— Говард, пожалуйста… — начала было Каро, но он сделал резкий жест рукой, и она замолчала.
— Ну-ка отвечайте! Как вы спали в детстве? — настаивал Говард.
— Я не помню, как я спала, но очень хорошо помню ощущение, с каким просыпалась. Мне казалось, меня ждет что-то необычное. Наверное, все дети просыпаются с таким ощущением.
— То есть вы просыпались с уверенностью, что с вами случится чудо?
— Да. В детстве я жила в ожидании чуда.
— И что с вами случилось?
— Говард, прошу тебя, оставь Лору в покое, — подала голос миссис Лэнгсли.
— Я спрашиваю, оно с вами случилось?
Я затрясла головой.
— Но вы все еще продолжаете верить в то, что оно случится?
— Говард, пожалуйста, не забудь выпить лекарство, — миссис Лэнгсли смотрела на деверя с явным беспокойством. — И не пей так много кофе — он тебя возбуждает.
— Мама, ты перевернула чашку. Бренда, скорее несите салфетку — миссис Лэнгсли пролила кофе.
По тому, как странно жестикулировала миссис Лэнгсли, я догадалась, что она плохо видит.
— Вы не ответили на мой вопрос, — услышала я голос Говарда. — Я спрашиваю: вы все продолжаете верить в то, что с вами в один прекрасный момент случится чудо?
— Пожалуй, да. По крайней мере мне бы очень хотелось, чтоб оно случилось. Но это, как вы верно выразились, очень личное.
— Браво! — он весело рассмеялся и снова откинулся на спинку стула.
Каро наклонилась ко мне и прошептала:
— Прости его. Я не знаю, когда он играет, а когда…
— Я всегда играю. — Говард смотрел на племянницу сердито, хотя, могу поклясться, его ярко-голубые глаза отчаянно смеялись. — Я играю всю жизнь. Вы что, об этом не догадываетесь?
— Говард, дорогой, ты помнишь, как нас с тобой застигла буря и мы спрятались в гроте? — Я обратила внимание на выражение лица миссис Лэнгсли — она сейчас напоминала мне юную кокетку. А во взгляде было сплошное умиление.
— Мама! Как тебе не стыдно. Лора может о нас подумать Бог знает что.
Я в удивлении уставилась на подругу. Мало того, что она сказала это каким-то неестественным голосом — это было так не похоже на Кэролайн, которую я успела довольно хорошо узнать за время нашего московского общения. Впрочем, подумала я в тот момент, все мы время от времени говорим и делаем не свойственные нам вещи. Мне стало грустно от этого весьма банального открытия.
— Но что плохого в том, если два молодых существа внезапно осознают, что их влечет друг к другу с невероятной силой? Да и твой отец всегда имел любовниц.
Каро вскочила и направилась к двери.
— Актриса, игравшая Дездемону, сделала из нее бессмысленную куклу, и весь спектакль превратился в голливудский боевик с максимумом спецэффектов и минимумом человеческих эмоций. Зато она была великолепна в роли леди Макбет. Увы, этот спектакль так никогда и не увидел света, — произнес Говард.
Каро громко хлопнула дверью. Я слышала ее быстрые шаги по коридору.
— Истинные эмоции — вот чего нам всем так не хватает. Мисс Лора, а вам хочется острых ощущений? Или у вас в России это блюдо не считается столь экзотичным, каким оно давно стало у нас?
— Позвольте мне ответить на ваш вопрос, скажем, через неделю, — сказала я. — Сперва я бы хотела отдохнуть и отоспаться.
— Позволяю. — Он изобразил на своем лице монаршее великодушие. — Что касается чуда, мисс Лора, оно с вами непременно случится.
Говард встал из-за стола и, слегка припадая на левую ногу, направился в сторону небольшого рояля в нише возле окна. Мне бросилось в глаза, как странно он одет: широкие шаровары из тяжелого серого шелка, расшитый бисером черный бархатный пояс, белая шелковая рубашка с жабо. Он был высок и очень статен и, несмотря на хромоту, двигался грациозно и легко. Играл он довольно профессионально, хотя более странного исполнения Шуберта я не слышала никогда. Не доиграв, он вдруг громко захлопнул крышку.
— Это все бесполезно, — сказал он, глядя в пространство между камином и дверью. — Люди воспринимают музыку, как набор красивых мелодий, которые обязаны ласкать их слух. Почему, спрашивается, они не могут воспринимать всерьез того же Моцарта?
