Такой стрѣлокъ не могъ, конечно, быть мастеромъ своего дѣла. Это былъ какой-то мечтатель. Во всѣхъ его дѣйствіяхъ было что-то мистическое. Намъ съ трудомъ удалось поймать важенку.

Она упрямилась и была разъярена до крайности и ни на что не хотѣла итти на дворъ, мы должны были ради нея спуститься съ холма.

Лѣсникъ взялъ ружье, цѣлился цѣлую вѣчность и, наконецъ, нажалъ курокъ.

Кажется, самка сѣвернаго оленя не маленькое животное, но даже она зашаталась на мѣстѣ, когда цѣлый зарядъ дроби и гвоздей угодилъ ей въ голову. Нѣсколько секундъ важенка стояла оглушенная, какъ бы прислушиваясь къ чему-то ужасному, происходящему въ ея собственной головѣ, затѣмъ она упала на колѣни и грохнулась на бокъ. Мы видѣли, какъ что-то косматое и сѣрое нѣсколько разъ вздрогнуло, а потомъ присмирѣло. Важенка лежала мертвая. Я написалъ стихотвореніе, въ которомъ видно, что она была какъ бы равна намъ, а не околѣла подобно собакѣ. Это было очень длинное стихотвореніе, но я запомнилъ только одинъ стихъ:

Затѣмъ остается сказать еще нѣсколько словъ о птицахъ, приносящихъ вредъ. Я подразумѣваю птицъ, водворяющихся весной, во время посѣва на поляхъ и пожирающихъ сѣмена. Это большей частью дѣлаютъ дикіе гуси, воробьи и куры.

На насъ, дѣтяхъ, лежала обязанность охранять поля отъ этихъ птицъ, а такъ какъ это была дѣйствительно трудная работа, и такъ какъ она являлась часто помѣхой въ нашихъ интересныхъ играхъ, то мы отъ всей души возненавидѣли этихъ птицъ. Особенно возбуждали нашу ненависть куры. Мы были часто по отношенію къ нимъ очень жестоки. Мы доходили до виртуозности. Когда случалось бросать въ нихъ камнями и полѣньями, они какимъ-то чудомъ оставались живы и громко кудахтали. Тогда старшіе грозили намъ изъ окна, чтобъ мы прекратили свои кровожадныя забавы.

Какъ-то Гансу одолжили на время ружье. Онъ стрѣлялъ изъ него и сдѣлался ярымъ охотникомъ. Въ лѣсу онъ обыкновенно промахивался, зато, когда онъ началъ стрѣлять въ куръ, которыя стояли совершенно спокойно на одномъ мѣстѣ, то ему случалось попадать въ цѣль. Конечно, послѣ этого дни ружья были сочтены.

Пансіонъ былъ биткомъ набитъ гостями: мужчинами и дамами. Были тутъ и пріѣзжіе изъ сосѣдняго государства. Собрались здѣсь большей частью совсѣмъ здоровые люди. У нихъ не было никакихъ болѣзней, если не считать какого нибудь пустяка. И мужчины, и женщины переутомились за зиму и пріѣхали на нѣсколько недѣль въ маленькое рыбачье село на берегъ моря отдохнуть.

Замужнихъ и женатыхъ было больше всего. Но, чтобъ лучше насладиться покоемъ, они большею частью оставляли дома свою дражайшую половину и, такимъ образомъ, могли здѣсь жить совершенно свободно. Флиртъ шелъ во всю между этими разобщенными парами, и по вечерамъ можно было наблюдать въ гостиной, какъ всѣ эти пожилые господа разомъ молодѣли.

И всѣ говорили:- Это здоровый воздухъ, это море!

Это были все интеллигентные, состоятельные люди, крупные коммерсанты, нѣсколько профессорскихъ женъ, директора, жена генеральнаго консула и жена статскаго совѣтника, страшно богатаго человѣка, пріѣхавшаго изъ столицы. На его визитной карточкѣ стояло кратко: «Отто Менгель», а между строкъ слѣдовало читать: оптовый негоціантъ. Всѣ величали его господиномъ директоромъ.

Хозяйка пансіона обладала рѣзкимъ талантомъ. Когда она знакомила своихъ гостей между собою, она каждому прибавляла соотвѣтствующій чинъ. Впрочемъ, о директорѣ Менгелѣ можно было сказать только хорошее: онъ былъ навѣрное очень вліятельный человѣкъ и носилъ на цѣпочкѣ часовъ эмблему масонскаго ордена. При всемъ томъ, однако, странно было видѣть, какъ молодой Оксситандъ, который самъ былъ очень состоятельнымъ человѣкомъ и до сихъ поръ никогда ни передъ кѣмъ не унижался, необыкновенно подобострастно кланялся директору Менгелю, когда послѣдній появился въ пансіонѣ. Только впослѣдствіи оказалось, что господинъ Менгель занимался въ столицѣ тѣмъ, что ссужалъ деньги подъ громадные проценты. Къ сплетнямъ, распространяемымъ среди гостей, относились, какъ къ милымъ шуткамъ, безъ всякаго злого умысла.

