Фёдор Валерьевич Гришанов (Фёдор Гришан)

Против течения

(сборник рассказов)

Количество стр. 426

Дата создания произведения:

2016

Город Челябинск

Я никогда не брал у жизни взяток,

Не лебезил, не славословил троны.

В моей Судьбе грядёт восьмой десяток, ...

А я опять штурмую бастионы.

«Внучка»

«Величайшая трагедия жизни состоит не в том, что люди гибнут, а в том, что они перестают любить».

Сомерсет Моэм

Утро. Раннее июльское утро. Ну, не по деревенским, а так, по городским понятиям. Где-то около семи.

Лёгким пружинистым шагом почти бегу по тропинке, петляющей в кленовых лесопосадках пригородной зоны. То там, то тут в кустах и перелесках мелькают деловые людишки, одетые, как и я, в обноски защитного цвета. С одной стороны это хорошо, что нация не потеряла дух деловитости, а с другой...

Дело в том, что вчера, возвращаясь с промысловой разведки по ближайшим лесам и набрав пол-литровую банку земляники первого сбора, пробираясь сквозь заросли уже на подходе к городу, вышел я вдруг на такую полянку, что даже у меня, опытного сборщика лесной данины, закружилась голова от промыслового азарта. Такая полянка! Вокруг позапрошлогодний горелый лес, густое, по пояс, дичайшее разнотравье, а на опушке... И небольшая вроде полянка, но я года зрелая, крупная, одна к одной. На одном месте можно трёхлитровый бидончик набрать. Схватил я пару-другую горстей в рот и бросился домой за посудой. Всего-то ходу минут тридцать.

Но обстоятельства сложились так, что пришлось заняться семейными, так сказать, делами, а ягоды оставить дозревать до завтрашнего, то есть уже сегодняшнего утра. Теперь спешу... Ага, вот и сестрицы – берёза с сосной – справа от тропинки и чуть заметная тёмная полоска поперёк (это уж моя забота, что впрочем, совершенно излишне, так как в этих лесах занимаюсь я ориентированием уже почти тридцать лет). Плохо то, что в правой стороне слышны звонкие бабьи и детские подголоски, а метрах в тридцати – тоже справа – бродит какой-то мужик. Ну ничего. Мне-то надо налево! Резко сворачиваю в сторону и, пригибаясь в густом травняке (были, были предки партизанами!), пролетаю последние метров пятьдесят до заветной полянки...

Тот же смешанный берёзово-сосновый лесок, те же недоразвитые лесопосадки по старой паленине, между ними тот же густой земляничник, сверху то же самое доброе уральское небо, но... Да, поработали профессионалы классом не ниже моего. Когда? Сегодня? Вряд ли. Скорее всего вчера в послеобеденное время, когда я суетливо и тщетно занимался пустыми домашними хлопотами.

Ну сколько раз говорил себе, дураку: начался сбор, без посуды в лес ходить нельзя! Земляника – не грузди, в полиэтиленовый мешок не соберёшь. Да, жаль, а я уже банки с вареньем считал. Побродил вокруг растерянно и поплёлся прочь от этой «моей» полянки. Все мои мечты всыпала себе в ведро чья-то алчная, нет, удачливая, рука.

Но растерянность моя продолжалась недолго. Как вы уже догадались, я – человек бывалый, привыкший попадать и выбираться из разных жизненных передряг.

Да-да-да... Горелый лес сосновый, а между густыми высокими бодяками – как посаженные плантации дикой земляники (одной из самых целебных ягод северного полушария)...

Вспоминаю тут же, что за ручьём, километрах в двух, находится огромная, гектаров в семь, выжженная два года назад пустошь с редкими, уже не зелёными, а кроваво-коричневыми, всё же не уцелевшими соснами.

В прошлом году забегал туда, смотрел, но особенного ничего там не было, даже запах ещё стоял горелого леса.

Издалека вижу такие же, высотой в метр, дикие фиолетовые цветы, названия которых я не знаю (а может, и никто не знает). А народ есть в лесу, кричит, перекликается. Что поделаешь? Город-то рядом. Самая беднота тут вокруг него и роется, добывает себе пропитание. И ногам своим за проезд платить не надо, и для здоровья пользительно. Хорошо быть – идейным – бедняком!

