— Пробуй, пробуй! — подзадорила Вера. — Какой у ягоды вкус?

Петька сморщился, пошлепал губами.

— Кто знает? Немного сладко, немного горько, пихнет лимоном и душистым перцем. А больше всего кисло.

— Разобрался. Иногда люди так и называют лимонник: ягода пяти вкусов. Он служит хорошим лекарством…

Петька смотрел на бывшую вожатую и удивлялся: надо же, как она изменилась в последнее время! Нет, она ничуть не подросла и даже не загорела. Только стала проще. Если в лагере девушка на каждом шагу командовала да всех одергивала, то сейчас ее почти не слышали. Работая поварихой, она добросовестно колдовала над борщами и запеканками, следила за посудой, а кончив дела у плиты, шла помогать товарищам на прополке или на стройке. Единственно, где Вера подавала свой голос, — это на общих собраниях отряда да на беседах. Но это было ведь в порядке вещей.

На заготовке ягод Вера начальницу из себя не строила тоже — как и другие, лазила с ведром по кустам, охотно участвовала в соревновании, нередко от души хохотала над проделками мальчишек. Петька заметил, что она не одергивала ребят даже тогда, когда это требовалось. А между тем мальчишки то и дело затевали разные фокусы.

— Полезли, Коля, на липу! — предлагал Митька. — Там дятел что-то долбил.

— А что ж? Полезли! — недолго думая, соглашался Коля.

Бросив ведра, друзья шли к облюбованному дереву, но по дороге натыкались на Веру.

— Куда вы? — спрашивала она.

— Хотим на липу забраться.

— А-а, — кивала Вера. — Интересно. Только не упадите вместе с липой. Она трухлявая, а на земле сушняк. Еще выколете глаза.

Где-нибудь у болотца ребятам приходило в голову другое.

— Тут после наводнения осталась небось рыба, — говорили они. — Давайте полазим. В траве можно ловить руками.

Вера не запрещала к это.

— Рыба, конечно, пригодится, — говорила она. — Я бы тоже полазила. Да боюсь пиявок. Их тут тысячи. А, может, и змеи есть. Помните, какую мы видели вчера?

Узнав, что липа может свалиться и придавить верхолаза, мальчишки останавливались и, состроив кислые мины, поворачивали назад. Напоминание про змею пугало еще больше.

В тот день ребята, как ни старались, выполнить по две нормы все-таки не сумели. Ягод в лесу была много, но спелые попадались редко.

— Эх жизнь-жестянка! — брякнул ведром о землю Алешка. — Уж сегодня-то Тимка да Мишка на нас отыграются.

Возвратились на пасеку нарочно позднее. Однако ни Сережи, ни старшеклассников возле дома не оказалось. У печки, одиноко гремя кастрюлями, возилась Тамарка Череватенко (в этот день она подменяла Веру).

— Явились? — недружелюбно осведомилась она. Но, увидев, что ребята невеселы, тут же смягчилась: — Чего носы повесили? Боитесь получить нагоняй?.. Не бойтесь. Никакого нагоняя не будет.

— А что случилось, Тома? — спросила Вера. — Куда девались ребята?

— Куда ж им деваться? Ночуют под копнами. Чтоб завтра не тратить время на дорогу. Примчался Тимка, уволок с печки котел с кашей, и поминай, как звали. Готовь тут для вас отдельно…

Случай выручил карапузиков вторично. А потом из Кедровки примчался с новостями Митька, и дела завертелись так, что о временных неудачах звена никто уже и не заикался.

Митька в Кедровке оказался не случайно.

В тот день, когда ребята выпроводили его из компании и отравили зарабатывать прощение у Андрюшки с Витенькой, белобрысый страшно оскорбился и решил не сдаваться. Можно пять раз призвать вину, если жучат родители, рассуждал он, можно покаяться перед сверстниками или попросить прощения у Веры с Матреной Ивановной, но лебезить перед Андрюшкой да бегать у него на посылках — извините! Чем терпеть такое, лучше уж бросить все и не вылазить с пасеки дяди Кузьмы. А то можно сделать и по-другому. Чай, пионеры, теперь в тайге не одни, найдется компания и без них.

