— Колесо спустило, — отговаривалась Шура перед своим отцом.
— Знаю. Оно у вас всегда возле речки спускает. Вы мне только сорвите кладку стен, я вас, туда-сюда!
Даже Орешику было понятно, что из-за песка никакой срыв строительству не угрожал, везде на объектах уже имелись порядочные запасы. Однако Ивану Борисовичу все было мало, и он гонял и гонял их бригаду на «Везделете» так, что и выкупаться по дороге некогда было.
Осматривать и заправлять «Везделет» горючим Шура доверяла далеко не каждому из своей бригады, это надо было заслужить. Вообще после получения водительских прав она стала придирой не хуже самого Авдея. Каждый день спрашивала. И чуть название частей машины перепутал или запнулся на правилах уличного движения — марш от руля в кузов. А то и совсем в рейс не возьмет. Поэтому приходилось учить «Спутник шофера» и «Правила уличного движения», хотя никто из ребят не собирался быть водителем такси в городе.
Практической ездой команда «Везделета» занималась в открытой степи. Кто лучше других отвечал на три Шуриных вопроса, того она сажала за руль. Поначалу, как правило, Митька первый завладевал рулем. Но лотом Никита так приналег на учебник, что уже мало в чем уступал приятелю. Шура доверяла ему вести машину даже через сырую низину около Суетинки, где вся дорога была в ямах и рытвинах. И он ни разу не засел там и не заглушил мотор при переключении скоростей, как случалось у других.
Швабля тоже неплохо осваивал устройство автомашины, однако, когда он садился за руль, Шура строго сдвигала свои черные брови и клала руку на ручной тормоз.
— Ты мне еще газани! Вышвырну! Будешь бежать сзади, пока подметки не промокнут.
«Везделет», управляемый Левой, вел себя, как дурашливый жеребенок. Он то, не разбирая дороги, скакал прямо по глубоким выбоинам, то вдруг шарахался в сторону от едва приметной кочки. Сидящих в кузове встряхивало, словно фишки при игре в лото.
— Это не езда, а убойство! — ворчал Олег.
Часто прораб посылал их на станцию или в райцентр за различной мелочью — гвоздями, фанерой, стеклом, дверными замками и ручками. Там можно было купить мороженого и напиться газировки.
Но больше всего Никита любил ездить за песком. Если он день или два не бывал в лесу, им овладевало беспокойство, точно он что-то потерял. Неясное, но большое чувство просыпалось в нем. Оно не имело названия, его вообще нельзя было понять и выразить словами… Чего-то хотелось. Может, рисовать сосны в золотистых чешуйках? Или петь? Или сочинять стихи?
Иногда, пока ребята на машине отвозили песок, Никита оставался в Сухом логу один. Бродил, смотрел и слушал.
До знакомства с Калинкой он видел лес как будто лишь снаружи, даже когда шел по нему.
Калинка показала им лес изнутри, она словно раскрыла перед ними его живую трепетную душу. Теперь для Никиты каждое дерево как бы имело свое лицо. Береза, возвышавшаяся над мелкими елочками, напоминала маму — такая же кудрявая и красивая. Большая сосна у края лога казалась старухой в зеленой шали — хмурая, строгая, все вздыхала и с укором покачивала головой. Маленькая сосенка ниже по косогору выглядела ее внучкой. Проворная, шустрая, увидела что-то на земле, пригнулась и смотрит, смотрит, вот-вот шепнет Калинкиным голосом: «Тише, здесь лисятки живут!».
Лисы давно ушли из норы. Но каким-то непонятным образом Никита знал, что Калинка еще придет взглянуть на них.
И она пришла.
Багира подбежала прямо к Никите, а девочка, сделав вид, что не заметила его, заглянула в нору.
— Опять подсматривать остался? — улыбнулась она, когда уже нельзя было больше прикидываться, что не видит Никиту.
Будто прося извинения, он сказал, что остался в лесу по делу.
— Отчего ты сюда не приходишь? — непонятно робея, спросил Никита.
— Я приходила с папаней, когда бульдозером зимник чистили… А какое у тебя дело? Может, помочь?
— Да! Когда ты ушла — помнишь? — Лева в лесу ружье потерял.
— Ой, прям-то! Ружье — пуговка, что ли? Как это можно потерять?