Врываюсь в этот полудикий, с редкими, уже помеченными к срубу, обречёнными, но восхитительно стройными соснами, лес. Ага. Есть ягодка. Начинаю сбор. Вообще-то, земляники много не наберёшь.

Мой личный рекорд – ведро 12,5 литров. А, каково? Не верите? Кто собирал землянику, тот поймёт, что это такое – ведро земляники лесной припереть домой. А было так: поехал лет десять назад в начале июля электричкой до ст.Пивкино по клубнику (есть там у меня, как и у многих, заветные полянки). Но клубничка оказалась незрелой, зелёной ещё. Зашёл по пути в лесную чащобу, вижу: красно от ягод. Сперва, как обычно, в рот, потом банку литровую набрал, потом махнул рукой на клубнику и пополз, и пополз... И на участке всего-то метров 50x50 набрал полное с верхом ведро (а земляника имеет ещё и свойство утрамбовываться: ты её сверху бросаешь, а она внизу слипается и оседает. Да и ягодка эта, как ведомо, не самая крупная в наших лесах). Вишни, конечно, можно и три ведра нахлестать, а земляники... в общем, ведро набрал – совершил, можно сказать, трудовой подвиг... В восемь часов вечера попробовал встать. Спина моя, бедная, до сих пор помнит, как я её раз-ги-бал!

Думаю, что четыре литра лесной земляники – уже хорошо, и посуду беру соответственно этой, разумной норме. Итак, собираю...

Летит времечко, ягодка поднимается к горлышку, значит, уже почти три литра есть, да ещё банка литровая с водой про запас имеется. Настроение улучшается. А люди всё же вокруг шмыгают, перекликаются, ну, как бы конкуренты. Пусть себе собирают, пока ягода ещё ничья: не акционирована и не приватизирована, можно сказать, народная ягодка.

Вообще-то разному человеку для счастья разное надо. Кому-то нужно на смене биржевого курса миллиард закарманить; а я сегодня четыре литра земляники наберу, буду возвращаться домой и песенки распевать. А чьё счастье полнокровней – об этом ещё поспорить можно.

Я, когда в лесу промышляю грибы или ягоды, и особенное если день выдаётся удачливым, люблю с такими же как я, промысловиками, словом-другим перекинуться. Ведь в лесу-то, уж поверьте моему опыту, с туесками и корзинками только хорошие люди ходят. Плохие-то, особенно сейчас, по городским каменным трущобам за призрачным счастьем гоняются, и в зелёных чащобах я таких не встречал никогда.

И ещё люблю я не просто поговорить со встречным лесным хорошим людом, а сказать им, труженикам этим, что-нибудь приятное, ну, комплимент какой-нибудь, даже порой польстить немного, похвалить, подбодрить, знаю ведь, что в городе ждут их одни грубости и оскорбления на каждом шагу... Но не подумайте, что я – какой-нибудь записной корыстный льстец. Нет, совсем напротив!

Ни один из моих бывших начальников (а они сейчас все уже, наверное, на пенсии, если живы; книжки читают, может быть, и мою книжку прочтут, если её, конечно, напечатают). Так вот, ни один из моих бывших начальников никогда не скажет, что слышал от меня хоть одно слово льстивое, что я поклонился им когда-нибудь ниже приличной нормы, или забежал вперёд на полусогнутых. Нет, такого не было никогда, что, кстати, весьма их удивляло, так как вокруг всех начальников во все времена столько преданных скрюченных подчинённых постоянно расточают медоточивые пакостные словечки, стараются угодить, упредить желания, что независимый, самостоятельно мыслящий и дающий отпор чиновничьему произволу человек всегда вызывает в них искреннее удивление (это в умных начальниках) или неподдельный гнев (это в других, коих, увы, подавляющее большинство).

Сколько вокруг них всегда вертелось этих партийцев и комсомольцев (теперь уже бывших), помните, как главный комсомолец первому Президенту нашему (тоже не последнему мерзавчику) резанул с трибуны: «Зачем вы (подхалимы то есть) восхваляете так нашего дорогого Президента, ведь он настолько велик, что не нуждается ни в каких восхвалениях...» – И как только бедная русская земля таких говнюков выдерживает!