Серёжа при этом подумал: «Да, не идёт ей таёжная пища: второй раз уже её тошнит. Привыкла к городской еде, вот и мутит её. А лесная еда полезней».

Но Эвелина вернулась к их импровизированному столу как ни в чём не бывало: довольная и улыбающаяся.

Быстро разложила куски зайчатины и сама энергично принялась за еду.

–      Серёжа! А ты что сидишь? Кушай давай. Такая вкуснятина!

–      Линочка! А ты знаешь, кто сейчас у нас гостит?

–      Родня из Сибири? Или брат старший приехал? Нет?

–      У нас в гостиной сидит папа и играет в шахматы с Аркадием Иосифовичем. Они ещё и коньячок при этом попивают.

–      Что? Папа у вас?

–      А на кухне моя мама с твоей мамой готовят на закуску блюда из зайчатины.

–      И мама здесь... А про меня они спрашивали?

–      Нет. Мне кажется, что они просто хотят показать нам, что если мы с тобой уединились, и нам хорошо и без них, то и они тоже без нас не скучают.

–      А как там мама с папой?

–      Отлично выглядят, не унывают. Людочка им салаты готовит, а они уже сдружились и весело проводят время.

–      А нам что теперь делать?

–      Тебе, мне кажется, надо сходить к тёте Нине. Она тебе даст какого– нибудь лекарства от тошноты. Тебе, наверное, таёжная пища плохо подходит.

–      Нет, нет, Серёжа! Это всё пустяки. Я чувствую себя просто прекрасно! Зачем ещё к тёте Нине идти? Всё это временно, пройдёт.

–      Тогда завтра, когда твои родители уедут домой, мы поедем с тобой на Кисегач ловить раков. Вот это – лёгкая пища. Тебе понравится. Ты когда– нибудь ловила раков?

–      И не ловила и даже не пробовала. А когда поедем?

–      Завтра вечером. Их в тёмное время ловят. Ты как себя чувствуешь?

–      Как? – соскучилась по тебе, пока ты домой ходил.

–      Я тоже о тебе думал.

На следующий день, уже в сумерки, Серёжа и Эвелина отправились на ловлю раков. Мотоцикл оставили на кордоне и поплыли на лодочке к одному из кисегачских островов. Погода была ясная и тёплая. Эвелина «дорожила» и даже, к своей великой радости, сумела вытащить небольшую щучку. Когда Серёжа хотел усыпить эту щучку, Эвелина вдруг взмолилась:

–      Серёжа! Давай лучше отпустим её в воду. Это – моя первая добыча, но ей тоже хочется жить...

Серёжа протянул щучку начинающей рыбачке, и она бережно возвратила её в родную стихию.

Когда приехали на остров, стало уже совсем почти темно. Сухие дрова у Серёжки были припасены заранее. Они развели костёр. Серёжка набрал свежей воды, подвесил котелок над огнём, сыпанул в воду пригоршню соли и уселся рядом со своей Диночкой, одетой в это раз не в Лёнину форму, а в городское платье.

–      Серёжа! А когда мы начнём раков ловить?

–      Мы их уже ловим. Вот и рыбу можно так добывать: зажигают факел и бьют любопытную рыбу острогой.

–      А ты так рыбачил?

–      Да. Только я на вёслах сидел, а папа бил. Всё время крупная попадалась. Наверное, так наши далёкие предки рыбачили. Лина! Иди–ка сюда! Смотри.

–      Ой! Рак! Ещё один!

–      Бери их осторожно за спинки и бросай в котелок. Вот и вся ловля раков. Они будут краснеть, а мы будем их кушать.

Откуда–то издалека, со стороны санаториев, донёсся приглушённый туркот лодочного мотора.

Ловцы раков веселились и радовались жизни, радовались тому, что они вместе, что любят друг друга.

–      Серёжа! А что тут есть?

–      Смотри, Эвелина. Вот хвостик, вот клешня, или лапки... а вообще–то раков не кушают, ими только пиво закусывают, а мяса в них, действительно, почти нет.

Перестук лодочного мотора приближался к их острову. Серёжа инстинктивно хотел загасить костёр, но передумал: а что Лина о нём подумает. И они продолжили охоту на раков до тех пор, пока рядом с их лодкой не уткнулся в песок номерной нос так долго добиравшейся до них моторной лодки. Мотор сразу заглох, а из лодки выбрались три легкоодетых и явно подвыпивших мужика.

Первым делом новоприбывшие островитяне принялись разливать в кружку из бидона какую–то жидкость, пить её по очереди и преувеличенно громко покряхтывать. Подкрепившись таким образом, двое разбрелись в разные стороны, а третий, пузатый мужик плотного телосложения направился прямо к костру.

–      Ну, что ребята, уху варите? А то у нас и закусить нечем.

–      Нет, у нас только раки. – ответил Серёжа. – Возьмите их. Тоже неплохая закуска.

–      Возьмём, возьмём... Всё возьмём. – мужик наклонился над котелком.

Последнее, что запомнил Серёжа, это остекленевшие от ужаса глаза

Эвелины. Она как будто хотела что–то прокричать ему этими помертвевшими глазами.

Сзади Серёжи что–то хрустнуло. Он хотел обернуться, но хрустнуло что–то и в его голове, во рту стало сладко. Он потерял сознание.

Сколько времени Серёжа был без сознания неизвестно, но он всё–таки очнулся. А, может быть, это крики, доносящиеся с берега, вернули его в чувство. А крики и вопли были ужасными.

–      Дай ей, гадине по морде! На! На! Сука! Ну и падла, вздумала кусаться. На! На! Тварь!

Серёжа дёрнулся, но с отчаянием обнаружил, что ноги и руки его связаны тонкой верёвкой. Он попытался разорвать её, но сил было мало.

Стоны, крики, проклятия и удары продолжались, а он лежал связанный и не знал, что делать.

«Ну и дурак я! – клял он самого себя мысленно. – Ведь папа всегда говорил: нельзя ночью в тайге жечь костры. Папа, папа... Так у меня же нож в сапоге!».

Глаза Серёжки были залиты чем–то тёплым и красноватым. Наверное, они его долбанули ещё и по лицу. Серёжка видел всё в каком–то розовом тумане. Удары, стоны и крики не прекращались. Но Серёжка всё–таки сумел изловчиться, достал нож из–за голенища, перерезал верёвки на руках и ногах. Всё старался делать тихо и незаметно, чтобы не привлечь к себе внимания... Но алкаши были заняты другим...

Серёжа ладонью вытер кровь с лица. Видимость улучшилась... Но лучше было бы, чтобы он не видел этого никогда!

Серёжа сжал нож и бросился в атаку. Того, который взобрался на Эвелину, боролся с ней и бил её по лицу, Серёжа прирезал ударом в шею. На истерзанную окровавленную Эвелину обрушился ещё поток чужой, хамской крови. Но Серёже нельзя было терять ни секунды. Он бросился на второго истязателя, который, видимо, отошёл в сторону помочиться. Тот, почувствовав что–то неладное, обернулся и сразу сунул руку в карман брюк. Но он не успел вытащить руку из кармана: в его сердце уже поворачивался Серёжкин кинжал, и он рухнул как подкошенный. Серёжа бросился к костру. Что–то окровавленное в разодранном грязном платье сидело у костра.

–      Где третий?

Эвелина махнула в сторону моторной лодки.

–      Серёжа, он не...

–      Всё равно. Свидетель.

Серёжа быстро подошёл к моторной лодке. Третий её пассажир мирно спал на дне. Серёжа приподнял его голову и полоснул по горлу своим отточенным кинжалом.

Когда он вернулся к костру, окровавленная, истерзанная Эвелина чётко и ясно проговорила:

–      Серёжа! Я тоже свидетель. Убей меня, пожалуйста. Я не хочу больше жить. Убей, убей меня.

–      Лина, ты не свидетель, ты жертва моей глупости.

Но тут на Эвелину напал такой бешеный приступ рвоты, что она упала на колени, её буквально выворачивало какими–то буро–красными потоками. Потом она немного очнулась и пошла в воду.

Серёжа обошёл своих противников и проверил, нет ли среди них раненых, которых необходимо добить. Но все они были уже надёжно мертвы. У костра валялся бидон, из которого эти мерзавцы делали последние в своей жизни глотки чего–то мутного и зловонного.

Эвелина вернулась на берег. Она смыла кровь, но на лице её было столько синяков и кровоподтёков, что Серёжа едва узнавал её.

В карманах убитых ничего не оказалось: ни документов, ни денег, ни ключей от квартир. Только у второго в сжатом кулаке был нож–бабочка. Серёжка вырвал с усилием этот нож. Нажал на кнопку. Нож был безупречен. Если бы он успел достать его...