–      Серёжа! Что делать? – прошептала Ольга Юрьевна.

–      Быстро иди и закрой калитку. Запри ворота. На улицу не выглядывай.

Ольга ушла во двор. Серёжа развернул немного тело Николая. Тот продолжал дёргаться и хрипеть. На голове его зияла глубокая рана. Серёжа подумал немного. Потом обеими руками взял лохматую жениховскую голову... и снова вернул её в прежнее положение. Николай сразу перестал хрипеть. Через некоторое время Серёжа проверил пульс. Пульс не прощупывался. Всё. Теперь предстояло думать, что делать дальше. Вернулась бледная, дрожащая от испуга Оленька.

–      Серёжа! Как он? Живой?

–      Нет! Отмучился бедняга. Умер.

–      Значит, я убила его?!

–      Да никого ты не убивала! Он пьяный, упал, ударился головой об стоящий на полу утюг... и всё.

Оленьку трясло как в лихорадке. Серёжа тоже было не по себе. Что делать? Вдруг Оленька решилась.

–      Я пойду в милицию и напишу заявление, что это я убила его, потому что он хотел убить тебя.

–      Дура! Кто там будет разбираться! Обоим по пятнадцать дадут и будут довольны. Ты в лагере никогда не бывала, а я там был. Ничего хорошего там нет.

–      Серёжа, а что ты там делал?

–      В лагере? Учился нотной грамоте и на баяне играть.

–      Серёженька, а что нам теперь делать?

–      Пойдём сперва во двор, успокоимся.

Серёжа стал обходить и внимательно осматривать двор, Оленька машинально ходила следом за ним. Наконец Серёжа указал на свободное место рядом с сараем.

–      Вот здесь закопаем твоего жениха Николая!

–      Серёженька! Я боюсь!

–      Оленька, если ты пойдёшь и заявишь, нас, наверное, засудят, а если мы его здесь закопаем... то дело может обернуться совсем по–другому. Будешь меня слушаться?

–      Да, Серёженька.

–      Так. Инструменты в сарайке есть. У тебя, случайно, фонарика нет?

–      Есть.

–      Вот и хорошо. Может пригодиться. Сейчас идём в дом. Я займусь им, а ты растопи печку.

–      Зачем, Серёженька?

–      Ольга Юрьевна! у нас очень мало времени. Хорошо, что у нас заборы высокие, а вдруг кто–нибудь придёт? Тогда нам, Оленька, – каюк. Я уже всё продумал. Надо всё делать быстро.

Когда вернулись в дом, Ольга занялась растопкой печи, а Серёжа подошёл к невинно усопшему «жениху». Серёжа постоял, подумал и приступил к решительным действиям. Он вытащил из сумки Николая букет, там ещё оказалась бутылка коньяка и коробка конфет (бедняга, оказывается, рассчитывал на полный успех!). После этого Серёжа осторожно снял с руки убитого часы и положил их вместе со злополучным утюгом в эту же «коньячную» сумку, снял ботинки, вывернул все его карманы, содержимое выложил на стол. Просмотрев паспорт убитого и его бумажник, Серёжа подержал стопочку денег в руке, как бы взвешивая их, но потом вздохнул покаянно... и всё же засунул деньги в карман своего пиджака. В комнату вошла Ольга. Она, кажется, понемногу приходила в себя.

–      Оля! Принеси ещё одну сумку!

В эту сумку Серёжа затолкал «жениховский» букет, его ботинки, потом сказал Ольге:

–      Оля! Сейчас мне потребуется ваша помощь. Только вы не бойтесь: он уже мёртв и не опасен. Вот эти две сумки я выброшу в разных местах, а его придётся раздеть, все его вещи и паспорт сожжём в печке, а его вытащим (тяжело, конечно, будет) в огород, и там я его закопаю. Скоро стемнеет совсем. Надо торопиться. Ты боишься?

–      Да, Серёженька. Но я всё сделаю.

Потом Кое-как прикантовали на половике огромное тело Николая к месту его предполагаемого захоронения, прикрыли другим половиком. Серёжа принёс из сарайки совковую и штыковую лопаты, ломик на всякий случай. Вернулся в дом, взял с собой фонарик и сделал Ольге очередные указания:

–      Оля! Сперва брось в печку паспорт, потом его вещи подбрасывай по одной, всё проверь в комнате, наведи порядок, вымой полы, а потом сиди спокойно, не волнуйся. Жди меня. Там я один управлюсь. Ты, Оленька, главное, не волнуйся. Она сам во всём виноват. А ты его откуда знаешь?

