— А что, если она не насовсем сюда? — неожиданно подумал вслух Никита. — Может, она за мной только?

Словно испуганный этой неожиданной мыслью, мотоцикл обессиленно чихнул и смолк.

Пока Швабля выяснял, отчего заглох мотор, Никита кусал чуть не до крови губы и озирался по сторонам, будто чувствуя приближение опасности.

— Не поеду! — ему казалось, что он решил это мысленно, про себя, однако Лева отозвался:

— Вот еще! Ну хочешь, я поведу?

Долго возились с мотоциклом. Лишь после захода солнца они смогли двинуться дальше.

Никита молча, не то со злостью, не то с какой-то внутренней решимостью, отчаянно гнал машину. Бедный Швабля гекал, охал и чертыхался на багажнике.

Суетинку переехали уже в темноте.

Немного поплутали, но вскоре нашли знакомую тропку и помчались Калинкиным лесом. Настроение сразу улучшилось.

В низине сверкнула вода — озерко, где они видели косуль. Вот береза, под которой сидели. А вот и солонцовая поляна.

— Помнишь, тут Калинка зайца спугнула? — сказал Швабля.

Еще бы не помнить!

— Тсс! Гляди, не тот ли косой! — встрепенулся Никита.

На свет фары из темноты выкатился белый клубочек и поскакал впереди. Как будто играя с ними на ходу в прятки, он то западал на чистом месте за клочок травы, то не выдерживал и катился дальше. Метров триста гнались за ним.

Потом зверек словно бы сказал «чур меня» — сел на дорожке, поджидая их.

Мотоцикл быстро приближался, а ослепленный зайчишка лишь поводил ушами.

— Вот так и стреляют зверей браконьеры! — шепнул Лева. — Сейчас его можно палкой убить.

Их ли говор или еще какой звук вспугнул зверька. Заяц сделал громадный прыжок влево и скрылся.

Никита кинул взгляд в противоположную сторону: невдалеке между деревьями промелькнул человек с ружьем.

— Смотри! Браконьер! Легок на помине…

— Как же он лучит без машины? — возразил Швабля, когда они проскочили мимо. — Может, просто человек откуда-нибудь возвращается с ружьем. Мало ли!..

— А вон машина! — указал Никита вперед.

Не более чем в километре от них сверкнули фары и скрылись. Белое пятно света поползло по опушке леса. Мигнул красный глазок стоп-сигнала.

Пока догоняли грузовик, он несколько раз поворачивался из стороны в сторону, обшаривая голубоватыми лучами прилегающий к лесу скошенный луг.

— Я же говорю — браконьеры! — взволнованно шептал Никита. — Помнишь, Калинка рассказывала?

— Давай номер машины подсмотрим! — предложил Швабля.

В этот миг белый сноп света грузовика выхватил из темноты купу густых кустов, похожих на зарод сена. Впереди кустов, точно изваяние из гипса, стояли рядом три косули: две покрупнее и одна маленькая.

Никита не мог ошибиться: это были те самые красавицы, которых они видели с Калинкой у лесного озерка. Вдруг из кабины грузовика в направлении зверей сверкнула огненная палка. В тот же миг, прежде чем звук выстрела достиг до ребят, взрослые косули нырнули в кусты. Малышка тоже рванулась за ними, но какой-то долей секунды позже.

Бухнул выстрел, и маленькая лесная красавица, путаясь в собственных ногах, покатилась на землю.

— Гады, что они сделали! — вскрикнул Никита ослабевшим от неожиданного потрясения голосом.

Руки его едва удержали руль. Выровняв мотоцикл, он с внезапной решимостью покатил прямо на двух убийц, выскочивших из грузовика за своей добычей.

Луч света, направленный со стороны, так испугал преступников, что они остолбенели на несколько секунд, подобно ослепленным зверям. Потом кинулись в кабину.

Взревел мотор, грузовик тронулся было наутек.

— Стой! — заорал Никита до того диким голосом, что в горле засаднило.

В один миг он обогнал тяжелую неповоротливую автомашину и круто развернул мотоцикл перед ней.

Зачем он так сделал — трудно объяснить. Два-три месяца назад в подобных обстоятельствах он вел бы себя куда благоразумнее. Прежний Никита любил в уютной комнате помечтать о полете в космос, об опасности и геройстве, а встреть вот так ночью преступников — обежал бы их за километр, даже если б они убили не косулю, а человека.

