- Работай по плану... После полётов зайдёшь ко мне... Вместе со своей кундалини, - и тихо добавил, но уже не в эфир, - я тебе чакры-то открою.

- Понял. Работать по плану. После полётов зайти, взять с собой кундалини.

Мусин был очень расстроен. Опять он сел в лужу, опять опозорился. Сколько можно? Теперь уж точно ему конец. После приземления он подошёл к инструктору:

- Разрешите получить замечания?

- Ты чего такой?

- Я вас опять подвёл. У вас будут неприятности?

- В авиации без неприятностей как без пряников. Ты конечно виноват, но не один. Раньше времени не паникуй.

- А Алимов? Он вас вызывает после полётов.

- Да решим, я думаю. Есть у меня хорошая кундалини для него. Армянского разлива, пять звёздочек. Для пятницы в самый раз.

Тут появился майор Гордиенко. В руках шлем и кислородная маска. Он подошёл к Мусину, замахнулся, - как дам сейчас!

- Ты как каналы переключал? Щелчки считал?

- Да, по щелчкам. Рацию под локтем не видно.

Гордиенко повернулся к Киму:

- А ты когда заметил?

- Уже когда на круг взлетел. Радиообмен тот же. Голоса не знакомые, а так всё один в один.

- Ладно, разберёмся. С этим что-то надо делать. Либо вообще не переключать каналы, либо радиообмен разный делать с соседями...

- Можно на пеленгатор рабочий канал вывести, пусть оператор следит, что бы после него на рабочей частоте появлялись. У него не так много работы, вполне справится.

- А вот это мысль.

Мусин понял, что экзекуция откладывается. Лучше бы сразу.

После полётов лётчики собрались на разбор в большой беседке возле лётной столовой. Мусин не пошёл в казарму, находился неподалёку. Он не хотел, что бы Киму пришлось его долго искать, когда до него дойдёт дело. Он прохаживался туда - сюда по центральной аллее. Разбор затянулся. Лётчики активно что-то обсуждали. Но вот Мусин заметил, что майор Гордиенко посмотрел в его сторону, ткнул в бок Белькова и что-то ему сказал. Тот встал и пошёл к курсанту:

- Ты чего здесь трёшься?

- Жду, когда позовут на разбор.

- Какого хрена тебе там делать? Иди в казарму, инструктор тебе всё доведёт. Ты своё дело уже сделал.

- А как же...

- Иди отсюда!!! Ты приключений ищешь? Сейчас организую...

По пути в казарму Мусин пытался осмыслить всё, произошедшее с ним последнее время. Несколько дней назад он искал крысу в эскадрильи, пытался выяснить, кто стучит. В результате узнал, кто родители его девушки. При каких обстоятельствах это произошло, знали все. Он ждал позора и насмешек. Оказалось это никому не интересно. Несколько беззлобных шуток и всё. Никто не хихикает вслед и не показывает пальцем. Через два дня про это вообще никто не вспоминал. За то, что он совершил сегодня, ему казалось, что майор Гордиенко, раздавит его как червяка и втопчет в землю. Но замкомэска лишь сделал вид, что хочет ударить кислородной маской, и всё. Он забыл о нём. Чудеса! Всё, что раньше таким казалось важным, оказывается не достойным внимания, а то, о чём он раньше и не думал, сейчас имеет большое значение. Всё меняется.

14

На следующей неделе с курсантами подробно разобрали происшествие. Основным виновником указывался курсант Мусин и его неграмотная эксплуатация радиостанции. Провели многочисленные занятия и тренировки по порядку ведения радиосвязи. Были внесены изменения в инструкции и наставления.

Для лётного состава и лиц групп руководства полётами были свои занятия и виновниками там были названы совсем другие лица. Без взысканий не обошлось.

Курсанты были немного напуганы и первое время боялись прикасаться к пульту управления радиостанцией, но со временем всё пришло в норму.

Довольно часто многие из курсантов, эти молодые парни, не лишённые романтики, мечтали, что бы у них в полёте что-нибудь случилось: загорелся самолёт или остановился двигатель. Такой восторженный мечтатель представлял как он хладнокровно разруливает ситуацию, спасает очень ценный самолёт. На земле его встречает подполковник Алимов, как равному, пожимает руку, вручает орден. Играет оркестр, майор Гордиенко, со слезами на глазах, обнимает его и говорит всем, что с сегодняшнего дня он летает только с ним. Все девушки шепчутся и показывают на него пальчиком и млеют от счастья, когда он на кого-то из них посмотрит.

