В понедельник, с утра лётный состав был собран для постановки задачи на полёты, предстоящие во вторник и среду.

Первый день традиционно проводились методические полёты. Курсанты не летали, но все выводились на аэродром. Им предоставлялась возможность в живую ознакомиться с организацией полётов в реальных условиях: всё увидеть, услышать, пощупать. Лётчики облётывали авиатехнику, вспоминали особенности полётов с грунтовой полосы, осматривали ориентиры в районе аэродрома. Каждый лётчик выполнял методические полёты, пилотируя с места инструктора. Он как бы показывал своему командиру, что не утерял навыки пилотирования самолёта с задней кабины и готов к обучению курсантов. По сути это была чистой воды формальность, но этого требовали руководящие документы по организации лётной работы. Интенсивность полётов в первый день была не высокая, одна сокращённая смена, пять часов стартового времени, задействуется лётный состав обеих эскадрилий.

Второй день, в среду - полноценный лётный день, с максимальной загрузкой авиатехники и экипажей. Четвёртая эскадрилья летает в первую, третья - во вторую смену.

Готовились к полётам до обеда, затем всех отпустили на отдых. Командиры звеньев и эскадрилий уточняли плановую таблицу, которая после того, как её подпишет командир, получала статус закона. Все остальные отдыхали. Подъём предстоял ранний, на рассвете, поэтому отбой у курсантов был в восемь часов вечера. Было ещё светло, в лагере продолжалась активная жизнедеятельность, но курсантов всё равно укладывали в постель.

Предполётный отдых курсантов - важнейший, строго контролируемый элемент распорядка дня. Отвечали за соблюдение предполётного режима лётчики-инструкторы, контролировал врач. Он мог в любое время зайти в казарму, посмотреть как отдыхают будущие лётчики. Причём летает завтра курсант или нет, значения не имеет. Обслуживание и заправка авиатехники так же требует большого внимания, представляет опасность и не выспавшийся, невнимательный механик с большей вероятностью допустит просчёт, который может привести к тяжёлым последствиям.

Кровати двух друзей, Мусина и Евсюткина стояли рядом. Они лежали и разговаривали о предстоящих полётах. За окном смеркалось. Евсюткин как-то незаметно уснул. Евгению Мусину спать не хотелось, ему было скучно. Тут он заметил, что в казарме по центральному проходу идёт доктор, внимательно осматриваясь по сторонам. Курсант, на всякий случай, притворился спящим. Врач прошёлся между кроватями туда-сюда, тихо вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Вот он прошёл за окном. Наступила тишина. Мусин тихо приподнялся, прислушался. Стараясь не шуметь, одел тренировочные брюки, кроссовки. Поверх футболки накинул лётную куртку и бесшумно выскользнул в окно.

В это время в общежитии лётного состава командиры звеньев четвёртой эскадрильи наконец-то нарисовали окончательный вариант плановой таблицы и понесли её на утверждение командиру эскадрильи. Леонид Николаевич Лучников находился у себя в комнате, в которой жил вместе с замполитом эскадрильи, майором Миллер. Они играли в шахматы, когда, постучав в дверь, вошёл инженер эскадрильи, дал на подпись какие-то рапорты. Уходя, он как бы между прочим, заметил:

- Я спирт получил.

- И что? Не знаешь куда деть?

- Пробу снимать будете?

- Я тебе дам пробу, - командир показал кулак.

Это была шутка. Спирта у инженеров всегда было много. Получали его по установленным нормам. Для технических нужд его не экономили, но его хватало на всё, даже оставалось. Много спирта требовалось для обслуживания вооружения самолёта, для быстрой сушки материалов фотокинопулемётов, автоматических регистраторов, общеизвестных как "чёрные ящики", и аэрофотосъёмки. Полёты на боевое применение во время работы с курсантами выполнялись редко, а аэрофотосъёмка вообще никогда не выполнялась, а спирт выделялся. Никому и в голову не приходило доложить об излишках спирта. В отчётах указывалось, что спирта в этом месяце хватило, но едва-едва. У инженера он был всегда, он же и следил за его распределением. Об этом знали все, к этому привыкли.