–      Рядом с нашим общежитием находилось рабочее общежитие. Он жил там и ходил в гости к Наде Назаровой. А потом что–то надумал и предложил мне выйти за него замуж. Я ему, конечно, отказала. Он ушёл. А оказывается, что не забыл.

–      Ничего, Оленька! Ты ни в чём не виновата. Делай, что я тебе сказал и не волнуйся. Комнату посмотри очень тщательно, чтобы никаких сладов не осталось. Всё. Я ухожу.

Серёжа разметил примерно участок ямы и начал копать. Земля была чёрная, мягкая и податливая. Когда Серёжа углубился примерно на метр, его вдруг осенило: «А где же глиняный слой? Вот с этого бока вроде есть, а здесь нет. Здесь уже что–то закапывали. А если ещё один покойник! Вот это будут дела! Оленька вообще с ума сойдёт. Может, пойти и выкопать яму в другом месте? Нет, уже поздно. Покопаю ещё здесь немного, потом сброшу его сюда и зарою.

Серёжа продолжил свою работу. Фонарик не понадобился. Ночь наступила лунная и звёздная. В ночной прохладе привычному к такому труду Серёжке работалось легко. Его только смущало отсутствие глины. Серёжа в очередной раз воткнул штыковую лопату в землю... И тут что–то брякнуло. Полштыка вошло в землю. Дальше было что–то твёрдое. Серёжа вылез из ямы, сбегал в сарайку, притащил оттуда таз и стал осторожно сгребать в него землю вокруг этого «твёрдого». Он откопал кожаный мешок, туго перевязанный кожаным ремнём, развязал этот ремень, внутри оказался ещё один мешок, а потом что–то тускло блеснуло в лунном свете. Серёжа ощутил в ладони металлический холод, а во рту вдруг – вкус железа. Камень был настолько тяжёлым, что Серёжа сразу понял: у него в руке золотой самородок! Мешок был не такого уж большого размера, но весил, пожалуй, около двух пудов! Там было чистое самородное золото! Серёжа с утроенным энтузиазмом продолжил свою работу.

В яме оказалось три мешка с самородками и небольшими кусками золота и четыре мешка с золотым песком. Вот ниже их только и начинался глиняный слой. Серёжа покопал ещё немного по бокам. Кругом была глина. Больше ничего не было. Только 200 килограмм чистого уральского золота! Теперь понятно, почему его хозяева не вернулись из тайги! Их просто убили на прииске точно вот за такое же спрыснутое человеческой кровью золото!

Серёжа притащил Кое-как по одному мешки в сарайку и замаскировал их старой мешковиной и разной, выброшенной за ненадобностью домашней утварью. Потом вернулся к мирно дожидавшемуся его Николаю, свалил его в яму (здорово ухнуло, как бы соседи не проснулись), сбросил на него половики, быстренько совковой лопатой забросал яму чернозёмом, сровняв с землёй первый Оленькин шанс выйти замуж.

Серёжа вернулся в дом. На кухне сидела и плакала пригорюнившаяся Оленька. Серёжа взял обе приготовленные сумки и попытался подбодрить Олю.

– Ольга! Я через час вернусь. Не надо плакать. Назад теперь уж ничего не повернуть. Нам с тобой надо молчать до самой глубокой старости. Он сам во всём виноват.

Часы и утюг Серёжа забросил в пруд, как можно дальше от берега и в разных местах. Ботинки поставил аккуратно возле отдалённой от Ольгиного дома мусорки (Ботинки хорошие. Пусть кто–нибудь носит на здоровье). Остальное всё разбросал в разных местах.

Когда он вернулся домой, Ольга уже не плакала, но сидела по– прежнему на кухне в той же самой позе.

Пока Серёжа тщательно умывался, он думал: «Сказать Ольге о мешках? Нет, не стоит. Она и так уже несчастна. Да и папа не рекомендует посвящать женщин в подобные опасные дела. Пусть успокоится, может потом когда-нибудь... А золото здесь оставлять нельзя. Та же Марфа Сергеевна может найти его, и тогда всё раскрутится очень быстро. Завтра же на Граните приеду сюда... Нет, наложу в телегу берёзовых дров и повезу их в город. Никто и не подумает ничего плохого.

Приеду днём, когда Ольга будет в школе... Нет, ничего ей говорить не надо. Пусть живёт пока спокойно».

Зайдя на кухню, Серёжа залпом опустошил пол–литровую банку с водой. На столе был приготовлен для него завтрак. Ольга равнодушно и отрешённо смотрела на еду.