Именно из таких мечтателей был курсант с редкой фамилией Пересвет. Он был неглупый парень, но очень робкий. Сын генерала, воспитан в строгости и насколько он был исполнителен, настолько же был лишён всякой инициативы. Ему очень не хотелось слыть среди сверстников генеральским сынком и он изо всех сил изображал из себя лихого парня, но имея тихий, интеллигентный нрав, часто попадал в неловкие ситуации.

Сразу после этих событий, ему запланировали полёт в зону с майором Карповым, который был уже допущен к полётам и восстановил лётные навыки. Алимов хотел подождать недельку с его допуском к полётам, присмотреться, чтобы быть полностью уверенным, но после инцидента с Лучниковым разрешил ему летать, до первого замечания от доктора.

После взлёта и уборки шасси, курсант постучал по левому наушнику. Через несколько секунд постучал по правому, затем опять по левому. Карпов это заметил:

- Ты зачем по голове стучишь? Лучше закрылки убери.

Курсант Пересвет доложил чётким голосом, как диктор на параде:

- Товарищ майор, у нас отказала радиосвязь!

Карпов усмехнулся, хотел сказать какую-нибудь резкость, но вспомнил, что Пересвет теряется, если на него повысить голос.

Он прислушался: радиообмен слышно. Нажал кнопку передачи, в наушниках раздалось характерное шипение, - всё работает. Спокойным голосом Карпов обратился к курсанту:

- Почему ты решил, что связь не работает? Ты меня слышишь?

- Нет, - отчётливо произнёс Пересвет.

Карпов не поверил своим ушам.

- Совсем не слышишь?

- Совсем.

Они летали тридцать минут, полностью выполнили задание. Карпов вёл радиообмен только с руководителем полётов и весь полёт думал, смеяться ему или плакать, или пора действительно завязывать с этим делом.

15

Время не стояло на месте. Весь апрель и первая половина мая прошли в интенсивной лётной работе. Настал тот период, когда курсанты один за другим начали вылетать самостоятельно. На аэродроме, в штабе, в столовой во всех беседках, на всех лавочках лежали раскрытые коробки папирос, как правило "Казбек". На каждой коробке фломастером был написан позывной хозяина и число: "21 САМ, 26 июня 1976 г." или что-то в этом духе. Каждый, вылетевший самостоятельно, обязан был всех, кого встретит, угостить папиросой.

Персонально коробку папирос получали лётчик-инструктор, проверяющий, кто дал допуск, техник самолёта, инженер и руководитель полётов.

Никто точно не знал, откуда взялась такая традиция. Известно было лишь, то, что она существовала ровно столько времени, сколько существовала авиация.

Вообще традиции в авиации своеобразны и довольно живучи. Например ни один лётчик никогда не оставит без присмотра свою фуражку. Он или держит её в руках или поручает кому-то за ней присматривать. Это видно даже в художественных фильмах: лётчик улетает, а механик свою пилотку кладёт в карман, и одевает на голову фуражку командира. Никто не сможет точно объяснить когда и при каких обстоятельствах это началось. Суть вот в чём: если вы оставили свою фуражку без внимания хотя бы на несколько минут, будьте уверены, когда вы решите её надеть, то обязательно внутри её увидите нарисованного кота. Причём нарисовано животное будет под таким ракурсом, что не останется никаких сомнений, что это именно кот, а не кошка. Никто не будет выяснять, чья это фуражка, кот будет нарисован обязательно.

Трижды Герой Советского Союза, генерал полковник авиации Иван Никитович Кожедуб, будучи инспектором главного штаба ВВС, был частым гостем в учебных полках. Однажды ему показали защитный шлем нового образца. Иван Никитович изъявил желание его примерить. Он положил фуражку на крыло самолёта, примерил шлем, похвалил. Ему понравилось. А когда взял в руки свою фуражку - тут же показал её внутреннюю сторону командиру полка, там был нарисован огромный кот. Командир полка опешил, сделал попытку извиниться, но прославленный ас его успокоил. Он совершенно серьёзно сказал, что традиция есть традиция, и ему нравится, что молодые авиаторы до сих пор считают его своим.