Предлагая командиру эскадрильи "снять пробу", инженер заранее знал, какая будет реакция. Лучников Леонид Николаевич, или просто Лук, как его называли в полку, не очень уважал выпивку. Он мог немного выпить за компанию, но не более того. Он вообще не любил застолий и шумных компаний. Он никогда не суетился, не повышал голоса и никогда никого не наказывал. Круглолицый, с небольшой лысиной и светло-серым глазами, всегда с лукавой улыбкой, этакий добряк-весельчак. Подчинённые его обожали. Он был хорошо образован, много знал. С ним можно было разговаривать на любую тему. У него была прекрасная память. Он мог мгновенно назвать любую историческую дату, любую страну мира, её столицу, сколько там населения, где расположена или была когда-то расположена на карте мира. На свете не было анекдота, которого не знал бы Лучников. Остроумный и хитрый, он обладал специфическим чувством юмора. Частенько его шутки имели двойной смысл и понять их могли не все. Иногда, со скуки Леонид Николаевич мог отмочить, что-нибудь, о чём потом долго говорили. Ему всё прощали, разводили руками:

-Что тут сделаешь... Это ж Лук.

На тот момент Леонид Николаевич был самым старым лётчиком в полку, с огромным инструкторским опытом и высокой пилотской квалификацией. По своей многоопытности, он никогда и ни в чём не проявлял инициативу, поэтому со стороны казалось, что всё происходящее вокруг него ему ужасно надоело. Это было не совсем так, но его такой имидж вполне устраивал.

Он часто опаздывал на построения. Было похоже, что он делает это специально: опаздывал ровно на одну минуту. Когда вновь назначенный начальник штаба полка сделал ему замечание, он сказал, что приказа об отмене дедовщины ещё не было.

Однажды он руководил полётами во вторую смену. На базовом аэродроме тоже летали, но смена была на два часа длиннее, им нужно было сделать несколько ночных полётов. Аэродром Новопавловка был заявлен как запасной, хотя ночью там не летали, но оборудование для таких полётов было установлено и при необходимости обеспечить посадку одного - двух самолётов было вполне возможно. Лучникову пришлось задержаться на КП, он мог бы оставить кого-нибудь из замов или командиров звеньев, но он не стал этого делать, отправил всех отдыхать и готовиться к завтрашним полётам. Были густые сумерки, когда на КП Лучникова ожил динамик громкоговорителя:

- Утёс - старт, я 503 с Плутона, на связь.

- Ответил пятьсот третьему, я Утёс - старт.

- Как у вас погода?

Лучников узнал голос и позывной заместителя командира полка по лётной подготовке, подполковника Тарасова. Так же он знал, что запрос этот можно было не делать, это формальность. К тому же, не более чем полчаса назад Тарасов звонил и спрашивал как обстановка.

Лучников не был бы Лучниковым, если бы оставил это всё без последствий. Он нажал тангенту и вышел в эфир:

- Нормальная у нас погода, не хуже других!

- Хм... А поконкретнее нельзя?

- Безоблачно, видимость триста тысяч километров.

- Сколько видимость?

- Луну видно, а до неё триста тридцать тысяч километров!

- Понял, безоблачно, видимость без ограничений, спасибо.

Лучников подождал немного, затем снова вышел в эфир:

- 503, а откуда Вы?

- С Плутона...- недоумённо ответил Тарасов

В эфире наступила звенящая тишина. Через десяток секунд голос Лучникова тихо произнёс:

- Ни хрена себе...

Это было в прошлом году. Сейчас, выпроводив инженера, Леонид Николаевич намеревался продолжить партию в шахматы, но в дверь снова постучали. Лучников встал и открыл её. В коридоре стояли три командира звена с черновиками плановой таблицы. Комэск посторонился, пропуская их. Замполит освободил стол, переставив шахматы на тумбочку. Черновики разложили на столе и Лучников углубился в их изучение. Время от времени он задавал вопросы кому-нибудь из командиров звеньев. Наконец он произнёс: