Что касается конкретно Мусина, то срок его проверки ещё не подошёл, а необходимость намылить холку явно назрела. Ким в этом не сомневался. Так же он не сомневался и в том, что ждать повода долго не придётся. И он оказался прав.

На следующий день вечером, несколько курсантов проводили время в спортгородке. Завтра полёты, скоро ужин и отбой. Несколько человек бросали мяч в баскетбольное кольцо, Мусин со своим другом Евсюткиным упражнялись на перекладине. Они уже собирались уходить, когда мимо них в сторону аэродрома прошёл старший сержант сверхсрочной службы Петухов. Запах одеколона "Саша" раздавался от него за версту. Он был в новом, но не глаженом комбинезоне. На голове офицерская фуражка. Друзья переглянулись.

- Знаешь, куда он пошёл? - спросил Мусин.

- Куда?

- Мне Чернышев сказал. У него новая краля в Александровке, это деревня на линии пути от второго к третьему развороту. Шасси как раз над ней выпускаем.

- Да знаю я, где Александровка. То же мне, штурман... Ну, краля, так краля. Это его дело.

- Это так. Мужики говорят, что он каждый раз, когда попадает в лагеря, уезжает с новой кралей.

- Завидуешь?

- Да пошёл ты!.. Интересно, что он ей там рассказывает. Что хошь, - лётчик и полковник, как минимум.

- Ну, это тебе видней, что в таких случаях рассказывают женщинам...

- В лоб хочешь?

- Да иди ты...Что ты к нему пристал?

-Слушай, давай приколемся! У тебя завтра три круга в конце смены, давай попросим Кима, чтобы разрешил мне с тобой слетать.

В былые времена это было обычным делом, в самостоятельные полёты курсантам подсаживали в заднюю кабину другого курсанта в качестве лётчика-наблюдателя.

- Ну, давай. А зачем?

Мусин наклонился и поднял старый, изодранный спортивный тапочек и потряс им воздухе:

- Привет отправим! Сейчас фломастером напишем: "Тонечка, привет от Славика!" и над Александровкой завтра выбросим.

- А если узнают?

- Да как и кто узнает?

- Не нравится мне это... Ты как придумаешь чего-нибудь, потом только лопатой махай...

- Да ладно тебе, не бойся! Дальше фронта не пошлют! Никто не узнает. С аэродрома не увидят, далеко. На самолёте барик, что кабину открывали не увидят, - Мусин толкнул в плечо своего друга, - Давай сделаем! Или боишься?

- Ну, ладно. Давай.

Они взяли разодранный тапочек и пошли в казарму. Бариком Мусин назвал автоматический регистратор, тот самый, который все называют чёрным ящиком. Его записи проверяют после каждого полёта на предмет проверки параметров работы оборудования самолёта, а также профилактики и своевременного выявления отказов авиатехники. Самолёт, на котором завтра Евсюткину предстоит выполнить полёты по кругу был ранних серий выпуска и оборудован примитивным регистратором первого поколения - бароспидографом. Между собой для облегчения произношения его называли просто - барик. Он регистрировал только основные параметры: высоту, скорость, перегрузку. Открытие кабины, положение рулей, остаток топлива, обороты двигателя и многие другие параметры, которые записывают регистраторы более поздних выпусков, по барику определить было невозможно. На это и рассчитывал Мусин.

Они расписали тапочек всеми цветами радуги, написали приветы Тонечке от Славика и спокойно улеглись спать. Уже засыпая, Мусин пробормотал:

- Только бы погода не подвела.

Погода не подвела. На следующий день было солнечно и практически безветренно. Полёты начались во время и проходили по плану без сбоев. За полтора часа до конца смены Евсюткин вырулил на взлётную полосу для выполнения трёх полётов по кругу. В задней кабине сидел лётчик-наблюдатель Мусин. У лётчика-наблюдателя за пазухой лежал разрисованный ботинок. После взлёта и набора высоты Евсюткин выполнил слитно первый и второй развороты и занял курс к третьему. Прямо по курсу располагалась деревня Александровка. На подходе к ней, Евсюткин прибрал обороты двигателя погасил скорость до 250 км/ч и над центром деревни нажал кнопу выпуска шасси. Тут же он услышал громкий шум ветра и в кабине стало прохладней, это Мусин приоткрыл фонарь задней кабины. Он сдвинул его сантиметров на десять и в эту щель вытолкнул вверх ботинок с приветом Тонечке от Славика. Выполнив миссию, он тут же закрыл фонарь. Друзья получили лёгкий удар по барабанным перепонкам и в кабине сразу стало тихо.

