Месяц, последующий за операцией, летел словно ракета. Аня была бодра и весела, несмотря на постоянные пробы и анализы. Угроза второй операции отступала, Карлов заверил меня, что все будет в порядке, если придерживаться предписаний. Я проводил в больнице все свое свободное время, которое проводил вне "Арены".

В клубе ничего особенного не происходило, кроме разговора, состоявшегося у меня с Косым. Он произошел через несколько дней после операции. Я был не выспавшимся, с синяками под глазами и похудевшим на несколько футов. Мы с Мишкой занимались в тренажерном зале, когда вошел Косой. Он следил за мною некоторое время, маскируя свой интерес. Спустя минут десять, он двинулся к выходу, уже подойдя к двери, оглянулся и грозным тоном сказал:

- Максим, через минуту жду в моем кабинете, поторопись.

Меня окружала тишина и испуганные взгляды уже знакомых мне парней. Наскоро вытеревшись полотенцем, я торопясь заспешил к Косилину.

Едва постучав в дверь, я понял, что разговор будет не из легких.

- Входи Воронцов, - деловым тоном заявил хозяин кабинета.

Я вошел и, опустив глаза, стал ждать приговора.

- Ты отдаешь себе отчет в том, - начал разливаться голос Косого, - что делаешь?

- Не понял?

- Не понял?! Я помог тебе, когда тебе было трудно?

- Да, Андрей Николаевич, - тихо ответил я.

- Дал работу? - продолжал давить он.

- Да.

- Я вложил в тебя средства, дал тебе деньги, когда они тебе были необходимы. Я даже разрешил тебе несколько дней не появляться в клубе! Теперь я жду от тебя полной отдачи, для достижения нашей общей цели. И учти, Воронцов, больше я к этому разговору не вернусь. Если ты будешь бесполезен...

Всю свою речь, Косой произносил суровым, воспитательным тоном, а последнюю, неоконченную фразу, он произнес своим фирменным, тягучим голосом, от которого кровь застывала в венах.

С этого дня тренировки являлись моим приоритетом. Перемежая их с походами в больницу, я установил кое-какую гармонию в своей жизни. Я ждал и боялся того дня, когда Ане можно будет вернуться домой. С одной стороны, нет ничего более желанного, а с другой - страх. Страх оставить ее одну в той хибарке, что мы снимали, да еще и после тяжелой операции. Я переживал и нервничал, не зная как поступить, однако помощь пришла сама собой.

Однажды придя в больницу, меня позвал к себе Карлов, с ходу шокировал меня:

- Меня переводят в Питер.

- Что? - запнулся я, - А как же Аня?

- Поэтому я тебя и позвал. Я не могу остаться и не могу перепоручить твою сестру другому врачу.

Онемев от страха и безысходности, я молча смотрел на доктора, которому смог довериться и который сейчас предал меня.

- Я хочу ее перевезти в Санкт-Петербург.

- Что?! Нет, я не могу уехать...

Все еще сомневаясь, что хочет предложить Карлов, я уже догадывался. Он хочет увезти от меня сестру на другой конец страны, а я не смогу ехать с ними. Мне придется остаться у Косого, выплачивая ему все долги, которые успел нажить за свою недолгую жизнь в Москве.

- Я знаю, - согласился со мной доктор, - мы тебя всегда будем ждать. Мы будем рады тебе в нашем доме.

Я молча обдумывал ситуацию, все яснее понимая, что это единственный выход. Аня будет под присмотром с самыми надежными людьми на свете, а я... что ж, Анюта предупреждала меня не связываться с этими людьми. С другой стороны - я спас ее жизнь, это послужит мне утешением.

- Когда вы уезжаете? - обреченно спросил я.

- Через неделю все будет готово.

- Спасибо Алексей Михайлович, я рад, что Анюта будет с вами. Более надежных людей и представить нельзя.

Борясь со слезами, я вышел за дверь. Карлов не пытался вернуть меня или задержать, он понимал, что мне нужно время справиться с собой. Стоя у большого больничного окна, я смотрел на ненавистный теперь город, в который меня так влекло.

Солнечные лучи играли в окнах домов, посылая яркие блики. Я прислонился лбом к прохладному стеклу, привыкая к мысли об одиночестве. Разве я должен жаловаться? Моя сестренка так привязалась к Ларисе, что я иногда ревновал. Боясь, что у Ани появился человек дороже меня. Пусть они заменят ей родителей, которых она так рано потеряла.

