Он бросается на Брайана, едва не карабкается на него, всей пятерней вцепляется в волосы, виснет на шее, и вот его ноги уже отрываются от земли, а запрокидывать голову для поцелуя становится не нужно. Брайан же никак не может определиться - хватает его то за рубашку, то за талию, то за бока, то за шею, то за плечи, пока, наконец, не вцепляется, словно клещами, Джастину в задницу, удерживая его на весу и прижимая к себе.

Брайан бросает Джастина на постель, но тот так крепко держится за него, что они так и валятся вместе и, чуть подпрыгнув на спружинившем от толчка матрасе, сталкиваются подбородками. И что-то трещит, и кто-то из них недовольно шипит, и Джастин чувствует медный привкус крови во рту, но не понимает, чья она, потому что губы их все никак не могут разлепиться, а, значит, кровь может быть чья угодно.

Брайан сдирает с них обоих одежду так, словно она своим присутствием наносит ему личное оскорбление. Скрежещет зубами в схватке с коварной рубашкой, мечет глазами молнии в пуговицы, усмиряет вздумавшую бунтовать молнию. И когда, наконец, его кипящий яростью взгляд останавливается на Джастине, у того перехватывает дыхание, словно его одновременно ударили в грудь и в живот.

Брайан тесно прижимается к нему бедрами, животом и грудью, и Джастин обхватывает ногами его талию. Он сейчас не может точно вспомнить, каким был их секс раньше, не может воскресить в памяти ослепляющий восторг проникновения. Но Джастин уверен, что вот это – даже лучше: то, как они трутся друг о друга, грубо, отчаянно, схлестываются бедрами, больно сталкиваются коленями и локтями, вжимаются друг в друга яйцами, впиваются губами и дышат, часто и коротко, как собаки.

Это иной вид проникновения.

Джастин принимается руками и ногами отпихивать Брайана, бороться с ним, пока они, наконец, не переворачиваются. Теперь уже он оказывается сверху, сам трется о Брайана, скулит ему в рот, затем чуть отстраняется и сплевывает вниз, между их телами, чтобы лучше скользили.

Потом он обхватывает руками голову Брайана и сдавленно дышит ему в шею. Наверное, он давно бы уже отшатнулся, если бы Брайан не задыхался под ним, стиснув зубы и крепко зажмурив глаза, если бы тот явно не был на грани оргазма. И Джастин уверен, что сам он не кончит, но сейчас ему на это плевать, и потому он все трется о Брайана, схлестывается с ним, снова и снова, пока внезапно не впивается зубами ему в кожу, с запозданием понимая, что их сносит оргазмом – и кончает тут явно не один Брайан.

Джастин смотрит на Брайана, смутно осознавая, что тот его обскакал, что он уже лежит под ним, расслабленный, и переводит дыхание, в то время как сам он только вздрагивает всем телом, резко замирает и выкрикивает его имя, почти испуганный таким неожиданно сильным оргазмом. Брайан убирает ему волосы со лба, и Джастин закрывает глаза, утыкается лицом ему в шею и дрожит, чувствуя, как стучат зубы.

Проходит довольно много времени прежде, чем Джастин снова перестает ощущать себя таким хрупким. Когда, наконец, все заканчивается, живот у него болит, бедра ноют, а на коже, кажется, проступают синяки. Брайан ни слова не говорит о том, что ему добрых тридцать минут пришлось лежать и гладить Джастина по спине. Он просто выбирается из-под него и заявляет:

- К твоему сведению, у меня смазка есть. В больших количествах.

Затем он смотрит на свою промежность, морщится и, ругаясь себе под нос, принимается вытираться. Будто бы раньше ему никогда не доводилось впопыхах трахаться по слюне – вот уж вранье, Джастин по собственному опыту это знает.

Джастин вытирает влажным полотенцем живот и замечает:

- Я так и не оправдал свой статус.

Брайан, натягивая трусы, вздыхает:

- Думаю, придется нам остановиться на чем-нибудь более унылом.

- Ммм… Это будет слово, созвучное с «вой-тренд»?

- Нет.

- Может, тогда с «старт-нёр»?

Брайан награждает его уничтожающим взглядом.

- … может быть.

- Правда? – Джастин подкатывается к краю кровати, оттягивает пальцем резинку трусов Брайана и щелкает его по пояснице. – Охуеть, нет, правда?

Только десять процентов его улыбки относятся к принятому решению, остальные девяносто – просто посткоитальные.

Брайан отступает подальше, так, чтобы Джастин не мог до него дотянуться, и фыркает:

- Отъебись от меня. Я еще не на все письма ответил.

Джастин плюхается обратно на постель, раскидывает руки и выгибается.

- Как скажешь, партнер.

Брайан, уже начавший спускаться по лестнице, застывает, оборачивается и говорит грозно:

- Не наглей, Солнышко!

Джастин вскидывает руку в воздух и торжественно клянется:

- Благоразумие – моя главная добродетель, - а когда Брайан отходит еще примерно на дюжину шагов, добавляет. – Партнер!

- Заткнись, - орет ему Брайан снизу.

И Джастин хохочет, хохочет и никак не может остановиться.

Потом он снова смотрит на Брайана через перила, только на этот раз они с ним оба полураздеты. Джастин просовывает ноги между металлических опор и болтает ступней в воздухе. Временами Брайан моргает, и в ту секунду, когда веки его взлетают вверх, он смотрит на Джастина - так, бросает мимолетный взгляд. Потом хмурится и трет пальцами губы, как делает всегда, когда очень сосредоточен, только на этот раз Джастин на девяносто процентов уверен, что на самом деле он так прячет улыбку.

И каждый раз, когда это случается, Джастин принимается болтать в воздухе ногой и сам невольно улыбается. Потому что правда в том, что даже если он не может сказать этого вслух, даже если ему приходится говорить что-то другое, чтобы задавить рвущиеся из горла слова, не спугнуть Брайана, не заставить его снова возводить стены, на самом деле он чувствует именно это.

И так было всегда. С самого первого дня. Даже тогда, когда все считали, что он слишком юн и наивен, чтобы понимать, что это значит. Даже раньше, чем он смог на собственной шкуре испытать, что это такое.

До того, как он стал солнышком, и до того, как стал тьмой, Джастин уже любил Брайана. Это всегда будет частью его натуры – как уродство и как красота.

Вот, где он тогда ошибся.

А правда в том, что он до сих пор остается наивным охреневшим от любви семнадцатилетним мальчишкой. И сломленным девятнадцатилетним циником тоже.

Но, вместе с тем, он – нечто большее.

Он – все те люди, которыми до сих пор не успел еще стать. Те люди, которых из него формировали мать и Эммет, и Брайан, люди, которых из него вылепит мир, люди, встреча с которыми его удивит, люди, которых он полюбит и которых возненавидит, важные люди, желанные люди, люди, которые расцветят жизнь Брайана чудесными яркими красками.

Джастина словно распирает изнутри, кажется, будто его души не хватит, чтобы вместить в себя всех людей, которыми ему еще предстоит стать. Он теперь живет в городе, частью которого быть пока не может. Не сегодня, нет, но уже очень скоро он возьмется за него всерьез, потому что у него есть все для того, чтобы стать более сильным человеком. Мечты и глубокие карманы, связующие нити и боевая раскраска, сверхновые и умение драться за свое зубами и когтями, уродство и красота, и – превыше всего остального - свобода.

Джастин – все те люди, которыми он до сих пор не успел еще стать.

Ему не терпится поскорее начать ими становиться.