- Ну, вот и всё, а ты боялся, - сказал Мусин по внутрисамолётной связи.

- Хорошо бы, если всё...

- Да ладно тебе...

Всё же на душе у Евсюткина стало спокойнее. С ботинком закончили. Всё произошло за секунды. Вряд ли кто чего заподозрит. Теперь можно сосредоточиться на выполнении полётного задания. Он выполнил третий, зачем четвёртый разворот, вышел на посадочный курс. Проверив механизацию крыла, Евсюткин запросил посадку. Посадку разрешили и он довольно прилично посадил самолёт. На пробеге плавно опустил переднее колесо, уточнил направление и переставил закрылки во взлётное положение. Довольный собой, Евсюткин запросил взлёт конвейером:

- Закрылки пятнадцать!

Он уже левой рукой двинул газ во взлётное положение, как неожиданно услышал:

- Запрещаю конвейер, двадцать второй!!!

Это было неожиданно и непонятно:

- Не понял. Конвейера не будет?

- З А Р У Л И Т Ь!!! Обороты малый газ, закрылки ноль, тормозите, двадцать второй.

Евсюткин всё выполнил, стал тормозить и в конце полосы срулил на боковую, затем на магистральную рулёжку. В самолёте была тишина. Оба понимали, что впереди неприятности, непонятно только с чем они связаны, вернее не хотели понимать. Вроде слетали нормально, ничего не нарушили. Информация о летающем ботинке не могла поступить из деревни за такое короткое время. Они подрулили на заправочную. Обычно самолёт встречает техник, вытянув вверх обе руки. Сегодня вместе с техником их встречали лётчик-инструктор, командир звена, инженер и командир эскадрильи. Такой состав встречающих не способствовал улучшению настроения. Самолёт остановился. Евсюткин остудил и выключил двигатель. Открыли кабины, поставили чеки в катапульты и друзьям предложили выйти из кабины. Нехотя оба спустились на землю и замерли возле борта самолёта. Командир эскадрильи подполковник Лучников с лукавой полуулыбкой поманил пальцем Мусина:

- Иди сюда, голубь.

Мусин подошёл к командиру на несколько шагов. Тот взял его за плечи, улыбаясь посмотрел ему в глаза, затем резко повернув курсанта лицом к самолёту, торжественно объявил:

- Картина маслом!!!

Мусин с ужасом увидел, что на антенне командной радиостанции, которая торчала из гаргрота, сразу за задней кабиной, висит разрисованый спортивный ботинок.

Что было потом, предугадать не трудно. Драли обоих, но в основном Мусина, так как в полёте можно открыть только заднюю кабину.

Друзья понесли наказание и через некоторое время продолжили своё лётное обучение, но этот случай, потом очень долго вспоминали.

17

В это лето дела на полевом аэродроме шли как нельзя лучше. План выполнялся без задержек. Ни одного непреднамеренного срыва полётов, ни одной поломки или серьёзного инцидента. Уровень подготовки курсантов был не ниже, чем у эскадрилий, работавших на базовом аэродроме, с бетонной полосы, а к середине августа по многим параметрам третья и четвёртая эскадрилья уже опережали первую и вторую. Такое положение дел многих радовало, замполиты и пропагандисты трубили в фанфары, били в барабаны, поднимали на щит партийных активистов, которые так грамотно проводили в жизнь руководящую роль Коммунистической партии.

Во всех лётных училищах считалось обычным, что первыми заканчивали программу подразделения, работавшие со стационарных аэродромов. После этого на бетон перебазировались эскадрильи с лагерей, их состав усиливался пополнением из освободившихся лётчиков и полк планомерно, без суеты, в установленные сроки заканчивал выполнение государственного плана.