— А вот… Ищем, ищем — нет нигде. Только смотри не проговорись кому, а то Левке несдобровать.
По правде говоря, бывшие участники похода уже махнули рукой на пропавшее ружье. Никита предлагал сложиться с первой зарплаты и купить новое. Однако Швабля категорически отверг это предложение. Он настойчиво просил об одном: забыть, что у них в походе имелась бескурковка.
— Да разве о таком забудешь?
Выслушав Никиту, Калинка воскликнула:
— Найдется его ружье!
— Говорю ж тебе: шарили мы, да ведь — лес!..
— Ну-к, я о чем? В лесу не на дороге, где оставил, там и возьмешь.
— Возьмешь! Если бы тот шалопут знал хоть приблизительно, в каком месте оставил.
Девочка помолчала.
— Ох, прямо не верится, чтобы с Левочкой это случилось! Гляди-ка, потеряет такой!
На Никиту нахлынуло вдруг непонятное раздражение.
— А вот и потерял твой Левочка!
Только что встреча с Калинкой представлялась Никите несбыточным счастьем, почти как приезд мамы или полет на другую планету. А тут вдруг ни с того ни с сего нагрубил, хоть прощенья проси.
— Ой, какой же ты! — покачала головой Калинка, отворачиваясь. — А я еще хотела приехать к вам…
У Андрея Матвеевича тоже было плохое настроение. Он сам показал Никите районную газету со статьей, в которой его критиковали за неполадки в совхозе. Факты, описанные корреспондентом, действительно в разное время были. В качестве «последнего вопиющего безобразия» приводился случай с вылитым на землю молоком. Не говорилось в статье лишь о том, что все это творили одни и те же люди — два-три человека во главе с Мухортовым, которого уже выгнали из совхоза. По мнению корреспондента, виноват во всем был директор совхоза, «не ведущий повседневной воспитательной работы с молодежью».
Но самое обидное заключалось в намеке, что будто бы директор считает себя временным человеком в совхозе. «Еще в начале лета тов. Зырянов ездил за семьей, — читал Никита, — однако почему-то не привез ее. Жена до сих пор живет в городе…»
— Ну, что же ты молчишь? — вскипел Никита, прочитав статью.
Отец пожал плечами.
— Криком делу не поможешь.
— Вранье же это! Я, например, сам видел, как молоко выливали. Яшка где-то с бидонами застрял, а ты причем?
— А при том, что руководитель должен знать, кого на какую работу поставить. В основном, конечно, за молоко бригадир в ответе: не имел в запасе бидонов. На такую должность следовало бы из своих комсомольцев кого-нибудь подобрать. А я назначил непроверенного человека из недавно прибывших. Пастухи и доярки сообщали, что бригадир иногда приходил на работу пьяный. У меня же все времени не было проверить и принять меры. Или взять того же Мухортова. Якова надо было с самого начала на лесовоз посадить. Не «калымил» бы деньги для выпивки, грузчики там — комсомольцы, борются за звание бригады коммунистического труда, не дали бы ему разбаловаться. Надо, знаешь, иметь мужество признать свои ошибки.
— Ну, а вот написано, — упрямо ткнул Никита в газету, — что ты считаешь себя в совхозе временным, что потому у тебя и работа не ладится. Это тоже правда?
— Там написано: «вероятно, потому и не ладится». Временным я себя, конечно, не считаю, а вот если бы мама быстрей переехала, действительно работалось бы куда лучше. Разве не так?
— А если она совсем никогда не приедет?
Отец ответил не сразу. А когда снова заговорил, голос его звучал глухо, и слова будто застревали где-то в горле:
— Не знаю. Я член партии. Слово дал, что буду здесь работать. Как можно слово свое нарушить?
Вечером Никита написал матери большое письмо. Объяснил все подробно, рассказал про данное отцом слово. В заключение просил ее не упрямиться, а переезжать скорее, потому что им без нее очень плохо. Работа из рук валится.
Для подтверждения своих слов он вложил в конверт газету со статьей.
На следующий день, опустив письмо в почтовый ящик, Никита с легким сердцем направился к зданию строящейся школы, где утром теперь собиралась их бригада. По пути ему вздумалось забежать за Шваблей.