Можно было, конечно, подсмотреть номер машины сзади или сбоку на кузове, как советовал Швабля, а потом заявить в милицию. Но Никита презирал сейчас опасность и благоразумие, ему надо было во что бы то ни стало задержать преступников. Он не думал о том, в силах ли сделать это, однако знал, что поступает правильно.

— Стой! — хрипло крикнул он еще раз, направляя луч своей фары в глаза шоферу. — Вылазь!

Видимо, решительность в действиях и тоне, с каким он обращался, заставили преступников подчиниться. Они выбрались из кабины. Наконец один из браконьеров разглядел, что перед ними всего-навсего подростки.

— А-а, вот это кто! — он шагнул к ребятам. — Опять вы на моей дороге, малявки!

Это был Яшка Мухортов! Никита узнал и второго преступника — бригадира дойного гурта, который прогнал их когда-то с отгонного стана.

— Разукрасю, как бог попугая! — прохрипел Яшка и схватил Никиту за ворот рубашки.

Когда Лева успел соскользнуть с багажника на землю, Никита не заметил. Он услышал донесшийся из темноты голос товарища:

— Андрей Матвеевич! Быстрей! Сюда! Никиту бьют! — пронзительно закричал Лева. — Скорей! Скорей!

Мухортов и бригадир сразу притихли. Они что-то бормотали в свое оправдание, кажется, извинялись, что не узнали в темноте.

«Они же сообщники! — подумал вдруг Никита, задыхаясь. — Наверное, и магазин вместе… Ну, погодите! Все равно не поздно…»

Впрочем, неизвестно, долго ли удалось бы Швабле дурачить преступников и чем бы все кончилось, если б из темноты не появился еще один человек.

На бегу он яростно вскинул двустволку на браконьеров.

— Руки!..

Яшка и бригадир покорно подняли руки вверх.

Когда мужчина повернулся лицом к свету, Никита увидел, что это был лесник, отец Калинки. Длинные брови его встопорщились, как иголки ежа.

— Наконец-то я вас достал!..

Никита с Левой совсем недолго задержались в милиции и все-таки опоздали к приходу поезда. Уже подавали звонки отправления, когда они подлетели к станционной ограде. Бросив машину Леве, Никита вбежал на перрон.

Возле вагонов было много народу, однако он сразу увидел маму. Она стояла под фонарем около чемоданов и авосек, держала за руку вертлявую Веруньку, порывавшуюся куда-то бежать.

Когда Никита появился перед ней, мама охнула и отпустила Верунькину руку.

— Никита! — тихонько произнесла она, точно боялась обознаться.

Признать мотоциклиста было действительно трудно даже родной матери. Пыль покрывала его таким слоем, будто он вылез из угольной шахты. Не видно было ни веснушек, ни огнистых волос, только глаза блестели.

— Ника, а это ты? — робко спросила Верунька. — А почему ты такой большой и грязный?

— Что с тобой? — Все больше отчего-то пугаясь, мать трогала его голову.

— Да ничего! Здравствуйте! Ну, что вы!.. Мама, сейчас тебе объясню… Папу я не застал в райкоме… Но здесь должен быть «Везделет»… в общем, совхозная машина за тобой… Я сейчас…

— Постой, отец нас встретил! Ему в райком без тебя сообщили.

— А где он?

— За багажом убежал… Ой, шальные вы мои! — сказала мама, прижав Никитину голову. — Какой же ты вырос!

— А почему у тебя рубашка разорватая? — опять прислала с расспросами Верунька. — Дрался, наверно? А у вас тут волки есть?

Никита отмахнулся от нее, заметив несмело подходившую к ним Шуру.

— Мама, это Шура… Ну, Александра Ивановна, про которую я тебе писал.

Мать строго и как-то очень пристально посмотрела в глаза девушки.

— Это которая вам с отцом белье стирала и ужин готовила?

— Ой, сколько я там делала! — улыбнулась девушка, выдержав пристальный мамин взгляд. — Никита же все сам умеет.

Мама вдруг тоже улыбнулась ей светло и радостно. Потом порывисто обняла ее и поцеловала.

— Спасибо вам! — сказала она как-то так, что Шура смутилась и покраснела. — Теперь я сама за ними буду смотреть…