?

Нет, тело её не предавало – оно было в сговоре с сердцем.

Мир разом вспыхивал, будто солнце начинало светить ярче. И свечи, и лампы. И вся она превращалась в оголённый искрящий провод.

Или лишалась кожи?

Каждый взгляд Энджела, движение его губ, рук, каждый его шаг чувствовался по-особенному тонко, западал в память.

И Ирис не то, чтобы не могла – не хотела сопротивляться всему этому. Словно душа её срасталась с устами и пила из его губ божественную благодать.

Если Энджел становился светом, то она была проводником, по которому этот свет бежал.

Ирис потом не могла бы описать действия, что совершал Энджел Кинг. Они были для неё неважны. Не сами его ласки, объятия и поцелуи имели значения – лишь то, что это был он.