— Потому, что мы любим радоваться и боимся страдать.
— Неужели? Вы боитесь страдать, мисс Лора?
— Наверное. А вы?
— Я не знаю, что это такое. Серьезно. Зачем страдать? Это прибавляет лишние морщины и делает нас скептиками. Если только мы, как Иисус Христос, не считаем страдание смыслом нашей земной жизни. А что, если нам совершить прогулку? — предложил вдруг он. — Надеюсь, вы умеете ездить верхом, мисс Лора?
— Каро наверняка захочет поехать с вами. — Миссис Лэнгсли усмехнулась. — Я бы сама с удовольствием прокатилась верхом. Ты помнишь, Говард, как мы с тобой…
— Она совсем рехнулась… — шепнул мне Говард, когда мы шли по дорожке к конюшне. — Она напоминает мне бездарную актрису, которая собралась доказать всему свету, что она по меньшей мере Вивьен Ли. А у Кэролайн очень скверный характер. Поэтому она никак не может выйти замуж.
Астрата оказалась очень смирной и послушной лошадкой, и я сумела быстро преодолеть свои страхи. Мы ехали рядом по гравиевой дорожке, почти касаясь друг друга ногами. Тропинка вела в глубь материка или, если хотите, острова — Ирландия представляет собой большой остров, как, впрочем, и все остальные земные тверди. Вокруг были заросли вереска. С неба изредка срывались мелкие капельки дождя.
Говард переоделся в черные кожаные штаны, куртку и сапоги со шпорами. Это здорово смахивало на маскарад, а маскарад ассоциировался в моем восприятии с праздником. Кто из нас не любит праздников?
— Кэролайн вас ревнует, — внезапно сказал Говард.
— К вам или наоборот?
— Какая разница? Если хотите, и так и так.
— Странно. Почему же тогда она не поехала с нами?
Говард хлестнул Астрату, и она резко рванулась вперед. Я с трудом удержалась в седле.
— Вы настоящая романтическая героиня, — сказал Говард, когда мы очутились в прозрачной роще молодых берез. — Итак, мисс Лора, вы, насколько я понял, знаете, что такое страдания. — Говард спешился и протянул мне руку. — Идите сюда. Я не люблю разговаривать на серьезные темы, когда мои ноги не чувствуют под собой земной тверди.
— Вероятно. Только я не считаю себя романтической, а уж тем более героиней.
— Вы умеете страдать, но вы избегаете страданий. Это потому, что вы слишком серьезно относитесь к этой жизни. Влюбившись, вы изводите себя и того, кого любите. Вы не умеете наслаждаться любовью, мисс Лора.
— Может, вы научите меня этому? — не без насмешки спросила я.
— Вряд ли вы мне позволите. Наверняка они успели наговорить вам про меня черт знает что. — Он вдруг крепко стиснул мой локоть. — Вы нравитесь мне, мисс Лора. Только меня пугает ваша серьезность. Она вводит меня в соблазн преподать вам урок. Вам никогда не преподавали уроков подобного рода, мисс Лора?
— Я уже не школьница. Далеко не школьница, — пробормотала я и почему-то покраснела.
— Конечно же, нет. Вы очень сексуальная женщина, верно?
— В любви главное не секс, а… Но это никому не интересно.
— Мне это очень интересно.
— Я вряд ли смогу когда-нибудь влюбиться. Это уже все в прошлом.
— Не зарекайтесь. Правда, здесь у вас мало шансов. Я не в счет. Тем более, что я так и не определился в сексуальном плане. Думаю, вы бы смогли обратить меня в свою веру. Если бы захотели.
— Я подумаю и сообщу вам о своем решении.
— Не тяните с ним, мисс Лора.
Он помог мне взобраться на лошадь и галантно поцеловал руку.
— Хотите, дам совет? — спросил он, когда мы подъезжали к дому.
— Да, мистер Лэнгсли.
— Зовите меня Говардом. Слово «мистер» в устах красивой девушки звучит как «дедушка». Он очень прост, этот совет. Влюбившись, не спешите отдать себя мужчине сразу и без остатка. Ну, а если вы влюбитесь в меня, сделайте все возможное, чтобы я вас ревновал. Свою роль нужно продумать всю от начала до конца. В противном случае вас ждет полный провал. Ясно?
