— Это случилось в июле позапрошлого года, — сказала я. Мне словно кто-то шепнул это. — Семнадцатого июля.
— Я же говорил, что ты колдунья.
Вацлав смотрел на меня почти с испугом.
— Нет, я не колдунья. Я была в том домике. Я подошла к окну и увидела лодку с двумя мужчинами. Альберт оттащил меня за руку и задернул занавеску. Потом мне показалось, будто кто-то зовет на помощь. Альберт сказал, что это кричит сова. Но ведь совы кричат только в темноте, верно?
— Кто этот Альберт?
— Алик. Друг моего бывшего мужа. Когда-то я любила его. Я думала, он тоже меня любит. Я приехала к нему без предупреждения, — рассказывала я, сама с удивлением и интересом слушая себя. Дело в том, что я не знала, что скажу в следующую секунду. — Я думала, мы сможем начать все сначала — мы еще оба достаточно молоды. Мы даже смогли бы завести собственных детей. Мы прожили в этом домике два дня. Альберт почти не разговаривал со мной. Он даже ни разу меня не поцеловал. Он сказал, что любит мою дочь и ничего не может с этим поделать. Что этот домик он построил для нее. Когда-нибудь она тоже полюбит его, захочет жить с ним здесь круглый год. Но пока еще не наступило время. Он будет хранить ей верность. Он и так однажды ей изменил, но это случилось потому, что ему было одиноко на Севере. А пока про этот домик не должна знать ни одна живая душа. Тут я подошла к окну и хотела ему назло закричать и привлечь внимание рыбаков… Боже мой, но откуда мне известно все это — ведь я была в том домике два года назад.
Вацлав схватил меня за плечи и изо всей силы встряхнул.
— Мы сию минуту едем к этому твоему Альберту или как там его. Я сам спрошу у него, где Семен.
— Я не поеду к нему. Он обошелся со мной очень плохо. Он насильно посадил меня на поезд и сказал, чтобы я больше никогда не смела к нему приезжать. К нему поехала Лариса. Я догадалась об этом, хоть они с Николаем мне ничего не сказали.
— Ты поедешь к нему. — Вацлав схватил меня за локоть и потащил к машине. — Ты помнишь дорогу?
— Да, но… Я боюсь Зинаиду Сергеевну. Она никогда не любила меня. Когда Николай познакомил меня с Зинаидой Сергеевной, — мы случайно встретились на улице — она оглянулась на меня так сердито. Словно я отняла у нее что-то. В тот день у меня поднялась высокая температура и пошли по всему телу нарывы. Я уверена, это Зинаида сглазила меня. Когда я сказала об этом Николаю, он долго надо мной смеялся. А потом появился Альберт, и у меня все прошло. Это в тот вечер мы с ним целовались и танцевали. А через две недели я поняла, что забеременела. Но мы с Альбертом только целовались…
Я молола что-то еще. У меня было такое ощущение, будто я рассказываю Вацлаву какое-то кино либо прочитанную книгу. А он несся на бешеной скорости по шоссе.
— Вспомни же, вспомни, где живет этот Альберт! — Вацлав то и дело теребил мое плечо. А однажды, остановив машину на обочине, взял меня за горло и потребовал:
— Говори, ведьма!
— Но я на самом деле не помню, — прошептала я.
— Ты притворяешься. Играешь в какую-то мерзкую игру. Ты совсем молодая и неопытная в любви, а прикидываешься хожалой шлюхой. Если ты собралась завлечь меня в свои сети, ты выбрала неверную тактику.
— Я не притворяюсь. Я на самом деле не помню, где его дом. Он встретил меня на вокзале и повез на велосипеде в тот домик на озере. Он сказал, что его мать и тетка не должны знать о том, что я приехала. Иначе они расскажут все Ларисе, моей дочери.
Вацлав убрал руку и впился мне в губы долгим страстным поцелуем. Он стонал, ему не хватало воздуха, мне же казалось, будто он целует не меня. Это было странное чувство. Словами его описать невозможно. Этот поцелуй явно предназначался не мне, а кому-то другому. И я не могла из-за этого им наслаждаться — у меня слишком трезвая и реалистическая натура.
— Ты думаешь, что целуешь меня. На самом деле ты целуешь мою дочь, — наконец дошло до меня. — А она тебя не любит. Она вообще очень странная девушка — ждет чего-то необычного, того, чего не может случиться на этом свете. Ты никогда не сможешь ей это дать.