Но агентъ страхового общества, пріѣхавшій изъ сосѣдняго государства, навлекъ на себя всеобщую антипатію исключительно тѣмъ только, что пытался набрать кліентовъ въ пансіонѣ для своего страхового общества. Казалось, что онъ разсчитывалъ на смерть кого-нибудь изъ присутствующихъ, а между тѣмъ всѣ были далеки отъ этой мысли

Его тоже называли господиномъ директоромъ, чтобъ пробудить въ немъ самоуваженіе; но это были напрасныя старанія. Самъ онъ называлъ себя агентомъ Андерсономъ, — и только. Онъ поправлялъ всѣхъ, кто приписывалъ ему директорскій титулъ. Болванъ! — онъ былъ только дѣловымъ человѣкомъ и больше ничего. Онъ былъ совершенно здоровъ, доказательствомъ тому служилъ его прекрасный аппетитъ, хорошо спалъ и былъ вообще крѣпкаго сложенія.

Однажды жена генеральнаго консула сказала:- Надо вышвырнуть вонъ этого господина Андерсона!

Но госпожа Мильде прекрасно знала, почему жена генеральнаго консула требовала теперь удаленія гоподина Андерсона. Онъ не оцѣнилъ ея нѣжныхъ чувствъ.

Какъ-то вечеромъ супруга генеральнаго консула сидѣла одна въ саду. Было темно, и она мечтала. Въ это время мимо нея прошелъ господинъ Андерсонъ. Она окликнула его и назвала директоромъ. Она даже намекнула ему на то, что его здоровый и сильный видъ дѣйствуетъ благотворно на ея нервы.

— Такъ, такъ, — сказалъ Андерсонъ.

— И представьте себѣ, мнѣ кажется, что ваши руки покрыты волосами, ха, ха, ха, — засмѣялась жена генеральнаго консула. — Подойдите же ближе и дайте мнѣ возможность насладиться вашимъ обществомъ.

— Тутъ слишкомъ темно, — возразилъ онъ.

— Да, но только не заставляйте меня итти на свѣтъ!

— Отчего же нѣтъ? Видите ли, я, напримѣръ, по опыту знаю, что выгляжу гораздо интереснѣе при свѣтѣ, чѣмъ въ темнотѣ, - сказалъ Андерсонъ.

Это была упрямая голова, и всеобщее мнѣніе о немъ было, что онъ не любитъ природы. Видѣли, какъ онъ стоялъ на берегу и глядѣлъ на море сухими, совершенно сухими глазами. Молодой сердцеѣдъ Оксентандъ попробовалъ однажды навести его на правильный путь, но это ему не удалось. Въ общемъ было очень интересно выслушивать отвѣты агента. Молодая красавица Трампе спросила его какъ-то за обѣдомъ:

— Такъ вы не женаты?

— Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ. — Но во всякомъ случаѣ и у меня были свои злоключенія…

Въ пансіонъ должна была пріѣхать новая гостья. Изъ сосѣдняго государства пришла телеграмма, въ которой справлялись, есть ли въ пансіонѣ мѣсто для одинокой дамы. Комната могла бытъ и маленькой, — но обязательно въ нижнемъ этажѣ. Хозяйка отвѣтила, что такая комната есть. Теперь весь пансіонъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ ея пріѣзда.

Почему она хотѣла жить въ нижнемъ этажѣ? Хромала она? Молодыя женщины, бывшія три-четыре года замужемъ, ничего не имѣли противъ того, чтобъ пріѣзжая была некрасива.

Серцеѣдъ Оксентандъ сказалъ:- Отчего же? Пусть лучше будетъ хорошенькая; съ вами, госпожа Трампе, она во всякомъ случаѣ не сможетъ равняться.

Два дня спустя она пріѣхала. Ея экипажъ ѣхалъ очень быстро и остановился у подъѣзда пансіона. Игра въ лаунъ-тенисъ разомъ прекратилась, и всѣ уставились на пріѣзжую. На ней была большая шляпа, и вообще одѣта она была очень изысканно. Когда она вышла изъ экипажа, всѣ увидали, что она очень молода.

— Моя фамилія — Андерсонъ, — сказала она, обращаясь къ хозяйкѣ.

— Какъ ея фамилія? — спросила жена генеральнаго консула.

— Андерсонъ! — отвѣтила красавица Трампе.

— Вотъ какъ? Прибавилось еще существо подъ фамиліей Андерсонъ! Здѣсь просто житья отъ нихъ не будетъ.

Жена генеральнаго консула оказалась права. Госпожа Андерсонъ сдѣлалась дѣйствительно невыносимою для всѣхъ, кромѣ мужчинъ. Въ нихъ же она зажгла огонь. Съ перваго взгляда нельзя было даже понять, почему. Хорошенькой она не была, у нея не было блестящихъ глазъ госпожи Трампе; о сравненіи нечего было и думать. Но у нея были темные, опасные глаза. Да, они были опасны. Къ тому же брови напоминали двѣ темныя піявки, повернутыя другъ къ другу головками. Въ этихъ бровяхъ было что-то мистическое. Она была молода, и ея ротъ напоминалъ цвѣтокъ.