Нацепив на лицо сияющую улыбку, я вошел в палату Анечке.

- Как чувствует себя наша больная? - пошутил я.

- Привет, - грустным голосом произнесла сестра.

- Что болит? - обеспокоенно спросил я.

- Нет, все хорошо. Просто... тетя Лара говорила с тобой?

Она смотрела на меня своими большими глазами, собираясь сообщить мне плохую новость. Я изобразил еще большую радость на лице и произнес, глотая комок в горле.

- Мне сообщил Карлов. Это же прекрасно! Питер! Ты же мечтала о путешествиях.

Моя радость даже мне казалась фальшивой.

- А ты?

- А что я? Я буду к вам приезжать. Зато ты будешь под присмотром доктора. Разве плохо? И к тому же, разве ты не хочешь ехать?

- Хочу!

- Вот и отлично, завтра начну паковать твои вещи.

- У тебя ничего не выйдет, - суровым тоном заявила Аня.

- Ты о чем? - удивленно спросил я.

- Об упаковке вещей! Ты ужасен в этом! - рассмеялась сестренка.

Как приятно было забыть обо всех неприятностях, сидя рядом и разговаривая.

Неделя подходила к концу, а с ней приближалась наша с Аней разлука. Все чаще я замечал грусть в ее глазах, но с приходом Ларисы она преображалась. Светились радостью ее глаза, она ловила каждый взгляд и жест своей названной матери.

За день до отбытия, нас с Анютой пригласили к себе Карловы. Мы ночевали у них в доме. Дом казался опустевшим. Он выглядел жалко без всех вещей, фотографий.

Вечером меня позвала Лариса. С присущей только ей доброй улыбкой она заверила меня, что я у них всегда буду желанным гостем. Карлова настаивала, чтобы я обязательно приезжал к ним. А также заверила меня, что Анюта с ними в безопасности и, что они уже любят ее как дочь. При этом разговоре, очень трудно было сдержать слезы, у Ларисы это и не получилось, поэтому закончился наш разговор объятиями и мокрыми платочками.

Нет ничего тяжелее расставания. Даже понимание необходимости этого, не избавляет от страданий. Про себя решив не показывать Анюте своей горечи, я постарался быть веселым и остроумным. Так разговаривая за ужином, мы не заметили, как потемнело. После этого ужин стал походить на траурный обед. Боясь, встречается со всеми взглядом, я заспешил в гостевую спальню, которая неоднократно принимала меня на ночевки.

Поспать мне почти не удалось, поэтому утром я был еще более разбитым.

Стук в дверь раздался, когда я был в ванной.

- Макс, ты в ванной?

- Да Ань, я сейчас.

Когда я вышел с ванной, она обняла меня и сказала:

- Мы так грустим, как будто больше не увидимся! Пообещай мне, что приедешь не позже, чем через месяц.

Я помотал головой, сдерживая ненавистный комок в горле.

- Тогда через два?

- Обещаю, - выдавил я.

- Если не явишься, то я приеду, несмотря на свое хрупкое здоровье.

Мы посмеялись вместе, еще раз обняв меня, она вышла.

Еще через час мы были в аэропорту, откуда на специализированном самолете перевезут сестру на другой конец страны. Мне разрешили проститься с ней возле трапа самолета.

Не говоря ни слова, мы обнялись, а Анюта клюнула меня в щеку и унеслась прочь.

Я смотрел как взлетают самолеты и гадал, как мне выкроить время, для поездки в Санкт-Петербург. Одернув себя, я посмеялся над собой. Еще не показав себя, не участвовал ни в одних боях, я прихожу к Косому и прошу отпуск - то-то он посмеется!

Все, что мог для сестры я сделал. У нее есть сердце, семья и дом. А я должен работать

Всего себя я отдал работе. Тренировки, тренажерный зал, снова тренировки... Но мне это нравилось. Уже и мишка просил меня остановиться, что доставляло мне удовольствие. Косой стал нагружать меня и иной работой. У него появились для меня разные мелкие поручения, смысла которых я не всегда понимал, но предпочитал не вникать слишком глубоко. Несколько раз я доставлял кейс скользкому типу, по кличке Лом, перевозил машины с места на место, передавал деньги каким-то дельцам. Я не видел в этом ничего плохого.