Внезапно я нащупала ручку, быстро повернула ее и выскочила в редеющий мрак ночи.
— Эта девушка утверждает, что ей тридцать шесть лет и что у нее есть дочь. Она звала ее в забытьи и просила у нее прощения. Мы опасаемся, у девочки раздвоение личности на почве маниакального психоза и…
— Лариса всегда была абсолютно здорова психически, — услышала я спокойный и очень родной мамин голос. — Вероятно, она переутомилась — она только что с блеском сдала экзамены на филологический факультет Московского университета, а там был конкурс пятнадцать человек на место. Можете себе представить, что это была за нагрузка.
— Мы не стали вводить ей психотропные средства, не посоветовавшись с вами. Реланиум подействовал на нее не сразу, поэтому дозу пришлось удвоить.
— Моя бедная девочка. Моя Мурзилка. Я так и знала, что с тобой что-то должно случиться.
Мне ужасно хотелось спать, но тем не менее я слегка приоткрыла левый глаз и увидела маму. Она сидела возле моей кровати — как всегда, изысканно нарядная, экстравагантно причесанная. Она заметила, что я приоткрыла глаз, и лукаво мне подмигнула. Я поняла, что мне нужно его закрыть. Что я и сделала.
— Расскажите, что произошло, — слышала я сквозь дрему успокаивающий мамин голос. — Не могу себе представить, чтобы моя дочка, это тишайшее целомудреннейшее создание, устроила в ресторане дебош и стала снимать с себя одежду. Уверена, что это недоразумение.
— Свидетели показали, что ваша дочь Лариса Королева пришла в ресторан «Застава» в сопровождении двух молодых людей из тех, кто на примете в отделении милиции, — слышала я монотонный мужской голос. — Оба дети высокопоставленных родителей, а потому мы вынуждены смотреть на их, мягко выражаясь, шалости сквозь пальцы. Они заказали ужин с шампанским и очень скоро напились. К вашей дочери стали приставать из-за соседних столиков — дело в том, что она вела себя довольно развязно. Она кричала, что не любит сопляков. Что она вот уже восемнадцать с половиной лет любит одного человека, своего ровесника, хотя у нее молодой муж. Говорят, она замечательно танцевала — специально для нее освободили площадку в центре зала. Ей все аплодировали, оркестр играл то, что она просила. Потом она скинула платье, оставшись в купальнике, прыгнула на большой стол, за которым отмечали день рождения, и стала такое выделывать…
— Господи, только не это, — услышала я сдавленный мамин шепот. — Нет, этого не может быть. Моя бедная девочка.
— Публика была в восторге. В особенности мужчины, — продолжал свой рассказ врач. — А вот директор ресторана взяла и позвонила в милицию. Один из парней, с которыми была ваша дочь, догадался сообщить отцу, и тот распорядился, чтобы ее отвезли к нам в клинику. Я считаю, ваша дочь пережила душевную травму, вследствие чего отключилась на какое-то время, нафантазировав себе, что это не она, а какая-то ее тридцатишестилетняя подруга, у которой, она считает, все в полном порядке. Возможно, вы поможете нам разобраться и найти причину…
— Я хочу забрать мою девочку домой, — решительно заявила мама. — Смена обстановки пойдет ей на пользу.
— Думаю, в настоящий момент это невозможно. Я, как главврач клиники, обязан предупредить вас, что ваша дочь может представлять угрозу для окружающих.
— А, пошел бы ты к черту. Я так или иначе заберу Лорку, — услышала я усталый голос отца. Он был от меня слева. — Сейчас я позвоню Альке, и мы мигом все устроим.
— Я уже звонила ему, — сказала мама. — Зинаида Сергеевна сказала, он не появлялся с позавчерашнего дня. Они все очень беспокоятся. Мать слегла с сердечным приступом.
— Этот Алька и раньше был чудаком. Я же велел ему глаз с нее не спускать. Интересно, как она очутилась в Чернигове, да еще в компании двух великовозрастных балбесов?
У отца был неуверенный тон, и инициативу снова подхватила мама:
— Я позвоню начальнику горздравотдела. Помнишь, Коля, мы с ним обедали? В то время он был хирургом в городской больнице. Думаю, он нас не забыл.