Подумав так, Митька завернул корову я побрел к речке. Целый час, а то и больше сидел на берегу, швырял в воду камни и соображал, как лучше выйти из положения. Потом поднялся, принял независимый вид и приблизился к старшеклассникам, строившим изгородь у коровника.

План разработан был тонко: сначала последить за работой со стороны, поднести жердь, лопатку, а там незаметно втереться в доверие и войти в коллектив. Только события повернулись совсем не так, как хотелось. Старшеклассники притворялись, что не обращают на Митьку никакого внимания. А на самом деле следили за каждым его шагом. Стоило незваному помощнику взяться за дело, как рядом вырос Тимка.

— Займем у свинки белой щетинки, починим старенькие ботинки, — пропел он и, схватив лопоухого за вихор, с удовольствием дернул раз и другой.

Митька взвизгнул, шарахнулся в сторону, но сразу попал под ноги второму парню. От второго, схлопотав щелчок, пошел рикошетом к третьему, а у этого ладони уже были сложены в коробочку, и в коробочке раздавалось злобное жужжание.

— Добро пожаловать, ваша милость! — злорадно ухмыльнулся он. — Хочешь шершня за шиворот?

С трудом вырвавшись, Митька отбежал к кустам и, потирая темя, захныкал:

— Издеваетесь, да? Думаете, я меньше, так и бить можно? А еще комсомольцы. Вот придет Сергей, я ему скажу.

Парни, занявшись своим делом, повернулись спиной. Только Тимка, прилаживая к столбу жердь, нехотя бросал:

— Во-во! Скажи. Да не забудь сообщить, как сам издевался над Андрюшкой…

Визит к девчонкам, предпринятый немного позже, закончился не лучше, а, пожалуй, еще хуже. Когда Митька подошел к овчарне, где работали старшеклассницы, ни одной девчонки снаружи не было.

«Наверно, штукатурят внутри», — решил он и, ничего не подозревая, дернул за скобу. Дверь подалась почему-то не сразу, а когда подалась, из сарая вырвался неистовый визг и полетела такая дрянь, что и не придумать — комки земли я навоза, какие-то палки, клочки соломы. Ошеломленный, втянув голову в плечи, Митька застыл было на пороге, но уже в следующую секунду метнулся назад. Огромная лепешка сырой глины, сочно шмякнув, начисто залепила все лицо. Долго отплевывался. А когда открыл глаза, перед носом стояла сестра Любка. Припирая спиной закрытую дверь, она поправляла сарафан и зло смотрела на брата.

— Ты что, сова лупоглазая, подглядываешь? А ну катись отсюда подальше.

Спасаясь от жары, девчонки, оказывается, работали раздевшись. Митька этого не знал и вломился и сарай без стука.

Плюнув — теперь уже не от глины, а от злости, — мальчишка опять побрел к корове. История с шершнями была уже известна всем. Надеяться на сочувствие старшеклассников не приходилось. Единственно, что оставалось, — сбежать на пасеку к дяде Кузьме и не показываться, пока не позовут. Да разве можно было надеяться на то, что ребята смилостивятся и придут за тобой сами?

Уже к вечеру от Митькиной решимости остались только рожки да ножки. А следующий день мальчишка начал с того, что еще до восхода солнца явился к Матрене Ивановне и попросил у нее какое-нибудь пальтишко, шляпу с сеткой да ведро.

— Зачем они тебе? — удивилась пасечница.

— Для дела. Сейчас вот укутаюсь, чтоб не достать жалом, и пойду изничтожать шершней.

— Да как же ты их изничтожишь? Они ж поди еще и не вылетали.

— Вот и хорошо. Наберу в ведро глины да и залеплю все дупло. Пускай выгрызаются.

Расправившись с шершнями, он явился к друзьям и потребовал, чтобы ему разрешили вернуться в звено. Уж после такого-то подвига, рассуждал он, никакого отказа быть не может.

Но ребята встретили его насмешками.

— А Витюнькину соску сосал? — спросил Петька.

— А Андрюшкину характеристику принес? — хихикнула Простокваша.

Лопоухий надеялся на поддержку Юрки с Алешкой, но они промолчали. Нюрка же только хмыкнула и отвернулась. Такое равнодушие до того поразило Митьку, что он, не сдержавшись, всхлипнул, схватил хворостину и чуть не бегом погнал Белянку домой.